Пусть она уйдет - Никола Сандерс
– Но я пытаюсь! Я просто прошу у тебя совета!
Он хмурится и внимательно смотрит на меня.
– Пытаешься? Правда?
– Конечно! Откуда такой вопрос?
Он достает бутылку скотча.
– Ну, для начала, мне кажется, что неплохо было бы поставить свежих цветов к ней в комнату перед ее приездом.
– Что? Какое это вообще имеет отношение к делу? И я поставила! Я собрала букет из розмарина и подснежников в саду. У нас такие красивые сорта! А у розмарина очень милые серебристые цветочки в это время года. И они прекрасно пахнут.
– Ну, конечно, – закатывает глаза он. Ричард наливает себе выпить, а потом поворачивается ко мне. – Я просто думаю, что был бы уместен красивый букет цветов. Что-нибудь особенное.
Я буквально теряю дар речи.
– Но я подумала, что букет из нашего сада – это и есть что-то особенное.
Он вздыхает.
– Разумеется. Ты так подумала.
Я выпрямляюсь и упираю руки в бока.
– Что ты хочешь этим сказать?
Но я знаю что. Я из более низкой социокультурной прослойки, чем он или любой из его друзей. Даже Изабелла. И Диана была из богатой семьи, очень богатой. А я – просто средненький агент по недвижимости, который даже профильные экзамены не сдал. У меня недостаточно утонченный вкус. Когда мы только начали встречаться с Ричардом, он повез меня в Эскот стрелять по движущейся мишени. Меня аж передернуло. Когда я сказала ему, что минимум лет до шестнадцати считала, что мишени движутся, потому что они живые, он расхохотался.
– Ты что, в пещере выросла? Как можно не знать, что такое стрельба по движущейся мишени?
– Я была совсем юная, – угрюмо ответила я.
Он снова рассмеялся. Хотя, когда я не попала ни по одной из них, он уже не смеялся.
– Главное – стараться и стрелять точно, милая, – устало сказал Ричард.
А потом как-то вечером он повел меня ужинать в «Ле Гаврош». Я все еще помню его лицо, когда он увидел юбку моего бархатного платья. На следующей день Ричард повел меня на шопинг в «Хэрродс». Не то чтобы я сопротивлялась. На самом деле это довольно эротичный опыт: когда мужчина, в которого ты начинаешь влюбляться, просит тебя позировать в красивых платьях. На один день я почувствовала себя Красоткой из фильма. Но Ричард никогда не прекращал советовать, что стоит носить или какую посуду покупать. А когда мы обсуждали переоборудование кухни, он попросил меня показать ему финальный вариант.
– Просто чтобы удостовериться, – сказал он тогда.
– Удостовериться в чем?
– Что нам обоим понравится, – просто ответил он и поцеловал меня в лоб.
Я бы, разумеется, и так с ним все согласовала. Очевидно, что нам обоим должно было нравиться, но у меня сразу возникло чувство, что он имел в виду не это. На самом деле он хотел сказать что-то в духе: «Удостовериться, что ты не купишь какую-нибудь дешевую дрянь из Икеи».
– Неважно, хочешь выпить? – говорит он и смотрит мне через плечо. – Хлоя, милая, вот и ты. Чего бы ты хотела? Джина с тоником?
Я резко оборачиваюсь. По ее позе – она прислоняется к дверному косяку, опустив руку в карман, а с другой спокойно свисает видеоняня – я понимаю, что она стоит тут уже какое-то время. Она улыбается мне, но лишь уголком рта. С издевкой. И тут у меня в голове возникает отвратительная мысль: Ричард знал о ее присутствии, и именно поэтому прочел мне лекцию о том, что я недостаточно стараюсь. Он хотел дать Хлое понять, что он на ее стороне.
Мотаю головой, прогоняя эти мысли. Даже допускать такое коварство – чудовищно.
Я становлюсь параноиком. И меня беспокоит, с какой скоростью. Очень беспокоит.
Приходится задаться вопросом: не превращаюсь ли я в свою мать?
Глава 12
После крайне сдержанного ужина я раскладываю остатки еды по контейнерам, а Ричард, который весь вечер боролся с зевотой, собирает тарелки, чтобы загрузить в посудомойку.
– Я сделаю! – вскакивает Хлоя. – Ты так устал, папуль. Ты очень много работаешь. Нечестно, чтобы ты еще и тарелки убирал, помимо всего прочего.
– Что же, – говорит он, – это очень мило с твоей стороны, дорогая. Я действительно подустал, так что, если вы не против, пойду наверх.
– Конечно, папуль! – пропевает она. – Я помогу Джоанн. С удовольствием.
– Спасибо, моя милая девочка, – он целует ее в лоб.
Как только Ричард выходит из комнаты, Хлоя хватает со стола бутылку вина, наполняет свой бокал до краев и прислоняется к столешнице. На ней короткий топ, который демонстрирует пресс, и я не могу удержаться от косого взгляда. Она очень худая и, судя по кубикам, еще и качается. Хлоя складывает руки на груди и отпивает из бокала.
– Приятный вкус, – говорит она, поднимая бокал на свет. – По правде сказать, ничего в этом не понимаю. Слушай, Джоанн, а ты правда не можешь кормить? Или просто так говоришь, чтобы надираться каждый вечер?
Я расправляю плечи. Не поведусь на провокацию. Не проглочу эту наживку. Я с полной невозмутимостью продолжаю складывать лотки в холодильник.
– Нет, правда, просто интересно, – продолжает она.
– Мне казалось, ты собиралась загрузить посудомойку.
– Я просто так сказала, чтобы папа этого не делал. Не могу поверить, что ты позволяешь ему загружать посудомойку. Серьезно, он же пашет целыми днями. И всегда так было. Уверена, он поздно возвращается по вечерам, да?
Я напрягаюсь.
– Иногда. Сейчас он работает над очень большой реструктуризацией.
– Вот именно. А потом он приходит домой, явно без сил, и ты заставляешь его загружать посудомойку? – Хлоя качает головой. – Я этого просто не понимаю. Ты не очень-то сильно занята, Джоанн. У тебя есть уборщица, садовник, няня… Не то чтобы у тебя очень много дел. – Она отталкивается от столешницы. – Наверное, пойду посмотрю телевизор.
У самой двери она хватается за ручку и резко разворачивается.
– А если скажешь папе, что я не загрузила посудомойку, я буду это отрицать. И еще одна маленькая подсказка на будущее. Он всегда будет выбирать меня. А если не веришь, почему бы просто не спросить у него?
Мне отчаянно хотелось обсудить с Ричардом этот разговор, когда я шла спать. И я чуть не сделала это. Но что бы я сказала? «Мне кажется, я ей не очень нравлюсь. Правда. И я ничего не придумываю. Она очень груба со мной, когда тебя нет рядом». Но я понимала: он наверняка скажет, что это я недостаточно сильно стараюсь. Поэтому не стала.
Что-то будит меня среди ночи. Вокруг темно, тихо, и рядом со мной, слегка посапывая, спит Ричард.
Хватаю видеоняню и щурюсь на экран. На нем полная темнота. Я что, случайно его выключила? Нет. Но никаких звуков не слышно – только темная зернистая картинка.
Я сбрасываю с себя одеяло, накидываю халат и выскальзываю за дверь. В коридоре полная темнота. На цыпочках подхожу к детской и удивляюсь, что дверь лишь слегка приоткрыта, а не распахнута, как обычно. А еще ночник Эви выключен, а я точно помню, что перед сном оставила его включенным, как всегда.
Медленно открываю дверь. По спине пробегает дрожь. В ванной горит свет, но дверь закрыта. Я не оставляла свет в ванной. Я уверена в этом. И все же он пробивается из-под двери.
Я спешу к кроватке, мои босые ноги бесшумно ступают по ковру. У меня колотится сердце, когда я заглядываю внутрь. Но с Эви все хорошо. Она спит. С каждым вдохом ее маленькая грудь поднимается и опускается, на губах лопается пузырек слюны. Но потом я вижу, что у нее мокрые щеки. Она плакала?
Подскакиваю от шума в ванной. Мое сердце бухает в груди, когда я приоткрываю дверь ровно настолько, чтобы увидеть у раковины Хлою. Она стоит спиной ко мне и проверяет бутылочку «Калпола» на свет.
– Какого черта ты здесь делаешь?
Она вздрагивает и поворачивается. Бутылочка выскальзывает у нее из рук и разбивается о плиточный пол.
– Что ты тут…
– Я ничего не делала! – кричит она.
Я показываю на разлетевшиеся по полу осколки.
– Что ты делаешь с лекарством Эви?
– Я просто хотела дать ей немного, потому что она плакала!
– Дать немного?!
– Что тут происходит? – гремит голос Ричарда у меня за спиной.
– Я ничего не делала, пап! – заливается слезами Хлоя. – Я услышала, как Эви плачет,
