Владимир Гриньков - Приснись мне, убийца
– Зря смеетесь, – желчно заметил врач.
– Нет, не зря.
Большаков извлек из кармана упаковку с лекарствами.
– Думаете, вы один такой умник? – спросил он. – И до вас были советчики. Вот, прописали. Пью.
– Но я вижу, что вам не помогает, – все так же желчно сказал врач.
– Не помогает, – легко согласился Большаков. – Ни к черту эти лекарства не годятся.
Он неожиданно швырнул упаковку в мусорную корзину.
– Хороший бросок, – оценил врач.
– В баскетбол когда-то играл.
– Но с лекарствами так нельзя.
– Можно. Мне они не помогают. Вы же врач, должны знать: пока не будет ликвидирована причина болезни, от нее не избавиться.
– А для вас в чем причина?
– В этом убийце. Он мне спать не дает. Я по ночам вскакиваю, меня уже жена боится.
– Уйдет.
– Кто уйдет? Жена?
– Да.
– Некрасиво так говорить, но мне кажется, что я не слишком бы и расстроился. Мне не до нее сейчас. У меня ребенок больной, а я, страшно сказать, для него времени не могу выкроить. Это нормально? Как по-вашему?
– Ненормально.
– Так сохраните мою семью. Верните меня моему ребенку. Всего-то и делов – дайте с потерпевшей переговорить. Ведь она единственная, кто видел убийцу в лицо.
Врач молчал, хмуро разглядывая деревья за окном.
– Вы не любите милицию, – сказал Большаков.
Врач промолчал.
– Что-то было у вас в жизни такое… неприятное. Да? И вы на нас на всех обиделись.
– Вы моего сына посадили, – сказал внезапно врач.
Значит, Большаков не ошибся.
– Не мы посадили, – сказал он. – Суд.
– Не суд. Милиция его посадила. Сфабриковали дело, а суд проштамповал. Восемь лет. Когда он выйдет, ему будет тридцать три. Его ребенку – восемь.
– Значит, вы не согласны с приговором?
– А вы как думаете? – поднял глаза врач.
Большаков пожал плечами:
– Если не согласны – требуйте пересмотра дела. Обратитесь к адвокатам…
Замолчал внезапно, и в кабинете повисла тишина.
– Это глупо – мстить таким способом, – прервал паузу Большаков. – Любая месть слепа, но ваша… – Он даже развел руками, давая понять, как нелепо выглядит поступок врача. – Вы на нас обиделись, но в чем виноваты люди, которые могут стать следующими жертвами убийцы? Пока мы даже не знаем, кого искать. А вы от нас прячете единственного свидетеля. Это подло. Подло и мерзко.
Врач поднял на Большакова глаза.
– Да, – подтвердил Большаков. – Подло и мерзко. И еще я вам одну вещь скажу. Я с этой девушкой переговорю обязательно. Даже если для этого мне придется вас нейтрализовать.
– В наручники закуете?
– Зачем? Вас просто снимут с работы.
– Неумный ход.
– Да, – согласился Большаков. – У каждого государственного органа – своя функция. Мы вот такие. Не всегда хорошие и добрые.
Врач потер переносицу.
– Против тупой силы есть единственное средство, – сказал он.
– Какое? – изобразил интерес Большаков, сделав вид, что нисколько не обиделся.
– Уступить.
– Гениальное решение! – восхитился Большаков.
Они вышли из кабинета и направились по коридору мимо бесконечного ряда одинаковых дверей.
– Действительно, было бы лучше, если бы вы ее не трогали пока, – извиняясь, сказал врач. – Но если уж вы настояли, мне только остается предупредить вас: беседуйте с ней очень коротко. Вопрос – ответ, три минуты – и на выход. Иначе она может не выдержать.
– Считаете, что все так серьезно?
– Да. Физической опасности нет. Нож скользнул по ребру и повредил лишь мягкие ткани. Она и сознание-то потеряла только из-за шока. А вот психическое состояние… Ей нужно время, чтобы прийти в себя окончательно.
Остановились перед дверью – одной из многих.
– Договорились? – спросил врач.
– Да.
Девушка лежала на кровати и повернула голову, когда открылась дверь.
– Это к тебе, Лена, – сказал врач. Девушка выглядела неплохо, но была бледна.
– Здравствуйте. – Большаков сел на стул. – Как вы себя чувствуете?
– Нормально.
Врач встал по другую сторону кровати и внимательно всматривался в лицо своей подопечной.
– Я из милиции, – сказал Большаков. – Нас интересует личность человека, который напал на вас. Он был один?
– Да.
– Опишите его, пожалуйста.
Девушка закусила губу и молчала. Врач смотрел на нее с напряжением.
– Я вам помогу, – предложил Большаков. – Буду задавать вопросы, ладно?
Она поспешно кивнула.
– Он молодой?
– Да.
– Сколько лет?
Опять молчание.
– Двадцать?
Она качнула отрицательно головой.
– Тридцать?
Пауза.
– Около тридцати, – высказал предположение Большаков.
– Да.
– Высокий?
Пауза.
– Низкий?
Пауза.
– Среднего роста?
– Да.
Все-таки врач не солгал. Она еще была очень плоха.
– Худой? Полный?
– Худой.
– Во что он был одет?
Она опять замолчала.
– Брюки какие? Светлые? Темные?
– Я не помню.
– Попробуйте.
– Я не помню! – повторила девушка, почему-то повысив голос.
