Чёрные вдовы - Владимир Волкович
– Лиечка, – Александр назвал жену ласковым именем, которое употреблял почти всегда, – как ты думаешь дочку назвать?
– Пока не надумала, много имён в голове вертятся, но ни одно в душу не западает.
– А давай назовём её именем прабабушки, которая была графского сословия, и рода древнего ирландского, да английской королевы Марии Стюарт прямой потомок.
– Я что-то запамятовала, как её звали.
– Мария!
– О, Мария! Древнееврейское имя Мириям. Думаю, что подойдёт.
Ни профессор Бергер, ни его супруга Лия ничего не слышали о Марии Тарновской, хотя совсем, по меркам истории, недолгое время назад о ней говорил и писал весь цивилизованный мир. Большинство тех, кто знал об этом нашумевшем случае, сгорели в пламени трёх войн, кого-то расстреляли в тридцатых, кто-то эмигрировал из Страны Советов и состарился. Во времена Тарновской её и похожие истории ещё волновали мир, но после того, как в жестоких муках умирали миллионы, смертельно-пикантный случай прекрасной графини как-то затушевался, а в стране победившего социализма о таких вещах и вообще не принято было говорить.
Всего десять лет назад закончилась страшная война, и о детях, рождённых в такой интеллигентной, обеспеченной семье, говорили, что «они родились с золотой ложкой во рту». Отец – профессор, доктор технических наук, заведующий отделом крупного научно-исследовательского института, мать – преподаватель французского, английского и немецкого языков в столичных вузах. Можно сказать, что ребёнок из «советского, графского рода». Казалось, что вместе с именем Марии Бергер передалось нечто элитарное от её прабабушки Марии Тарновской.
– Ой, какая куколка! – всплёскивали руками родственники и друзья, рассматривая ребёнка.
– Да что там поймёшь, вот через пару-тройку лет будет ясно, – небрежно отвечал Александр, немножко красуясь. Ему было приятно, что после стольких лет бездетности родился такой красивый ребёнок.
Родители с самого рождения вкладывали в дочку всё самое лучшее, что знали и умели. Но прилагать для этого усилия совсем не понадобилось, девочка оказалась необыкновенно талантливой и как губка впитывала новые знания.
– Так! Теперь будем каждый день разговаривать на другом языке, – постановил Александр. – Понедельник – русский, вторник – французский, среда – немецкий, четверг – английский, пятница – снова русский, суббота – французский, воскресенье – немецкий… и так далее. Лиечка, составь расписание.
Конечно, расписание не всегда выдерживалось, Маша часто путала и переходила на язык, очередь которого ещё не наступила. Но папа с мамой смотрели на это сквозь пальцы. Когда Мария пошла в школу, она уже читала и писала на всех языках, которые преподавала мама.
– Саша, а давай на Новый год пригласим твоего Николая Ивановича с женой, когда вы ещё с ним встретитесь во внерабочее время. Да и я своих позову. – Лия теребила мужа, устало расположившегося на диване и задумавшегося о чём-то.
– Я не против. Если ему опять какие-нибудь неотложные дела не помешают.
– Какие дела в праздник?
– О, ты плохо знаешь наших руководителей. Если кому-то из ЦК придёт что-то в голову, то ему праздник не праздник, всё равно. Явись и встань передо мной, как лист перед травой. Срочно понадобятся какие-то данные, показатели работы и прочее.
Но в этот раз шеф института никому не понадобился, и тесная компания собралась за праздничным столом. Машенька сидела вместе со всеми, радуя гостей своей отзывчивостью, непосредственностью и необыкновенной детской красотой. И конечно, папа не мог не похвастать ранним развитием дочки:
– Машутка, а не почитаешь ли нам стихи?
– Какие, папа?
– А вот те, что ты учила вчера и сегодня.
– Именно эти? – переспросила девочка.
Какой смысл она вложила в этот вопрос, гости поняли позже.
– Ну, давай эти. А ты сможешь?
– Смогу.
Маша встала, гости застыли, приготовившись слушать.
Тебя я хочу, моё счастье,
Моя неземная краса!
Ты – солнце во мраке ненастья,
Ты – жгучему сердцу роса!
Любовью к тебе окрылённый,
Я брошусь на битву с судьбой.
Как колос, грозой опалённый,
Склонюсь я во прах пред тобой.
За сладкий восторг упоенья
Я жизнью своей заплачу!
Хотя бы ценой преступленья —
Тебя я хочу![25]
Целую минуту гости сидели в молчании и оцепенении. Маша прочитала эти стихи без единой запинки. Первым не выдержал шеф:
– Вот это да! Машенька, откуда это у тебя?
– Из книжки, дядя Коля.
– Зачем же ты читаешь такие книжки? Тебе нужно читать Маршака, Агнию Барто.
Маша небрежно махнула рукой:
– Ой, да это я давно прочитала, скучно мне там.
– А ты хоть понимаешь, о чём речь в этом стихотворении?
– Думаю, что понимаю.
Гости насторожились, ведь это так интересно – понимание ребёнком того, о чём и взрослые говорить вслух не всегда решаются.
У Николая Ивановича напрашивался следующий вопрос: «Расскажи, о чём это стихотворение», но задать его он не решился.
– Всё, Машутка, пора спать, уже одиннадцатый час, – строго прервал дальнейшие расспросы Александр.
– Завтра в школу не идти, можно и подольше посидеть, – отпарировала отцу Маша, которой так хотелось блеснуть перед гостями.
– А о режиме дня, который надо соблюдать, забыла?
– Я не забыла… – попробовала возразить девочка, но отец перебил её: – Марш в свою комнату!
Маша понуро поплелась в детскую.
– Ну вот, обидел ребёнка, – с сожалением высказался Николай Иванович, когда Маша ушла, – а то бы ещё почитала стихов, каких я и не слыхал.
В это время из детской донеслась песня, исполняемая детским голосом:
– На Волге широкой, на стрелке далёкой, гудками кого-то зовёт пароход, под городом Горьким, где ясные зорьки, в рабочем посёлке подруга живёт…
Теперь встрепенулась жена шефа:
– Это кто поёт?
– Да Маша же, – ответила Лия.
– А вы вообще-то в музыкальную школу её водили, чтобы слух проверить? – обратилась она к Лие.
– Нет ещё.
– Обязательно сводите, у девочки великолепный слух.
Ещё с полчаса обсуждали гости девочку, пока она не вышла из своей комнаты, уже одетая в пижаму:
– Всем спокойной ночи! А дяде Коле спасибо!
– Это за что же? – удивился Николай Иванович.
– Как за что? За меня! – Маша поклонилась и исчезла в своей комнате, оставив шефа сидеть с открытым ртом.
– Это почему, это как? – пристали гости с расспросами, но ответа не дождались.
Николай Иванович пожал плечами под хитрым взглядом Александра Бергера, подмигнувшего ему.
После праздника Лия повела Машу в музыкальную школу. Преподаватель, определяющая годность ребёнка к музыке, взглянула на красивую
