Бей. Беги. Замри - Валери Тонг Куонг
Незадолго до Рождества Пагона преподает ей самый яркий урок. Змей появляется однажды вечером, когда все высыпают во двор после занятий. С ним его банда. Анна замирает.
– Эй, зассыха!
Пагона выходит вперед, гордо смотрит на Змея, складывает на груди свои сильные руки и вдруг плюет в него. Плевок попадает ему на сапог.
Все молчат. Проходит минута, за ней вторая. Анна почти полностью скрывается за спиной Пагоны, ее сердце колотится как бешеное.
– Кто эта чокнутая? – растерянно спрашивает Змей, стараясь не потерять лицо, ведь Пагона Гамботти, надо сказать, в два, а то и в три раза крупнее его.
А потом он переключается на что-то другое.
Анна ущипнула себя, чтобы убедиться: это не сон, все происходит на самом деле, и это чудо – Пагона укусила Змея! Она начинает думать, что теперь все может измениться. Она улыбается, просыпаясь, перестает сутулиться, больше не боится, что ее будут преследовать. Она чувствует себя в безопасности. Пагона приглашает ее к себе домой, и Анна открывает для себя поленту, овечий сыр броччо и корсиканское многоголосное пение. По средам и субботам девочки валяются на кровати Пагоны, рассматривают ее альбомы с фотографиями, слушают музыку, обсуждают летние каникулы. Пагона хочет пригласить Анну на Корсику. Они будут кататься на лодке, ходить на пляж, гулять среди густых маки́[9], пойдут на бал 14 июля[10]. Анна знает, что этому не бывать: родителям поездка не по карману (каникулы Анна всегда проводит в своей комнате или в подсобке магазина), но она разрешает себе помечтать, притворяется, что верит обещаниям Пагоны, да и на самом деле чуть-чуть им верит. И это так хорошо.
Передышка длится четыре месяца.
Однажды в марте, когда они выходят из столовой, перед ними вдруг появляется какая-то девушка.
– Бонджорну! – говорит она.
И Пагона вдруг сияет улыбкой. Анна сразу узнает певучий язык, на котором та отвечает. Новенькая учится в третьем классе. Высокая, темноволосая, с матовым цветом лица и двумя пылающими угольками вместо глаз.
– Корсиканка! – восклицает Пагона, как будто Анна нуждается в объяснении.
Раздается звонок, зовущий обратно в класс, а в сердце Анны воет сирена.
– Иди, – говорит ей Пагона. – Я приду через минуту.
На следующей перемене она предупреждает Анну, что договорилась встретиться с той девочкой, им нужно обсудить что-то важное и это только между ними.
Анна понимает: все кончилось – так же внезапно, как и началось.
Пагона больше не приглашает ее, больше не предлагает вместе сделать доклад и никогда больше не бывает свободна ни в среду, ни в субботу. Она сидит рядом с Анной в классе, но только если больше нигде нет места, и обращается к ней только в случае крайней необходимости. Когда Анна робко жалуется на то, что Пагона ее совсем забыла, та закатывает глаза и называет ее ребенком.
– Как можно быть такой глупой!
Это настоящая пытка. Нет слов, чтобы описать страдания Анны. Она чувствует себя так, будто ее снова привязали к решетке – и она одна, всеми брошенная и забытая. Учительница французского вызывает ее к себе. Она наблюдала за обеими девочками, видит осунувшееся лицо Анны и, конечно, понимает, в чем дело, – за двадцать лет преподавания в школе она не раз видела разрушительные последствия внезапно оборванной дружбы, ей многое известно о непостоянстве и жестокости подростков.
Она спрашивает Анну: «Кем вы были друг для друга?» Анна задумывается. Пагона была для нее всем. Утешением, решением проблем, силой, свободой, всем на свете.
А чем она была для Пагоны?
Она не знает. Она больше ничего не знает.
– Подумайте еще, – настаивает учительница.
И Анна, наконец, понимает, на какую мысль ее наводят. Она перематывает назад дни, проведенные в гостях у Пагоны. Разговоры, в которых солировала Пагона, и ее равнодушие, принимаемое Анной за такт или скромность.
