Владимир Гриньков - Приснись мне, убийца

– После всего вам придется взять отпуск, – сказал Хургин.

– После всего – это когда?

– Когда закроется дело Козлова.

Большаков поморщился.

– С трудом продвигаетесь? – спросил понимающе Хургин.

– Хвастаться пока нечем.

– Но деятельность вы развили бурную. Я везде оказываюсь после вас. Отстаю на шаг, – произнес Хургин то ли с завистью, то ли с иронией.

– Вы нас преследуете?

– Фигурально выражаясь. Когда прихожу побеседовать с интересующим меня человеком, всегда оказывается, что ваши люди у него уже побывали. Так произошло с профессором Вольским, с Богучаровым.

Большаков невесело улыбнулся.

– Зачем вам это нужно? – поинтересовался он.

– Я любопытный по натуре. Во мне умер исследователь, как я думал, но выяснилось, что ошибся. Исследователь жив, только до поры прятался где-то во мне.

Большаков не принял такого легкомысленного ответа.

– Козлов виноват! – сказал он упрямо и мрачно. – И вы напрасно играете в эти игры.

– Мне трудно с вами соперничать, – ответил Хургин. – За вами сила и средства государственной машины, вы всегда все делаете быстрее, чем я. Но быстрее – не всегда лучше. Особенно если цена этого «быстрее» – жизнь.

Он был уверен, что Козлова непременно расстреляют. Да и Большаков, похоже, думал точно так же.

– А вы нашли доказательства невиновности Козлова? – поинтересовался Большаков.

– Нет.

– Вот видите. – Упрек слышался в этих словах.

– Но надо искать! – горячо сказал Хургин.

– Где?

– Где-то рядом с Козловым! Близкие ему люди, родственники! Я очень хочу разыскать его отца.

– Зачем?

– Он может раскрыть нам глаза. Дать возможность как-то по-новому взглянуть на происходящее.

– Он никогда не видел своего сына. И ничем не может помочь.

– Откуда вы знаете?

– Мы допрашивали его.

Это было как удар молнии. Внезапно и наповал.

– Вы его допрашивали? – переспросил потрясенный Хургин. – Вы его нашли?

– Да. Он живет в Рязани, работает в строительном управлении. Семья, двое детей. И – ничего нового по интересующему нас делу. Он даже не знал, что у него сын. Вот так.

– Дайте мне его адрес!

– Зачем?

– Я прошу вас! Я хочу с ним поговорить!

– Не надо подменять собой следствие, – сказал Большаков с хмурым видом.

– Я поговорю с ним как частное лицо. Как врач.

Выглядело не очень логично, но тем не менее Большаков задумался.

– Я лишь хочу посмотреть, сильно ли они отличаются друг от друга – отец и сын. Мне, как врачу, это интересно, – не сдавался Хургин.

Хургин не знал, верный ли он выбрал тон. Большаков заглянул в лежавшую перед ним папку, набросал пару строчек на листке бумаги.

– Вот адрес его отца. Андрей Андреевич Полянский.

– Полянский? – переспросил доктор.

– Да. Мать дала Козлову свою фамилию.

Глава 32

Если бы пришлось устанавливать отцовство, то не понадобилась бы никакая экспертиза. Достаточно было взглянуть на Полянского, чтобы понять: это и есть отец Олега Козлова. Таким Олег будет в свои пятьдесят – с усталым взглядом и безвольно опущенными плечами.

– Я пришел, чтобы поговорить с вами о вашем сыне, – сказал Хургин.

Андрей Андреевич Полянский занимал небольшой кабинет в здании строительного управления. Кроме него, в кабинете были двое небритых мужчин в спецовках; при словах Хургина Полянский бросил на них быстрый обеспокоенный взгляд и торопливо произнес сухим, недоброжелательным голосом:

– Выйдите! Позже поговорим!

Мужчины поднялись демонстративно неспешно и удалились, обдав Хургина перегаром.

– Я все в прошлый раз вашим товарищам рассказал, – произнес Полянский, когда они с Хургиным остались наедине.

Он принял своего гостя за сотрудника милиции. Доктор решил его не разубеждать – боялся, что иначе у них разговор может не сложиться.

– Ничего страшного, – сказал Хургин. – Еще побеседуем. У вас своя работа, у нас своя.

Видел по глазам собеседника, что тот его боится. Тридцать лет жил, ни о чем не ведая, и не то чтобы счастлив был, но в общем жизнь текла спокойно и размеренно, и вдруг в пятьдесят с лишним лет – совершенно ненужные волнения, какой-то сын, и милиция наведывается раз за разом.

– Итак, вы не знали о существовании сына, – проявил осведомленность Хургин.

Он перебрасывал мостик от предыдущей беседы, в которой сам не принимал участия, к сегодняшнему разговору.

