Владимир Гриньков - Приснись мне, убийца
– Скажите, – произнес Полянский, с необыкновенным вниманием рассматривая свои тонкие пальцы. – Мне обязательно надо будет являться на суд?
– На какой суд?
– Когда будут судить… этого… этого парня. – Никак не мог произнести – «сына».
– Я вас с трудом понимаю, – признался Хургин. – Он ваш сын. И сейчас находится в беде…
Полянский поднял глаза на собеседника.
– У меня семья. Хорошая, крепкая семья. Двое детей, уже взрослые. Очень славные и порядочные. Я их такими воспитал. А за негодяя я отвечать не собираюсь. Его воспитывал кто-то другой. И поэтому это не мой ребенок. В детдоме он воспитывался? Значит, с государства и спрос. Оно его вырастило бандитом, оно с ним пусть и разбирается.
Глава 33
У каждого своя логика. И бесполезно переубеждать.
– Прощайте, – сказал Хургин и поднялся.
– Вы мне не ответили на мой вопрос.
– Какой вопрос?
– Надо ли мне ехать на суд?
– Мне кажется, у вас есть свое мнение на этот счет.
– Есть, – сказал недружелюбным тоном Полянский. – Тут вы не ошибаетесь.
Глава 34
Схема, которую нарисовал Полянский, оказалась на удивление точной. Хургин миновал автобусную остановку, дальше располагался магазин – все это Полянский точно изобразил на схеме, – и, повернув за угол, Хургин увидел одноэтажный желтый дом.
Старые, в бурых потеках стены. Давно не мытые окна. Открылась дверь, из дома вышла девушка и остановилась, увидев незнакомого ей человека, стоящего перед крыльцом.
– Вам кого? – поинтересовалась она.
Косметики на ее лице было много, и это придавало девушке вызывающий вид.
– Вы здесь живете? – спросил Хургин.
– А вам кто нужен?
– Здесь когда-то жила моя знакомая, ее звали Алла.
– Никакой Аллы здесь нет.
– Я знаю, – кивнул Хургин. – Она умерла. Погибла в автокатастрофе.
Наконец-то в глазах девушки он уловил проснувшееся любопытство.
– Я хочу найти людей, которые ее знали. Может быть, ваши родители помнят ее?
– Мои родители здесь не живут. Бабка есть, но она совсем плохая, – девушка беззаботно покрутила пальцем у виска.
– Бабушка все время здесь жила?
– Наверное. Я не знаю.
– Это случилось лет двадцать назад. Может быть, она помнит Аллу?
– Ничего она не помнит, у нее мозги набекрень. Я же вам говорила.
У Хургина, наверное, был очень расстроенный вид, потому что девушка сказала с сожалением в голосе:
– Здесь никого нет, кто мог бы вам помочь. В этом доме есть еще одна квартира, но там жильцы часто меняются, уже на моей памяти въехала третья семья.
Хургин оглянулся по сторонам. Вряд ли кто-то мог рассказать ему об Алле.
– Вы не местный? – спросила девушка.
– Нет.
– Зайдите, что же стоите у порога.
Внутри дом выглядел не лучше, чем снаружи. Обрывки обоев на стенах. Горы хлама, и между ними – узенькая тропинка, давно не крашенный пол. Пахло плесенью и пылью.
– Она совсем за собой не следит, – сказала девушка. – Старая уже.
Хургину показалось, что из-за плотно прикрытой двери, мимо которой они с девушкой проходили, послышался какой-то звук.
– Ну вот, – сказала девушка недовольным голосом. – Очнулась. Сейчас начнутся концерты.
Она раздраженно толкнула дверь и встала на пороге, уперев руки в бока. Хургин увидел небольшую комнату, кровать и старуху на кровати.
– Что надо, бабуля? – поинтересовалась девушка.
Старуха повернула голову и молчаливо рассматривала остановившихся на пороге людей.
– Вот так всегда, – махнула рукой девушка, явно обращаясь к Хургину. – Ни ответа, ни привета.
– Кто это? – неожиданно спросила старуха.
– Не твое дело.
Хургин чувствовал неловкость. Чтобы хоть немного ее сгладить, сказал почтительно-доброжелательно:
– Я – знакомый Аллы. Она жила здесь когда-то, вы ее, наверное, помните. Она погибла, разбилась на машине.
– Алла, – едва слышно произнесла старуха. – Она здесь не жила.
– Вот видите, – сказала девушка Хургину. – Ничего не помнит.
– Она здесь не жила, – все так же тихо продолжала старуха. – Она была там, – и качнула обессиленно рукой.
А показывала она куда-то в стену.
– Где она была? – насторожился Хургин. – За стеной? В соседней квартире?
– Да.
Хургин переступил через порог.
– Вы ее помните?
– Да. Хорошая девочка.
– Она вам сейчас порасскажет, – сказала за спиной Хургина девушка.
– У меня есть фотография. – Хургин поспешно извлек из кармана снимок – Алла, Марина Козлова и маленький Олег. – Узнаете?
Старуха взяла фотокарточку трясущейся рукой, долго всматривалась.
– Вот это Алла. – Правильно показала.