Теперь Анна знает, кем была: фоном, инструментом, орудием, прихотью, вещью. Игрушкой, которая надоела, когда вдруг появилась новая, более сложная и интересная.
Она сжимается, опускает голову.
– Поверьте, – говорит учительница, – вам никто не нужен, чтобы добиться успеха. Даже Пагона Гамботти.
Указательным пальцем она постукивает Анну по лбу.
– Все, что нужно, находится здесь. Просто используйте свои ресурсы.
– Спасибо, мадам, – вежливо отвечает Анна.
* * *
Казнь Анны происходит в июне, когда Змей появляется снова. Анна замечает его из глубины двора, она видит его сутулую фигуру, непропорционально большие руки, видит, как он подчеркнуто небрежно стряхивает пепел с сигареты. Все ее тело леденеет. Она надеялась, что он больше не вернется, что теперь он охотится в другом месте, но вот он – снова здесь. Она оборачивается, инстинктивно ищет взглядом Пагону. «Какая же ты дура», – шепчет она себе. На глаза наворачиваются слезы, она лихорадочно соображает: может быть, еще можно убежать? Она расплетает косичку, опускает голову, прячется за волосами. Во дворе полно учеников, она проскальзывает в середину одной из групп и на ватных ногах, не поднимая глаз, проходит мимо монстра, еще несколько метров. «Получилось!» – думает она, ничего не произошло, ни одного оскорбления, она прибавляет шаг, но тут на ее плечо опускается рука, заставляет резко остановиться.
– Куда собралась, зассыха, да еще в таком виде?
Их примерно полдюжины, они обступили ее. Самому старшему лет семнадцать, максимум восемнадцать. На них джинсовые куртки, кожаные ботинки с острым носом, очки-авиаторы. Они короли мира.
Змей улыбается так, что Анна начинает икать.
– Я иду домой, – в ужасе отвечает она.
– Что ж, мы тебя проводим.
Они окружают ее. Она идет. Никто не обращает на них внимания, ученики разбрелись веселыми стайками. Анна с отчаянием и завистью смотрит на них – на подростков, на которых она никогда не была и не будет похожа, на тех, кто возвращается в безопасные и уютные дома, в безопасную и уютную жизнь, где так весело расти.
– Иди, зассыха, мамочка тебя ждет! А мы с ней поздороваемся!
– Оставьте меня в покое, – молит она еле слышно.
Они хохочут. Анна получает удар по спине, шлепок по ягодицам.
Она думает, что нужно сбить их со следа, нельзя показывать им, где она живет. Рано или поздно они устанут и уйдут. Им захочется новую игрушку. Она идет по одной улице, сворачивает на другую, ходит кругами. Они говорят между собой так, будто ее вообще тут нет.
– Почему вы не оставите меня в покое? – осмеливается наконец проговорить Анна.
– Заткнись, – повторяет Змей. – И спроси у своей подружки.
– Я живу тут рядом, – говорит один из парней. – Можно пойти ко мне в гараж. Родители на работе.
– Прекрасная идея, – шипит Змей. – Эй, зассыха, ты идешь с нами.
– Нет, – умоляет Анна, но так тихо, что ее никто не слышит.
Они липнут к ней, задевают ее, прикасаются к ней. Издалека можно подумать, что они защищают ее, но на самом деле вот-вот разорвут.
Анна плетется за ними, бороться бесполезно.
Она сдается.
Темный гараж, старый диван из желтой, заляпанной пятнами кожи, лужи масла из старых двигателей, грязные пальцы под платьем, на ягодицах, в ее щелке, когти, впивающиеся в ее маленькую грудь, слюна, сперма, запах табака, запах пива, запах бензина.
* * *
Анна закрывает глаза, она больше не плачет, она просто падает, у этой дыры нет дна, падению нет конца, она падает, падает и думает: «Они не знают, где я живу».
Это уже второе свидание. Анна покидает аптеку в два часа, когда сменить ее
