Князь поневоле. Регент - Илья Городчиков
Долго ждать никто не собирался. Уже на следующее утро были собраны отряды ополченцев и бывших штурмовиков. Холодное сибирское утро встретило нас ледяным, полным острых снежинок, ветром, который пробирался сквозь шинели и заставлял воинов кутаться в одежду всё глубже.
Бронепоезд Сретенского стоял на запасных путях в нескольких верстах от Красноярска, дымя чёрными клубами в хрустально-чистый воздух. Город лежал перед нами — серый, заснеженный, безмолвный. Ни баррикад, ни вооружённых патрулей, ни орудий на подступах. Только дымки из труб да редкие фигуры на улицах, будто жизнь здесь текла так же, как и до всех этих безумных событий.
— Странно, — пробормотал Сретенский, щурясь на город через бинокль. — Ни одного штыка. Ни одного флага. Как будто их Москва вообще не касается.
Я молча кивнул. Возможно, здесь ещё не знали, что империя уже расколота. Или знали — и решили не выбирать сторону.
— Разведка доложила? — спросил я, обращаясь к Зубову.
— Ничего подозрительного. Гарнизон стоит в казармах, но не в боевой готовности. Говорят, губернатор собрал экстренный совет ещё вчера. Ждут.
— Ждут чего?
— Нас.
Я удивлённо пожал плечами самому себе. Нога уже перестала ныть после ранения, но сейчас было уже не до этого. Красноярск не сопротивлялся, но это было странно. Казалось, что если такой крупный, по сибирским меркам город, не встречал нас пальбой, то это либо ловушка, либо настоящий подарок. Впрочем, как бы то не было, но если мы будем продолжать стоять на месте и смотреть на город через линзы бинокля, то никакого эффекта мы не встретим.
Колонна двинулась к городу. Впереди — казачий разъезд, за ним пехота, затем тяжёлые танки Сретенского. Последние здесь были исключительно в качестве устрашения, поскольку раскатанный из тяжёлых орудий город будет не так полезен, а при полном отсутствии нормальных дорог танки были лишь стальными коробами. Мы шли медленно, готовые в любой момент встретить огонь, но его не было. Напротив — на окраине нас уже ждала небольшая группа: трое мужчин в добротных, но не парадных одеждах, без оружия. За ними — несколько десятков горожан, с любопытством и опаской взиравших на наши штыки.
Я подошёл ближе.
— Князь Ермаков? — Первый из троих, седой, с жёсткими чертами лица, сделал шаг вперёд. Его голос был спокоен, но в глазах читалась усталость.
— Да. А вы?
— Глава городской думы, Семён Громов. Со мной — атаман красноярских казаков Иван Щукин и управляющий местными заводами Павел Лебедев. — Он кивнул на своих спутников. Казак, коренастый и грубоватый, лишь хмуро поклонился, а заводчик — молодой ещё мужчина с умными глазами — слегка улыбнулся.
— Мы не будем сопротивляться, — продолжил Громов. — В городе знают, что творится в Москве. Знают и про вашего Петра Щербатова.
— И что?
— И ничего. — Громов вздохнул. — Мы не за Долгоруких, не за Волконских. Мы за порядок. А порядок в Сибири сейчас — только у вас. Наш холодный край понемногу погружается в хаос, и у нас есть надежды, что беды нас не коснутся.
Тишина. Ветер шевелил полы шинелей, снег хрустел под сапогами. Солдаты переглядывались — никто не ожидал такого.
— Вы сдаёте город без боя? — уточнил я.
— Не сдаём. — На этот раз ответил Лебедев. — Предлагаем союз. Красноярск — ваш. Заводы будут работать на вашу армию. Казаки — воевать под вашими знамёнами. Но мы хотим гарантий.
— Каких?
— Что вы не отдадите нас на растерзание опричникам. Что не будет репрессий. Что Красноярск останется Красноярском, а не станет ещё одним полем боя за московский трон. Мы, знаешь ли, привыкли к спокойной тыловой жизни.
Я посмотрел на Сретенского. Тот едва заметно пожал плечами: «Бери, пока дают».
— Гарантирую, — сказал я твёрдо. — Но при одном условии.
Громов нахмурился:
— Каком?
— В Красноярске останется мой гарнизон. И первым делом мы проведём мобилизацию. Война ещё не началась по-настоящему — но она придёт. И лучше встретить её готовыми.
Глаза троих переговорщиков встретились. Казак Щукин хмыкнул:
— Ладно. Только смотри, князь, — он ткнул в меня толстым пальцем, — слова свои держи. А то мы хоть и договариваемся с тобой нынче, то…
— Договорились, — я повернулся к Сретенскому. — Вводим войска.
Красноярск принял нас не как завоевателей, а как нежданных, но терпимых гостей. На улицах не было ни паники, ни ликования — люди смотрели на солдат с осторожной надеждой, будто спрашивали: «А вы-то хоть порядок наведёте?»
Вечером в губернаторском доме собрался совет. Теперь уже наш. Громов, Щукин и Лебедев сидели за одним столом с моими офицерами, карты Сибири лежали перед нами, испещрённые пометками.
— Заводы уже начали переходить на военные рельсы, — докладывал Лебедев. — Через неделю сможем дать первую партию патронов. Через две — винтовки. Если пороха и стали где найдёте, то сможем бесперебойное производство наладить.
— Казаки готовы выставить три роты, — буркнул Щукин. — Только обмундирование дайте. Да оружие. У нас своё есть, но старое.
Я улыбнулся самому себе. Когда-то три роты считались очень малым подразделением, а уж сейчас, если получится собрать даже один единственный полк солдат, которые имеют хотя бы малейшее понимание, как нужно воевать и обеспеченных чем-то больше, чем дедовской берданкой и старым ватником времён подавления восточных волнений.
Неизвестно, что будет дальше, но три роты казаков было относительно неплохим подспорьем. Учитывая части, которые пришли под мою руку, мобилизованных Томска и добровольческие части казаков, то выходило очень грустное воинство — лишь немногим более шести тысяч человек, половина которых, как минимум, была занята в наших внутренних делах, обеспечивая безопасность на подконтрольных участках железной дороги и просто стабильность в поселениях. Всё ж, если в тылу начнётся раздрай, то это накинет сильную тень на наше правительство и ничего хорошего это не принесёт — слишком много кому можно поклясться в верности.
Я кивнул. Всё шло лучше, чем ожидалось. Красноярск не просто сдался — он стал нашей опорой.
— А что с Омском? — спросил Сретенский.
— Пока тихо, — ответил Зубов. — Но слухи говорят, что там уже появились агенты Волконских.
— Тогда нам нужно двигаться быстрее. — я выдохнул и потёр лицо ладонями. — Даю две недели на подготовку. Боеприпасы не жалейте. Если всё получится, то новые добудем, а если ничего не получится,
