Владимир Гриньков - Приснись мне, убийца
И опять тот же самый снимок, где они втроем: Олег, его мама и тетя Алла.
– Какой вы здесь строгий, – сказал Хургин. – Прямо не по годам. Может быть, досталось на орехи за что-то.
Козлов всмотрелся в снимок, пожал плечами.
– Не знаю. Я ту поездку в Смоленск совсем не помню. Слишком маленький был.
Фотографии он берег, как осколок той, счастливой, жизни. Детдом, армия.
– Вы в армии, кстати, служили?
– Нет. У нас в институте была военная кафедра.
Обычная биография могла бы получиться, если бы не детство, проведенное в детдоме.
Хургин закрыл альбом. Надо начинать с институтских приятелей Козлова. Осторожно двигаться, постепенно расширяя круг поисков. Доктор заглянул в блокнот. Богучаров и Артемьев. Всего две фамилии Козлов назвал. Больше, значит, и некого было вспомнить.
– Вот эти ваши приятели, Богучаров и Артемьев – где их можно сейчас найти?
– А зачем они вам? – вскинулся Козлов.
– Побеседовать с ними хочу. Или это возбраняется? – Хургин склонил голову набок и внимательно посмотрел на собеседника.
– Почему же? Артемьева вы не найдете, он по распределению уехал после института куда-то на Север, а Славик Богучаров здесь. Бизнесом занялся. Фирма «Современные коммуникации». Слышали? Славик в ней хозяин.
Хургин кивнул и спрятал блокнот. Козлов при этом его жесте будто сжался. Он оставался здесь, одинокий и беззащитный. Никого рядом, только врачи и санитары.
– Я еще к вам приду, – сказал Хургин.
Это было единственное, что он мог сейчас пообещать.
Глава 29
Фирма «Современные коммуникации» занимала весь первый этаж старинного особняка в самом центре города, и первыми сотрудниками фирмы, которых увидел Хургин, были два дюжих охранника, отгородившихся от посетителей пуленепробиваемым стеклом.
– Я к Богучарову, – сказал Хургин. – Мы договорились о встрече.
– Как ваша фамилия?
– Хургин.
Один из охранников скользнул пальцем по недлинному списку, лежащему перед ним, кивнул, и тогда второй охранник открыл дверь.
– В конце коридора, направо, – сказал он, после чего демонстративно потерял интерес к посетителю.
Здесь было прохладно и светло. На стенах висели картины. Богучаров, похоже, умел ценить прелести жизни.
Он оказался невысоким и полноватым. Лицо умное, с хитрецой. Вышел из-за красивого полированного стола, пожал гостю руку. Спросил:
– Кофе будете?
Хургин только еще хотел отказаться, а Богучаров уже попросил секретаршу приготовить кофе.
– Я по поводу Козлова к вам, – сказал Хургин.
– Да, вы говорили по телефону. Что именно вас интересует?
Глаза Богучарова смотрели внимательно и дружелюбно.
Только в самой глубине, если всмотреться, угадывалось напряжение. Но Хургин поначалу не обратил на это внимания.
– Вы ведь учились вместе?
– Да.
– Сколько лет?
– Пять.
– У Олега были друзья?
– К нему все относились прекрасно.
– Я про друзей спрашиваю.
– Мы все были дружны.
– Часто собирались вместе?
– Да.
– Олег рассказывал, что бывал у вас в гостях.
– Возможно. Я не помню.
– Он сам мне об этом говорил.
– Возможно, – повторил Богучаров.
– Он не был замкнутым?
– Нет.
– А вот мне он говорил…
– Послушайте, – сказал Богучаров и мягко улыбнулся. – Если он что-то вам говорил, то так оно, значит, и есть. Я не могу помнить все. Понимаете?
Несмотря на свою улыбку и кажущуюся дружелюбность, он, оказывается, был закрыт и осторожен. Так показалось Хургину.
Секретарша внесла кофе. Над чашками поднимался невесомый ароматный дымок.
– Попробуйте, – предложил Богучаров. – Хороший кофе. И для здоровья полезен.
– Не так уж кофе и полезен. Это я вам как врач говорю.
– Врач?
Богучаров выглядел удивленным.
– Разве вы не из милиции?
– Нет.
– А я-то думал…
Вот откуда его закрытость, оказывается.
– Когда они ко мне пришли и так подробно расспрашивали об Олеге…
– Кто – они? – не понял Хургин.
– Из милиции.
Хургин засмеялся, но как-то неловко, словно ему было неудобно. Богучаров взглянул на него вопросительно, но промолчал.
– Вот черт! – сказал с плохо скрытой досадой Хургин. – Я постоянно отстаю от милиции. Когда прихожу к интересующему меня человеку, всегда оказывается, что с ним уже побеседовали. И с вами, и с Вольским.
