Безумный барон – 3 - Виктор Гросов
— Невозможно… — прошептал он, и его голос, до этого бывший голосом бога, теперь был голосом сломленного, растерянного человека. — Хаос… не может… созидать…
Его безупречная, выверенная тысячелетиями философия только что рассыпалась в прах. Он понял, что все это время боролся не с болезнью. Он боролся с лекарством.
Золотой свет, исходящий из Ядра, коснулся его. Он не обжег, не ударил. Он просто… коснулся. И Кассиан закричал.
Крик был не от боли, а от агонии. Агонии существа, которое тысячу лет жило в стерильной, ледяной пустоте и вдруг почувствовало… тепло. Его ледяная броня пошла не трещинами — она начала таять, как снег под весенним солнцем. Из-под маски повалил пар.
Он понял, что проиграл. Не мне, не моему хаосу. Он проиграл ей. Ее нелогичной, иррациональной, но такой, черт побери, живой жертве. Он проиграл тому, от чего бежал всю свою бесконечную, одинокую жизнь.
Ядро, отравленное Жизнью изнутри, перестало быть его оружием. Оно стало его тюрьмой.
Глава 17
На стене зала транслировали не кино. Кино — это выверенная постановка, игра света и тени, где кровь пахнет клюквенным сиропом, а смерть всегда выглядит до неприличия героически. Здесь же, на огромном, мерцающем пси-полотне, которое Искра развернула прямо по камню, все было до омерзения настоящим. В заснеженной долине пахло не клюквой, а горячим железом, едким дымом от подгорающего мяса и липким, животным страхом. Настоящая бойня, а не ее голливудская версия.
С глухим, чавкающим, влажным хрустом по сомкнутым щитам «Волчьей Сотни» прокатывался огромный, идеально гладкий куб из черного, как сгустившаяся пустота, льда. Под его монолитным весом элитные воины, гордость Империи, лопались с отвратительным звуком перезрелых ягод, превращаясь в прессованный брикет из стонущей стали, трещащих костей и ошметков плоти. Рядом, вращаясь с неестественной, бездушной математической точностью, носился додекаэдр, каждым своим оборотом вышибая из строя по десятку-другому солдат. Он не рубил и не резал — он просто молотил, и каждый его удар, сопровождаемый низким гулом, был неотвратим, как закон физики. Скользя по мерзлой, окровавленной земле, третья фигура, остроконечная пирамида, нанизывала на свою вершину самых невезучих, не давая им даже шанса на крик. Не сражение. Планомерная, холодная, безразличная утилизация.
— Цель захвачена, — голос Искры в моей голове прозвучал бесстрастно, как отчет патологоанатома. — Генеральский шатер. Вывожу изображение.
Картинка на стене дрогнула и сфокусировалась. Вот он, наш гений интриг, Легат Голицын, окаменевший в своем походном кресле из резного дерева. Его обычно холеное, аристократическое лицо приобрело землистый оттенок, на холеных висках заблестела испарина, а пальцы, унизанные перстнями, впились в подлокотники так, что костяшки побелели. Кажется, его безупречный план, в котором он учел все, кроме самого главного, только что навернулся медным тазом, а все стрелки дружно показали в ту сторону, где у порядочных людей заканчивается спина.
Рядом с ним, прямой как шомпол, застыл генерал Тарасов — старый вояка с лицом, будто вырубленным из гранита. Он не удостоил Легата даже взгляда; его глаза были прикованы к полю боя, и в них плескалась глухая, черная тоска человека, наблюдающего, как его детей бросают в топку. В шатер, отбросив тяжелый полог, ворвался запыхавшийся адъютант — совсем еще мальчишка с безумными от ужаса глазами и прерывистым дыханием.
— Ваша светлость, генерал… Седьмой и девятый взводы «Грифонов»… уничтожены. Конструкты окружили их с двух сторон. Они даже не пытались прорваться, просто… сжали кольцо. Просто…
— Потери… — голос Тарасова был ровным, как рапорт, однако под этим спокойствием угадывался скрежет металла. — Семнадцать процентов личного состава «Грифона», двадцать два — «Волчьей Сотни». И это за первые полчаса, ваша светлость. Его конструкты… они не атакуют адептов. Они бьют только по нашим. Их система наведения демонстративно игнорирует последователей Ордена, фокусируясь исключительно на имперских знаменах.
Голицын дернул щекой. Дошло. Наконец-то дошло до этого паука, плетущего интриги в тиши кабинетов, что в реальном бою его многоходовки не стоят и ломаного гроша. Он-то думал, что стравил двух хищников, как медведя-шатуна с тигром, а оказалось, что один из них плевать хотел на второго и принялся ломать клетку. Вместе с тем, кто ее поставил.
— Валериус! — прошипел Легат, и в его голосе заклокотала ярость бессилия. — Где его псы⁈ Почему они не поддерживают легионы⁈ Он обещал прикрытие!
Вместо ответа Тарасов лишь дернул подбородком в сторону другого участка поля, который Искра тут же вывела на второй экран. А там — своя война, со своим блэкджеком и фанатиками. Выродки в золотых масках, инквизиторы Валериуса, устроили собственный священный поход. Их ядовито-желтый «Священный Огонь» волнами прокатывался по долине, однако бил он не по ледяным монстрам. Нет, он с наслаждением выжигал адептов Ордена, которые, как тараканы, пытались огрызаться из-за укрытий. А заодно и тех легионеров, которым не повезло оказаться на линии огня. Вот, целый десяток «Грифонов» только что обратился в шипящий пепел, попав под дружественный огонь при попытке отступления через позиции инквизиторов.
— У них свой приказ, — безразлично констатировал Тарасов, и в его голосе прорезалась сталь. — «Тотальная зачистка от скверны». Для них и адепты, и эти конструкты — одна и та же ересь. А наши солдаты, ваша светлость, для них лишь расходный материал, расчищающий путь. Они не считают их своими. Для них это просто еще одна армия неверных, пусть и временных союзников.
— Не различают⁈ — Голицын вскочил, опрокинув резной кубок. Красное вино растеклось по ковру, до жути похожее на кровь его солдат. — Я отдал ему два лучших легиона! Я дал ему власть! А он… он использует их как живой щит! Как дрова для своего костра!
Генерал молчал. А что тут скажешь? Сам виноват. Не стоило спускать с цепи бешеную собаку, а потом удивляться, что она покусала не только соседа, но и тебя самого.
Злорадства при виде этой сцены не было — лишь глухая, холодная пустота внутри. Сколько таких «Голицыных» уже встречалось на моем веку! Кабинетных стратегов, уверенных, что война — это элегантная партия на карте, а солдаты — безликие фишки. Их просчеты всегда заканчивались одинаково — братскими могилами для тех, кто сидел в окопах. И сейчас, глядя, как обычные мужики из «Волчьей Сотни» с отчаянным ревом и матюками пытаются остановить копьями
