Владимир Гриньков - Приснись мне, убийца
Семейство рядом уже закончило трапезу. Женщина складывала остатки еды в мятую газету. Мужчина курил. Было видно, что делает он это с удовольствием. Даже глаза прикрыл. Легкий ветерок нес прохладу, мужчина повернул голову и подставил этому потоку прохлады лицо. Открыл глаза, и вдруг словно что-то его встревожило – он опустил в траву руку с сигаретой и распрямился и сделал это так резко, что женщина тоже повернула голову в ту сторону, куда смотрел муж. Они разглядывали не Козлова, а что-то такое, что находилось за его спиной. Козлов обернулся, любопытствуя, и увидел милиционера, который шел к нему широким шагом, а когда Козлов обернулся, почти на бег перешел. А за милиционером Козлов увидел девушку, ту самую, лицо которой показалось ему знакомым минуту назад, но теперь выражение лица у нее было не равнодушно-отстраненное, а чрезвычайно испуганное, и вот такое, испуганное лицо это вдруг вспомнилось Козлову. Оно словно вспыхнуло в его памяти, взорвалось осколками страшного сна – он убивал эту девушку ножом и помнил происшедшее во всех подробностях. Ужас пронзил его, но подняться он не успел. Подоспевший милиционер навалился на Козлова, вывернул руку до хруста и спросил напряженно, обернувшись к боявшейся подойти ближе девушке:
– Это он?
– Он! – сказала девушка.
И тогда Козлов забился под милиционером и закричал:
– Нет! Нет!!
Прежде у него еще оставалась надежда, что его кошмар только наваждение, жуткие совпадения, не более того. Плод больного ума. Думал, что сны, в которых он всегда кого-то убивает, исчезнут, стоит только решиться на лечение. А все оказалось явью. И одна из его жертв стояла перед ним. Сны материализовались.
Глава 16
– Ты напрасно отпираешься, – с нажимом произнес Большаков.
Он лично вел допрос. Пока ничего не получалось, но он не расстраивался, даже был немного возбужден. Ловили, ловили – и наконец такая удача. Чего же еще желать?
– Ну хочешь – поторгуемся? – предложил Большаков.
Козлов посмотрел на него затравленно.
– Выгодная сделка. Не каждому так везет. Ты рассказываешь, как все было, а за это… – Большаков перегнулся через стол и заглянул в глаза собеседнику заговорщицки: – Ты получаешь шанс – один из тысячи, правда, но все-таки шанс – не получить на суде вышку. А? Жить хочется? Пить, есть, на солнышке загорать, женщин любить?
Самому Большакову эта сделка представлялась очень выгодной. Хотя и бесполезной. Все равно они и так обо всем узнают.
– Это не я.
– Да я бы и рад поверить! – сказал с притворным сочувствием Большаков. – Только вот какая штука – у меня есть заключение экспертов.
Он придвинул лист бумаги к Козлову с каким-то текстом.
– Они составили предполагаемый портрет убийцы, исходя из имеющихся данных. Посмотри, Козлов, – все совпадает. Вот послушай: «Мужчина среднего телосложения, рост – сто восемьдесят пять, левша…» Ты левша, Козлов?
– Это не я!
– Ты левша? – упрямо повторил Большаков.
Козлов сжался и затих.
– Вот видишь, – сказал Большаков. – Дальше читать?
– Это не я! Не я! Не я!
– Ну, брат, истерика твоя совсем ни к чему. Нервы никудышные? Так и у меня такие же, поверь. Мне даже таблетки прописали врачи эти яйцеголовые. А они не помогают. Представляешь? – Тон Большакова стал доверительным. – Но я знаю средство, отличное средство, стопроцентный эффект! Нам с тобой надо с этим делом покончить. Оно нас обоих мучает – и тебя, и меня. И как только мы с тобой этот груз с души сбросим – все, полегчает. А?
Козлов тяжело дышал и был мертвенно-бледен.
Открылась дверь, в кабинет заглянул высокий парень с короткой стрижкой.
– Готово, Игорь Андреевич, – сказал он.
– Заходи, посиди здесь пока.
Большаков перешел в соседний кабинет, где не было никого, одна только девушка – она резко вскинула голову, когда дверь открылась.
– Все нормально, Лена, – сказал Большаков. – Сейчас проведем опознание – и вы свободны.
Посмотрел на часы.
– Поезд ваш уже ушел, но будет еще один – в пять. Вас подвезут до вокзала на машине.
Потер руки и опять посмотрел на часы.
– Мы сейчас пойдем с вами в другой кабинет. Там сидят молодые люди – четыре или пять человек, я даже не знаю точно. И вы посмотрите, есть ли среди них тот, которого вы видели прежде. Кто из них – вы должны будете показать.
– Нет! – сказала Лена испуганно-резко.
– Почему?
– Нет!
– Вы боитесь?
Девушка промолчала.
– Он ничего вам не сделает, поверьте. Я все время буду рядом.
