Геннадий Прашкевич - Бык в западне
Что она говорит?
До Куделькина вдруг дошли слова. Он будто проснулся.
Ну да… Конечно… Что можно услышать по российскому телевидению прямо с утра?..
Этот новый сладостный стиль — прямо с утра погрузить только что проснувшегося, еще не очухавшегося от снов российского человека в самое что ни на есть густое словесное дерьмо, в недоумение, в смятение, в неуверенный страх, в отчаяние…
На подлете к далекому Анадырю сгорел самолет. Пассажиры?.. А что?.. Дикторша была безжалостна.
Конечно, по первым сведениям, экипаж и все пассажиры погибли.
Могла бы, падла, хотя бы по первым сведениям оставить какую-то надежду людям. Так нет. Знает, что надежду лучше всего губить именно с утра.
Снежная лавина на Северном Кавказе смахнула в про пасть целый горный поселок… Количество жертв?.. Уточняется… Но, кажется, не выжил никто… Совсем никто!..
Губы дикторши пламенели, как губы вампира.
В Москве на Беговой возле ипподрома двумя киллерами, подъехавшими к ипподрому на белом БМВ, в упор расстрелян из автоматов известный криминальный авторитет Чюдик…
Вот поистине известный был человек, если телевидение торжественно объявило о его кончине на всю страну. Оно конечно. Бандит, дерьмо. Но страна должна знать о кончине известного криминального авторитета. Это же не писатель, и не артист, и не заслуженный учитель, и даже не знаменитый хирург.
У этих свое… Эти, как обычно, не получают зарплату.
Белокурая дикторша хищно и быстро двигала красными узкими губами.
Голодовки. Скандалы. Разоблачения. Белокурая дикторша улыбалась зловеще и многообещающе. Черная ворона, неодобрительно подумал Куделькин. Белая черная ворона.
Зачем вдумываться в произносимые слова? Ей бы только каркать да хлопать черными крыльями. Ей бы только улыбаться с экрана кровавыми губами. Взрывы в машинах, воздушные катастрофы, бандитские разборки, землетрясения… Кажется, белокурую черную ворону на экране возбуждало все, что несло в себе хотя бы самый малый привкус смерти и страданий.
Куделькин поежился. Он вспомнил сладковатые, ползущие, как низкий туман над землей, плотные влажные запахи Большой городской свалки.
«Альтернативные напитки»… Колька Недопырка, требующий от прохожих денег на восстановление кавказских городов, жестоко разрушенных войной… Трусливый бомж Груня, самозваный полковник, широко, от всей щедрой русской души пользующийся чужими деньгами и документами… Сумеречная вечерняя лесополоса… Прикрученное к дереву тело Зимина… Радиотелефон в кармане спортивной сумки… Наконец, видеокассета с ярлыком «Тарзан находит сына» с записанным на ней допросом до сих пор не пойманного властями известного убийцы и уголовника…
Чем веселей, чем утренние новости?
Просто утренние новости — они как бы вообще, они как бы издалека, а эти новости, они более чем конкретны. И каким-то странным, пока неизвестным образом увязаны между собой.
Куделькин никак, ну никак не мог выявить, осознать, ухватить что-то чрезвычайно важное. Он чувствовал, что может ухватить. Он чувствовал, что для этого надо всего лишь напрячься. Он, собственно, уже догадывался, что именно он может и должен ухватить. Он отчетливо понимал, что это «что-то», так упорно не дающееся, прячется в его собственной голове, является его собственным секретом. Надо только отделить какую-то очень важную для него деталь от многих других известных ему деталей. Куделькин чувствовал, это очень важная деталь И что она уже давно в его памяти. В его собственной памяти. Просто прячется, теряется в массе других менее важных деталей. Интуитивно он даже догадывался, что отдельно, сама по себе, чрезвычайно важная для него деталь, наверное, никак особенно и не смотрится. По разным причинам эта деталь на первый взгляд просто не может выглядеть существенной. Но Куделькин точно знал, он чувствовал, что именно эта незаметная, но чрезвычайно важная деталь, может, и станет той единственной, которая приоткроет тайну смерти полковника Зимина. Только она.
Это теоретически не сложно вывести человека из аэропорта. А на самом деле с человеком, который чего- то не хочет и при этом не выносит насилия, приходится возиться. Иногда здорово приходится возиться.
А тут Зимин… Профессионал…
Конечно, в жизни случается всякое. Самый опытный профессионал может ошибиться. Более того, рано или поздно, но ошибается даже самый опытный профессионал. Давно известно, что возможность ошибки всегда сама по себе заложена в любую достаточно сложную тайную операцию.
И все-таки.
В людном аэропорту, из платного туалета (а туалет в Толмачеве никогда не бывает пустым, даже во время уборки) или из зала ожидания (уж тем более в Толмачеве никогда не пустующего), полковника Зимина, опытного профессионала, не раз участвовавшего в подобных играх, незаметно и без шума выводят некие неизвестные люди.
Что за черт? Если даже выводили Зимина служебными переходами, все равно кто-то мог увидеть. Попросту не мог не увидеть! А разве это не шанс для профессионала?
И все-таки полковник Зимин не воспользовался шансом. Почему? Да потому что у неизвестных, встретивших Зимина, были какие-то более сильные возможности, решил Куделькин.
Полковника Зимина могли, например, не выводить из здания аэропорта насильно. Зимин мог выйти из здания сам, по собственной воле. Только в этом случае полностью снимается вопрос о странной нерешительности Зимина, о потерянных им шансах, можно даже сказать, о странной его бездеятельности. Зимин, например, мог встретить в здании аэропорта людей, которых он давно и хорошо знал, которым привык доверять. Не очень-то доверяют людям такие сотрудники спецслужб, как полковник Зимин, но всегда бывают исключения, нельзя без исключений, даже сотрудникам спецслужб нельзя. Может, Зимин увидел в зале ожидания одну из своих знакомых баб. Кто его знает. Но именно со знакомыми людьми Зимин мог покинуть здание.
Но если так, если Зимин действительно вышел из здания добровольно, пусть и в окружении каких-то известных ему людей, почему он оставил спортивную сумку в общем-то незнакомому человеку? Ведь в сумке, брошенной им у ног бывшего чемпиона, лежала видеокассета и радиотелефон. Почему Зимин не забрал сумку?
Ведь в Москву Зимин летал, Куделькин понимал это, ради видеокассеты, а не ради чего-то еще. Вполне возможно, что фильм о Лене Чирике был самым лучшим и самым значимым из всех фильмов, снятых когда-либо полковником Зиминым. Страшный и простой фильм, суть которого заставила энергично прыгать даже такую злобную и опытную жабу, как Леня Чирик.
Это важно. Это означает, что в здании аэропорта Зимин увидел нечто неожиданное. Нечто такое, что могло угрожать снятому Зиминым фильму. Оставив сумку бывшему чемпиону и нырнув в толпу, Зимин явно увидел что-то такое, что подсказало ему, что ситуация внезапно вышла из-под контроля, что вокруг него происходит что-то совсем не то. Зимин это понял и, как всякий опытный профессионал, сумел повести себя именно так, чтобы у неизвестных, встретивших его в аэропорту, и мысли не возникло о каком- либо еще принадлежащем полковнику багаже. Кроме, естественно, «дипломата», который Зимин держал в руках и который почему-то не оставил соседу по самолету. На «дипломат», наверное, и купились встречающие. А видеокассета и радиотелефон, естественно, остались в спортивной сумке. Заодно Зимин отвел и неминуемую опасность от непричастного к делу соседа по самолету.
Подумав так, Куделькин с сомнением покачал головой.
Безопасность какого-то случайного соседа по самолету, человека, практически незнакомого, лишь слегка прощупанного в ночной беседе, вряд ли могла остановить Зимина. Все это сантименты, не имеющие никакого отношения к делу Спецслужбы не признают подобных мотивов. На то они и спецслужбы, чтобы разгребать грязь всеми подручными средствами. Чем угодно. Хоть живыми людьми, если это необходимо. А полковник Зимин сам по себе был прагматиком. Складывающуюся обстановку полковник Зимин всегда оценивал реально. Если бы оказалось нужно, в интересах того же дела, Зимин без колебаний оставил бы любого соседа по самолету в опасности, а сам ушел.
Но телефон… Почему Зимин сунул радиотелефон в карман спортивной сумки? Ведь будь при Зимине телефон, он мог бы без проблем, да пусть даже с проблемами, но связаться с людьми Лыгина. И с ним, с Куделькиным, спешившим в аэропорт на разбитой машине, вполне мог связаться. Нелепо, нелогично, глубоко ошибочно было оставлять радиотелефон с чужим человеком в кармане спортивной сумки, ясно понимая, что в самое ближайшее время именно от телефона и будет зависеть успех дела.