– А это? – спросил Хургин. Он ткнул пальцем в Марину. – Ее вы помните? Она приезжала к Алле со своим сыном.
Старуха долго смотрела на Марину, но ничего не говорила.
– Не помнит, – сказала девушка. – Подскажите ей, иначе толку не будет.
– Ее звали Марина, – пришел на помощь Хургин. – А вот это ее сын.
– Алешенька, – вдруг сказала старуха.
Голос звучал неуверенно.
– Его звали Олег, – поправил Хургин.
Девушка за его спиной тяжело вздохнула.
– Да, Олег, – прошамкала старуха. – Хороший мальчик.
– У нее все девочки и все мальчики хорошие, – сказала девушка. – Просто остальные слова она уже забыла. Старческий маразм.
Хургин посмурнел лицом, но промолчал. Старуха рассматривала фотоснимок с отстраненным видом. И вдруг опустила руку с фотокарточкой, прикрыла глаза.
– Вы их помните? – осторожно поинтересовался Хургин.
Пауза тянулась долго, и доктор подумал уже, что ничего больше не услышит, как вдруг старуха произнесла, не открывая глаз:
– Алла – хорошая девочка. Только ей было тяжело. Болела.
И Полянский говорил, что Алла лежала в больнице.
– Чем она болела? – спросил Хургин.
– Болела, – повторила старуха, будто не слыша вопроса. – Операция. Чуть не умерла.
– Сестра к ней приезжала, – попытался направить разговор в нужное ему русло Хургин. – Марина ее звали. И с ней был сын.
Чтобы было понятнее, даже ткнул пальцем в фотографию.
– А потом она все равно умерла, – сказала старуха.
Она не слышала, что говорил собеседник. Обрывки мыслей приплывали из ниоткуда, и она эти мысли озвучивала с трудом – куда уж было еще осмысливать сказанное другими людьми.
– Оставьте вы ее, – сказала девушка с досадой. – Вы же видите – она совсем плохая.
Хургин чувствовал себя неловко в этом доме. Чужая жизнь, и он в эту жизнь вторгся в не самое подходящее время. Вышел из комнаты в коридор, и девушка вышла следом, плотно прикрыв за собой дверь.
– Вы ее внучка? – спросил Хургин.
– Да. Родители вот доверили присматривать.
Хургин взглянул на девушку вопросительно.
– Как-то вы так это сказали… – Он помедлил, пытаясь подыскать нужное слово. Не нашел. – Не очень вам это нравится, да?
– А вам бы понравилось? Ходить за ней – удовольствия мало. Горшок туда, горшок сюда. Родители-то не хотят этим заниматься.
– А вы, значит, сознательность проявляете.
– Мне квартира нужна, – засмеялась непонятливости собеседника девушка. – Родители говорят: хочешь жить отдельно – иди доглядывать бабку. Помрет – квартира твоя будет. Вот я и отрабатываю будущие квадратные метры.
Хургин, и прежде мрачный, посмурнел лицом еще больше.
– Прощайте! – сказал поспешно.
– Всего хорошего. Жалко, что ничем не смогли помочь.
Глава 35
Дома здесь стояли только по одной стороне улицы, выстроились ровненько в ряд, отгородившись от дороги невысокими заборами. Он шел по противоположной стороне, не вдоль заборов, боялся тревожить собак, которые хоть и не очень часто, но все-таки попадались. За железной калиткой заметил огромного пса, когда приходил сюда накануне днем. Слева от него тянулся огромный пустырь – он заканчивался далеко-далеко, упираясь в железнодорожную ветку. Он видел, как прошел в ночи далекий поезд, луч его прожектора казался сверкающим стержнем, протыкающим вязкую грязь темноты.
Он дошел до перекрестка, который приметил еще накануне днем, и сразу за ним, через один двор, был тот самый дом. Он перешел наконец улицу и замер, прижавшись к забору. Тишина. Далеко за пустырем торопливо простучала колесами электричка. Открыв скрипучую калитку, он проник во двор. Из всей живности, как он знал, здесь была одна кошка, ее-то можно не опасаться. По-хозяйски обошел двор кругом и оказался у ведущей в дом двери. Толкнул ее легонько, она немного поддалась, но только и всего. Он понял, что дверь заперта изнутри на щеколду. Придется тогда воспользоваться окном. Он обошел вокруг дома, но очень скоро убедился, что и с окном у него ничего не получится. Рамы законопачены – их, похоже, не открывали никогда, и вряд ли удастся поддеть створку ножом. Ему показалось, что старуха глухая. Ей всегда громко кричали на ухо, он сам это видел. Она вряд ли услышит что-то. Вернулся к двери и с силой ударил в нее ногой. Щеколда с треском отскочила, дверь распахнулась настежь, открыв темное и пропахшее старостью нутро дома, и он поспешно вошел внутрь, это была летняя веранда, он торопливо миновал се и теперь очутился в комнате. Расположения комнат в доме он совершенно не знал и, чтобы сориентироваться, замер на пороге, вслушиваясь. Старуха, похоже, ничего не услышала. И с улицы не доносилось никаких звуков.