– Я боюсь.
– Не надо бояться.
– Я боюсь. Когда он выйдет…
– Он не выйдет отсюда. Он арестован.
– Когда он выйдет на тюрьмы…
– И из тюрьмы он не выйдет.
Лена подняла голову и посмотрела непонимающе.
– Он совсем не выйдет, – сказал Большаков. – Никогда. На нем четыре убийства. И если мы его вину докажем, ему обеспечена высшая мера. Расстрел.
Лена посмотрела Большакову в глаза.
– Ну? – спросил он. – Вы согласны помочь?
Девушка кивнула.
Глава 17
Козлов сидел вторым, если считать слева от окна. Всего было пять человек – примерно одного возраста парни. И еще понятые – мужчина с женщиной. Когда дверь открылась, Козлов резко повернул голову, и их взгляды встретились – его и девушки. Девушка тут же опустила глаза и даже готова была отступить назад, в коридор, но Большаков ей этого не позволил, легонько подтолкнул вперед, вошел следом и прикрыл за собой дверь.
Все, что происходило дальше, Козлов почти не осознавал. Большаков что-то говорил, но он не слышал, он смотрел на девушку остановившимся взглядом и видел ее закушенную губу и пульсирующую на виске жилку.
– …есть ли здесь этот человек? – вдруг донесся до Козлова обрывок произнесенной Большаковым фразы.
И тогда девушка быстро подняла руку и показала:
– Этот!
Ее палец указывал на Козлова. Никто из присутствующих не шелохнулся, но Козлову показалось, что он остался в пустоте. Все исчезли, испарились, и он сидел в одиночестве.
– Вот здесь подпишите, – сказал Большаков. – И вы, пожалуйста, тоже.
Это уже понятым. Все вокруг двигались, как при замедленной съемке, у Козлова закружилась голова, и он прикрыл глаза, чтобы не упасть.
Кто-то тряхнул его за плечо. Козлов открыл глаза и обнаружил, что уже никого нет в кабинете, только он и Большаков.
– Вот так, – сказал Большаков. – А ты говорил: не я. У нас свидетель. Она выжила, понимаешь? И узнала тебя. Будешь отпираться?
– Я не убивал.
– Правдоподобно.
– Не убивал!
– Верю.
Большаков деловито складывал в папку какие-то бумаги. Человек сделал свое дело. Сделал на совесть. И теперь вполне доволен собой.
– Послушайте! – закричал Козлов, испугавшись, что все насчет него уже решено и ничего нельзя поправить. – Я вам все расскажу! Только поверьте мне! Поверьте! Я вас прошу!
Большаков завязал тесемки на папке, отложил ее в сторону.
– Ты вообще-то немного запаздываешь с признаниями, – сказал он, будто колеблясь, стоит ли тратить время на этого человека. – Но поскольку ты парень не совсем еще пропащий…
Он изображал великодушие, играл в него. А Козлов этого даже не понял.
– Я все расскажу! – заговорил торопливо. – Я сам не могу понять, что происходит! Я видел все это!
– Что именно?
– Убийства! И все могу обрисовать! Вот с этой девушкой, например…
Козлов прикрыл глаза и замолчал на мгновение, будто вспоминал, как оно там было на самом деле.
– Она не должна была там находиться!
– Где?
– В той квартире, где произошло убийство!
– Почему?
– Не могу объяснить. Но я знал, что там никого не будет, кроме хозяина!
Козлов сказал «я знал», но даже этого не заметил, а Большаков промолчал, хотя и отметил для себя этот факт.
– Она так внезапно вышла! Уже потом, когда с хозяином… это… когда он был мертвый… Она вдруг вышла из смежной комнаты, я обернулся…
– Значит, все-таки ты? – не выдержал на этот раз Большаков.
– А? – посмотрел на него непонимающе Козлов.
– Значит, ты в той квартире был?
– Не я! – ответил Козлов испуганно.
– Но говоришь ведь – «я обернулся».
– Это во сне я обернулся.
– Во сне? – не понял Большаков.
– Я все это видел во сне! Понимаете? В том-то все и дело! Я сплю, и мне снится сон. Будто я вхожу в чужую квартиру…
– И во сне их всех убиваешь, – сказал понимающе Большаков.
– Да!
Большаков раздраженно вздохнул:
– Ты напрасно ваньку валяешь.
– Я не валяю!
– Ты напрасно это делаешь, Козлов. Ты под психа сейчас косишь, но это не поможет, поверь. Тебя расколют в два счета на экспертизе в психушке. И в итоге получишь пулю.
– Нет! – закричал Козлов, испугавшись то ли угрозы близкого расстрела, то ли мысли о том, что ему не верят.
– У тебя единственный шанс остаться в живых – это рассказать обо всем чистосердечно и непременно покаяться. И тогда, может быть, – заметь, я говорю «может быть», хотя гарантии нет никакой, – тебя пощадят.
