Безумный барон – 3 - Виктор Гросов
— Анализ: противник инициировал протокол «Структурная изоляция», — бесстрастно констатировала Искра, пока я, матерясь вполголоса, отпрыгивал в сторону. — Его цель — не убить тебя, а обездвижить. Превратить в часть интерьера. Рекомендую не стоять на месте. А то придется потом тебя от стенки отскребать.
«Спасибо, подруга, я и сам как-то догадался», — мысленно огрызнулся я, уворачиваясь от очередной ледяной иглы, которая с визгом пронеслась мимо, оставив на каменном полу глубокую борозду.
Эта атака была не только физической. Вместе с ледяными шипами в мой мозг ударила волна… порядка. Абсолютного, незыблемого, холодного, как сама вечность. Я ощутил это как ментальное давление, как попытку втиснуть мой хаотичный, полный противоречий разум в жесткие, идеально ровные рамки. В голове, вместо привычного вороха мыслей, вдруг всплыла кристально чистая, до омерзения правильная идея: «Сопротивление бессмысленно. Покой — это благо. Стань частью идеальной структуры. Перестань чувствовать. Перестань быть».
Я аж поперхнулся. Этот ублюдок не просто пытался меня заморозить. Он пытался меня… убедить. Промыть мне мозги своей ледяной философией.
«Ложь! — взревела у меня в голове Лия, и ее яростный, голодный вой на мгновение прогнал этот ледяной гипноз. — Он хочет не упорядочить, а убить! Сожри его, Носитель! Сожри!»
«Не время для обеда, — прошипел я, отбивая плоскостью меча ледяной осколок. — Время для мозгового штурма».
Я не стал отвечать ему Пустотой — слишком просто, слишком предсказуемо. Он ждал, что я ударю в ответ своим Голодом, и у него, я был уверен, уже был готов контрприем. Нет, старик. Мы будем играть по моим правилам.
Перестав уворачиваться, я закрыл глаза. Вместо этого я сделал то, чего он точно не ожидал: ударил по нему не силой, а его же логикой, вывернутой наизнанку.
Я использовал то, что он мне сам показал. Его идеальный Порядок, его безупречная система, как любая система, имела свои правила, свои аксиомы. И я решил атаковать не саму систему, а ее фундамент.
— Лия, мне нужен доступ к архивам, — мысленно скомандовал я. — Не к твоим воспоминаниям. К данным, которые мы скачали с обелиска. Его собственная философия. Его «манифест».
«Доступ предоставлен, — в ее голосе прозвучало недоумение. — Зачем тебе его бредни?»
«Чтобы забить ему гвоздь в его же собственную программу».
Сосредоточившись, я выхватил из потока данных ключевую фразу, которую он произнес: «Хаос должен быть искоренен». И ударил. Не силой, а вопросом, транслируя его прямо ему в мозг.
«Ошибка в базовой аксиоме, — мой ментальный голос был холоден и бесстрастен, как у самой Искры. — Ты не можешь искоренить хаос. Ты сам — его порождение. Твой Порядок — лишь одна из трех форм расколотого хаоса. Ты борешься не с врагом. Ты борешься с самим собой».
Его атака на мгновение сбилась. В его кристально чистом, логичном мире эта мысль была ересью. Вирусом. Ледяные шипы, росшие из пола, дрогнули и пошли трещинами.
— Ложь… — прозвучал в моей голове его растерянный, почти недоуменный голос. — Я — противовес. Я — исправление.
— Ты — симптом, — я нанес второй удар, выдернув из памяти образ Элиары, ее предательский удар. — Твоя ненависть к хаосу Жизни — не результат анализа. Это посттравматический синдром. Твоя философия — не логика, а боль. Ты не лечишь мир. Ты мстишь ему за свою собственную рану.
Его идеальная кристаллическая тюрьма, которая уже начала было смыкаться вокруг меня, замерцала и пошла рябью. Он пытался отгородиться от этих мыслей, но они были построены на его же собственных воспоминаниях. Я не лгал. Я просто показывал ему его отражение в кривом зеркале.
И тут я понял, что этого мало. Слова — это просто слова. Чтобы сломать его, нужно было заставить его не просто думать, а чувствовать. Чувствовать то, от чего он бежал тысячи лет.
— А теперь, — я криво усмехнулся. — Давай поговорим о Ратмире.
Я швырнул в него не просто образ, а концентрированный сгусток эмоций, вырванный из собственной памяти. Я заставил его почувствовать то, что чувствовал я, когда старый вояка заслонил собой Арину. Не логику, не расчет. А тупую, иррациональную, абсолютно неэффективную с точки зрения выживания, но такую, черт побери, настоящую… верность.
Он закричал.
Не голосом — ментально. Беззвучный, разрывающий душу крик существа, которое всю жизнь питалось стерильной, дистиллированной водой и вдруг хлебнуло из грязной, полной жизни лужи. Его идеальный, упорядоченный мир трещал по швам, не в силах обработать этот поток бессмысленной, иррациональной, но такой, черт побери, настоящей информации.
Но он не сломался. Он был древнее и сильнее. Ответный удар был чудовищным.
Он швырнул в меня не лед, а мою собственную боль. Образ падающего самолета. Крики людей. Ощущение беспомощности. А потом — холод одиночества в этом чужом, враждебном мире. Мой собственный страх. Моя собственная слабость.
Я рухнул на колени, хватаясь за голову. Боль была невыносимой.
— Ты такой же, как я, — прозвучал в голове его триумфальный, холодный голос. — Ты тоже бежишь от своего хаоса. Ты тоже ищешь порядка. Прими его. Прекрати эту бессмысленную борьбу.
Его атака прекратилась. Ледяные конструкты рассыпались в пыль. Он стоял, схватившись за голову, и его фигура мерцала и дрожала, как изображение на сломанном экране. Но и я был на грани.
Я не просто отбился. Я взломал его. Но этот взлом стоил мне почти всего. Я открыл в себе те двери, которые так старательно держал запертыми. И теперь оттуда сквозило.
Боль — та еще сука. Она не просто бьет, а лезет в голову, нашептывая всякие гадости. Например, что ты — ничтожество, которое сейчас сдохнет в забытом богами ледяном склепе, и никто даже не вспомнит, как тебя звали. Мой собственный страх, моя собственная слабость, которую этот ледяной ублюдок вытащил на свет, теперь пытались доделать его работу. Каждый нейрон в башке орал дурным голосом, а внутренности скрутило в тугой, ледяной узел. Захлебываясь собственным прошлым, я лежал на полу и впервые за долгое время по-настоящему захотел сдаться.
«Он такой же, как ты», — прозвучал в моей голове голос. Не Искры, не Лии. Мой собственный. Холодный, аналитический, безжалостный. — «Он тоже боится. И ты только что показал ему, чего именно».
Слова ударили, как разряд дефибриллятора. Я вздрогнул. Точно. Его реакция. Он не просто отразил мою атаку —