– Не знал! – поспешно ответил Полянский, словно рапортовал, демонстрируя собственную непричастность к случившимся давным-давно событиям.

– И даже не было чувства – такого, знаете, неясного? Ничто не щемило в груди.

– Нет.

– Почему вы расстались с матерью Олега?

– Вы как-то так вопросы задаете…

– Как? – уточнил Хургин.

– С обвинительным уклоном.

– Вам показалось.

Полянский вздохнул.

– У каждого человека бывает в молодости период, когда все легко и просто, – сказал он. – Живешь в свое удовольствие. Учеба, друзья и девочки, девочки, девочки. Очень много девочек. Сходишься, расходишься и ни с кем не остаешься надолго. Обычное дело. У вас ведь тоже так, наверное, было? – заглянул вопрошающе в глаза собеседнику.

– Нет, – сухо ответил Хургин.

– Значит, мы с вами разные люди. Так вот, о девочках. Мы с Мариной были знакомы всего ничего, месяца три, не больше. А потом просто расстались, как это случалось со многими другими. И я даже не знал, что она беременна, не сказала мне ничего.

– И даже потом не пыталась с вами встретиться?

– А я уехал.

– Куда?

– Сюда, в Рязань. Познакомился со своей будущей женой и уехал. Она здесь жила с родителями.

Потому он и бросил Марину Козлову – из-за рязанской девушки.

– Вы учились вместе?

– С кем?

– С Мариной Козловой.

– Да. В строительном техникуме.

– Веселое было время?

– Очень веселое!

Полянский даже захихикал и поднял глаза к потолку, вспоминая те чудесные деньки.

– Мы не очень много времени уделяли учебе, если честно. Были более интересные дела.

– Любили посидеть в компании?

– Да.

– И часто это происходило?

– Часто.

Сын походил на отца чисто внешне. По сути это были разные люди. Что-то кольнуло Хургина при этой мысли, беспокойство появилось, но лишь на мгновение, и он тут же забыл об этом своем чувстве.

– Марина любила компании?

– Ходила вместе со мной, – неопределенно ответил Полянский.

– Значит, не любила?

– Ей там было не очень уютно, мне кажется. Она и сейчас, наверное, такая же.

Хургин быстро поднял на собеседника глаза. Тот, оказывается, не знал ничего.

– Она умерла, – сказал Хургин.

Полянский взглянул на него немного встревоженно, но печали в его глазах доктор не увидел.

– Давно это случилось?

– Когда вашему сыну было восемь лет.

– С кем же он жил? У ее родственников?

– Он воспитывался в детском доме.

– Да, – наконец-то опечалился Полянский. – Вот оно, детдомовское воспитание.

Потом вздохнул, и этот вздох показался доктору лицемерным.

– А что – детдомовское воспитание? – спросил Хургин.

– Кого вырастил-то детдом? Бандита.

– Почему же бандита? – опешил Хургин, стремительно серея лицом, но Полянский этого даже не заметил.

– А кого же, если не бандита? Милиция им занимается, дела серьезные начались. Проморгали парня, значит.

– А кто виноват в этом?

– Ну не я же, – спокойно сказал Полянский. – У меня он вырос бы человеком.

– Но не вы его воспитывали.

– Не я, – легко согласился Полянский. – Только не надо ни в чем меня обвинять. Я не знал о нем. Понимаете? Не знал.

– Значит, другой кто-то виноват?

– Конечно. Не бывает так, чтобы виновных не было совсем. Ее родственники могли ведь взять к себе мальчишку.

– А у нее были родственники?

– Были. Родители, правда, умерли, но была двоюродная сестра.

– Алла? – быстро спросил Хургин. – Из Смоленска?

– Да, Алла, – подтвердил Полянский и покачал головой. – Ох и глубоко вы копаете, оказывается, даром что милиция, – уже и до смоленской Аллы добрались.

– А вы сами о ней откуда знаете?

– Ездили с Мариной в гости. Алла как раз лежала в больнице, что-то там серьезное такое с ней было, и мы ее навещали. И еще раз ездили, уже позже, когда она выписалась.

– Домой к ней ездили?

– Да.

– У нее была семья?

– Нет.

Значит, муж у Аллы появился позже. Может быть, он что-то сможет рассказать? О Марине, о ее маленьком сынишке – Олеге Козлове.

– А ее адрес у вас есть?

– Аллы? Нет. Помню ее дом, но очень приблизительно. Она живет недалеко от вокзала.

– Схему можете набросать?

– Попробую.

Полянский нарисовал схему. При этом он так морщил лоб, что было видно: не помнит уже, слишком отрывочны воспоминания.

– Желтый одноэтажный дом, – сказал наконец. – Вы его сразу увидите.

Хургин сложил листок со схемой вчетверо, спрятал в карман.