Крик полуночной цикады - Ольга Михайлова
Лицо Ван Шэна побелело. Лис лисом, но…
— Вы не шутите, старший? Родной отец велел избить и выкинуть вас из дома?
Сюаньженя это, казалось, нисколько не волновало и явно осталось в прошлом.
— Ну, что тут поделаешь? Слишком много было наследников. Мной и пожертвовали. Но когда дело касается родителей, можно только подставить спину, утешая себя тем, что не ты неправ.
— Так вы не Чень?
— Мой отец Линь Юань, он знатен и богат, но, да простит меня великий Кун-цзы, склонен верить любой подлой бабе в собственном доме и не склонен думать своей головой. Он отрёкся от меня и заявил на весь город, что я ему больше не сын.
— Боги… — Шэну всегда казалось, что нет ничего хуже отца, которому ты просто не нужен, но этот бодхисатва так спокойно говорит об отказе его отца от родства, о своём публичном унижении и наказании, точно речь шла о покупке нового веера!
— Ничего страшного. Взамен я обрёл нового отца. Чень Цзинлун — благородный муж большого ума и тот, кого не стыдно назвать отцом. Он и оплатил мне дорогу сюда. Горько, конечно, когда посторонние оказываются ближе родных, но трезво подумав, я полагаю, что всё к лучшему.
Лицо Ван Шэна перекосило мукой.
— Да, ближе родных… Когда я на кладбище набрёл на могилу Фу Юншэна и попросил его быть моим отцом, я был просто в отчаянии. Меня травили, как бастарда, и издевались надо мной, сколько себя помню. Только учитель Дун Фан да монах Лян заботились обо мне и учили. И даже когда мы попали в дом отца после наводнения, для меня мачеха оказалась добрее родного отца. Он никогда не хотел меня знать.
— Даже так? — удивился Сюаньжень, — А я думал, что ты из знатной княжеской семейки. Такой красавец…
— Меня шестнадцать лет в городе звали Чжао Шэном, по матери.
Сюаньжень отмахнулся.
— Ладно, не будем бередить дурные воспоминания и обиды. Оставим их в прошлом.
— Но разве тебе… простите, вам, старший, никогда не хотелось доказать тем, кто отверг вас, что вы чего-то стоите?
Сюаньжень усмехнулся.
— Можешь называть меня на ты. Что до твоего вопроса, то нет, мне ничего никому доказывать не хочется. Я никогда не смогу убедить господина Линя Юаня в том, что он глупец. Это просто невозможно. Даже если я стану Сыном Неба и завоюю полмира, моя родня сочтёт, что мне просто повезло. И потому вместо того, чтобы завоевывать мир и пытаться кого-то в чём-то убедить, стоит найти в этом мире своё место, и достойно делать то, в чём сведущ и что тебе интересно. А время само всё расставит по местам. И мне сегодня показалось, что знаю, чем бы хотел бы заниматься.
Шэн невинно поинтересовался:
— Стать судьей и раскрывать преступления, подобно великому судье Ди, пользуясь лисьим нюхом, я правильно понял? А, кстати, забыл спросить, не достопочтенный ли лис Сяо Ху сообщил тебе, старший, перед экзаменом тему сочинения?
— Ну да, он. Но это же был просто сон! — Сюаньжень пожал плечами. — Однако раз уж стало ясно, что мы с тобой — одной норы барсуки, скажи, если ты можешь призвать мёртвого духа, можешь ли ты… допрашивать покойников?
Шэн не ответил, замерев с полуоткрытым ртом.
— Не пробовал?
Шэн растерянно потер лоб ладонью.
— И в голову не входило мёртвым духом на хлеб зарабатывать. Я вообще-то думал, не сдам экзамена — в музыканты подамся…
— А я про армию думал, но…
— Что за вздор! Какая армия? После сегодняшнего расследования тебя и Юань, и Чжан — оба канцлера заприметили. Если не сдашь, в канцелярию к Юаню всё равно сможешь устроиться.
На скулах Сюаньженя заиграли желваки.
— Нет. Милостыню я мог принять только от Ченя Цзинлуна. Постой! А ты откуда знаешь, что они меня приметили? Я-то их разговор услышал, а ты-то как узнал?
— Просто по лицам всёпонял, — пожал плечами Ван Шэн. — Но я бы на твоём месте не петушился бы. Работа под покровительством Юаня все двери в столице откроет.
Сюаньжень поморщился.
— Не петушусь я вовсе. Если чиновничий ранг — твоя заслуга, это одно, а если милость канцлера — это другое. Я должен попасть в первую десятку: у них есть возможность устроиться в столице. Но сейчас я подумал: лучше просто зарегистрируюсь в ямыне[1] и открою контору по поиску пропавших вещей и расследованию убийств. А ты… может, присоединишься?
Шэн растерялся. Он действительно никогда не думал зарабатывать своим потусторонним даром. Но сама идея была недурна, да и этот Лис-бодхисатва тоже нравился ему. Чем глотку в театре драть, лучше и впрямь уголовные загадки разгадывать, как великий судья Ди?
— Но зачем я тебе, старший? За компанию?
— С чего бы? Я раскрою преступление только по свежим следам, но не все преступления раскрываются по свежим следам. А умение говорить с мертвецами и видеть суть человека? Это дорогого стоит.
Шэн пожал плечами. Он всегда восхищался судьей Ди и любил забываться от собственных забот, слушая рассказы старика Дун Фана о раскрытии сложных преступлений. Но самому стать судьей?
— Ладно, но подождём результатов экзамена, а там и решать будем, куда деваться. А пока, может, пройдемся по городу?
Сюаньжень не возразил.
Оба вышли в город. На площади перед храмом Конфуция шло театральное представление. Голоса актёров, крики торговцев и гул толпы сливались в шум, подобный жужжанию тысяч шмелей. Вся площадь была запружена народом, женщины смотрели на актёров, стоя на телегах, через головы публики.
Оркестр на сцене состоял всего из восьми музыкантов. Сквозь шум толпы неслись звон меди, завывание гонга, и удары барабана, отбивающего ритм. Повелительный жест актёра, слово, поворот головы и даже глаз, — всё подчинялось этому ритму, и эта музыка пьянила и влекла.
Слушая игру актёров, Шэн изумился их совершенной дикции, доносящей слова даже сквозь многоголосый шум толпы и вопли разносчиков.
Однако на лице Ченя Сюаньжена никакого восторга не читалось.
— Тебе не нравится представление? — с удивлением спросил Шэн Сюаньженя.
Тот с досадой вынул веер и прикрыл нос ладонью.
— Что тут может понравиться?