– С каким Вольским? С профессором?
– Да. Вы ведь вместе с Козловым у него учились? Вольский теперь научный руководитель Олега. Олег пишет диссертацию, вы об этом знали?
– Да.
Богучаров неторопливо помешивал кофе в чашке и, казалось, решал в уме какой-то непростой ребус. Не решил, похоже.
– Но если вы не из милиции, – сказал медленно, – то откуда этот интерес к Козлову?
Поднял глаза. В его взгляде сейчас читались отчуждение и настороженность.
– Мне трудно будет вам все объяснить. Я оказался вовлеченным в это дело совершенно случайно. Мой знакомый, назовем его так, попросил его проконсультировать – к ним попал человек, с которым у них возникли проблемы.
– У них – это у кого?
– У милиции.
– Значит, ваш знакомый – милиционер?
– Да.
– И теперь вы по его просьбе пришли ко мне? Я ведь им все рассказал, что знал, в прошлый раз.
Хургина, оказывается, считали шпионом. Лазутчиком, засланным коварным противником. В этом случае надеяться на откровенность не приходилось.
– Я пришел не по просьбе милиции, – медленно и четко произнес Хургин.
Он очень хотел, чтобы ему поверили.
– В чем же тогда причина?
– Я хочу во всем этом разобраться.
– Значит, пришли по собственной инициативе? – уточнил Богучаров.
– Да.
Богучаров развел руками и покачал головой:
– В таком случае извините. Я ничем не могу вам помочь.
Он выглядел как человек, который только что сбросил с себя неподъемную ношу и теперь испытывал облегчение. Думал, что опять придется юлить и просчитывать каждый шаг, каждое произносимое слово, а оказалось, что напрасно боялся, перед ним никто, простой прохожий, самозванец.
Хургин уже почти обиделся, но вдруг поймал себя на мысли, что просто встать и уйти сейчас будет еще унизительнее.
– Вы напрасно отворачиваетесь от друга, – сказал он.
– Это вы – друг?
– Речь не обо мне. Я говорю об Олеге Козлове. Вы не хотите ему помочь.
– Зато вы, как я вижу, – упрямо рветесь его спасать, – произнес язвительно Богучаров.
Он был, оказывается, очень эмоциональным человеком.
– Ваш друг попал в очень неприятную историю. Его осудят и, наверное, расстреляют…
Богучаров быстро взглянул на гостя. Хургин выдержал паузу, давая возможность собеседнику прочувствовать услышанное, и только тогда закончил свою мысль:
– …если только ему не помогут.
Получилось очень эффектно, как в театре. Браво! Звучат аплодисменты. Утомленные спектаклем и собственным успехом артисты выходят из-за кулис, чтобы получить свою долю благодарности. Богучаров, единственный зритель этого спектакля, с трудом собирался с мыслями. Зрители любят, чтобы еще был эпилог. То место в пьесе, где все окончательно проясняется. Хургин решил не лишать Богучарова такого удовольствия.
– Козлов невиновен, – сказал он вкрадчивым голосом. – Просто странное и страшное стечение обстоятельств. Истина где-то рядом, я ее уже чувствую, еще немного – и удастся доказать, что Олег не преступник. Но вы должны помочь, Вячеслав.
Он уже согласен, это видно по глазам. Но ему, как деловому человеку, непременно нужно и рациональное объяснение.
– Я еще вам хочу одну вещь сказать, – произнес все так же доверительно Хургин. – Хуже вы Олегу не сделаете, ему и так настолько плохо, что дальше некуда. Поэтому вам опасаться нечего. А шанс помочь – вот он, вполне реальный.
– Хорошо, – ответил после томительной паузы Богучаров. – Давайте поговорим.
Он еще был очень осторожен в словах, но уже оттаял.
– Начнем все с того же вопроса о друзьях, – предложил Хургин. – Действительно все однокурсники у Козлова в друзьях ходили?
– Нет.
– Олег сам людей сторонился? Или окружающие его недолюбливали?
– И то, и это было.
– Объяснение можете найти?
– Могу. Когда человек устанавливает дистанцию между собой и окружающими, держится всегда особняком, люди начинают его сторониться. Взаимное отчуждение. Понимаете?
– Вполне. Значит, дело в самом Олеге?
– Да.
– Он рассказывал мне, что даже когда его приглашали в гости, он это приглашение зачастую игнорировал.
– Возможно. Он действительно редко появлялся в наших компаниях.
– Но вас-то лично он не обходил стороной, насколько мне известно.
– Да.
– И в гостях у вас бывал?
– Не так чтобы очень часто это происходило, но случалось.
– И как он себя вел?
– Никак. Сидел неприметно в уголке, слушал, что говорят другие, иногда книжку листал. В разговорах не участвовал.
– Он был неконтактный человек?