Врач обеспокоенно посмотрел на Большакова.
– Ну хорошо, – отступил Большаков. – Не будем о брюках. Рубашка какая была?
– Не помню!
– Хватит! – сказал врач.
Большаков поднял протестующе руку:
– Еще немного.
Врач насупился.
– У него были темные волосы?
– Да, – сказала девушка.
– Длинные?
– Нет.
– Прямые?
– Да.
– Усы?
– Усов не было.
– Глаза. Какие глаза?
– Серые.
– Точно?
– Да.
Потому она и не запомнила, во что был одет убийца, – смотрела ему в глаза, когда он к ней приближался.
– Шрамы какие-нибудь, родинки – не заметили?
– Нет.
Девушка, кажется, побледнела еще больше.
Врач это заметил, повторил:
– Хватит! Заканчивайте!
– Хорошо, – кивнул Большаков. – Вот только еще фотографии посмотрим – и все.
Извлек из папки пачку фотоснимков и веером распустил их перед девушкой.
– Посмотрите внимательно, – попросил. – Его здесь нет?
Лица людей на фотографиях были угрюмы. Колючие, неприязненные взгляды.
– Нет, – сказала девушка. – Он совсем не такой.
– А какой? – быстро спросил Большаков.
– Не знаю. Не могу объяснить.
– Подумайте!
– Не знаю, – опять сказала девушка и устало прикрыла глаза.
– Все, – сказал врач.
Большаков вздохнул и спрятал фотографии в папку.
– Мы еще с вами встретимся, – сказал он и пошел к выходу.
– У него лицо такое было… – вдруг произнесла за его спиной девушка и замялась, подыскивая определение.
– Какое? – спросил быстро Большаков.
Она наконец нашла нужное слово:
– Умное.
Глава 15
Все дни Козлов вспоминал свое состояние в тот момент, когда он вырвался из города и уехал в Челябинск. Все это как будто не с ним происходило, и уже начало казаться, что не было той необыкновенной легкости, когда душа отдыхала, сбросив невыносимую тяжесть, что все было лишь сном, – и этот сон Козлов хотел увидеть вновь. Уехать и все забыть.
Он ни с кем не прощался и никому не звонил перед отъездом. Все разладилось, оборвалось, и никого не хотелось видеть.
В кассе купил билет, и опять конечной целью его путешествия был Челябинск. Козлов думал, что все надо делать как в прошлый раз, и тогда у него непременно получится. До поезда оставалось больше часа. Козлов вышел из здания вокзала и прилег на траву в скверике. Здесь было пыльно и неприбранно, но он сейчас не замечал этого. Сновали люди. Рядом на травке устроилось семейство: муж с женой и трое детей. Они обедали, достав из сумки расплывшиеся от жары бутерброды. Носильщик пронес огромный чемодан. Никому до Козлова не было дела. И ему никто не был нужен.
Он ни о чем сейчас не думал, просто лежал и смотрел в синее, без единого облака, небо. Думать он боялся, потому что знал: мысли непременно потекут туда, куда он страшился заглянуть. Может быть, ночные призраки покинут его, когда он уедет из города. Ему очень хотелось надеяться. И он уже почти верил, что так и будет.
Солнце пригревало, и разлившееся в воздухе тепло действовало усыпляюще. Козлов, испугавшись, что заснет, поспешно приподнялся на локте и стал рассматривать проходящих мимо людей.
Парень, наверное внук, вел старушку. Старушка одной рукой опиралась на парня, другой на палку. Выглядела она неважно, и ей придется нелегко, если путь неблизкий.
Опять прошел носильщик, тот самый, который только что проносил мимо чемодан, но теперь он был без груза, и лицо, наверно по этой самой причине, у него было печальное. Пробежали три девушки. Одна была полненькая и отставала от подруг. Еще одна девушка прошла, ее лицо даже показалось Козлову знакомым, и он приподнялся; тут она повернула голову, их взгляды встретились, и Козлов ей улыбнулся на всякий случай, но все никак не мог понять, действительно ли ее когда-то видел, а она отвернулась, не ответив на его улыбку, и ушла. Значит, ошибся.
Семейство рядом уже закончило трапезу. Женщина складывала остатки еды в мятую газету. Мужчина курил. Было видно, что делает он это с удовольствием. Даже глаза прикрыл. Легкий ветерок нес прохладу, мужчина повернул голову и подставил этому потоку прохлады лицо. Открыл глаза, и вдруг словно что-то его встревожило – он опустил в траву руку с сигаретой и распрямился и сделал это так резко, что женщина тоже повернула голову в ту сторону, куда смотрел муж. Они разглядывали не Козлова, а что-то такое, что находилось за его спиной. Козлов обернулся, любопытствуя, и увидел милиционера, который шел к нему широким шагом, а когда Козлов обернулся, почти на бег перешел. А за милиционером Козлов увидел девушку, ту самую, лицо которой показалось ему знакомым минуту назад, но теперь выражение лица у нее было не равнодушно-отстраненное, а чрезвычайно испуганное, и вот такое, испуганное лицо это вдруг вспомнилось Козлову. Оно словно вспыхнуло в его памяти, взорвалось осколками страшного сна – он убивал эту девушку ножом и помнил происшедшее во всех подробностях. Ужас пронзил его, но подняться он не успел. Подоспевший милиционер навалился на Козлова, вывернул руку до хруста и спросил напряженно, обернувшись к боявшейся подойти ближе девушке:
