Безумный барон – 3 - Виктор Гросов
По стене из черного льда за Ядром пробежала первая трещина. Тонкая, как волос, но отчетливая. За ней вторая. Третья. Машина не выдерживала. Ядро, этот символ незыблемого Порядка, начало трескаться под напором безусловной, всеотдающей Любви. Оно не могло ее переварить. Не могло ее понять. Она была для него ядом.
Ее сияющий силуэт вспыхнул в последний раз, ослепив меня. Когда я снова смог видеть, от нее не осталось ничего. Лишь россыпь золотых искр, которые медленно, как снежинки, оседали на пол и гасли. И звенящая, оглушающая тишина.
Она оставила мне свой прощальный подарок. Радужный барьер вокруг Ядра не исчез — он замерцал, затрещал и… рассыпался, как разбитое стекло. Путь был свободен.
Я лежал на ледяном полу, оглушенный, ослепленный, опустошенный. За моей спиной безмолвно стояли оставшиеся ледяные големы, их программы, очевидно, зависли от каскада системных ошибок. Впереди, в самом сердце трескающегося кристалла, все еще виднелся силуэт Кассиана, отчаянно пытавшегося восстановить контроль над взбесившейся системой. У меня был шанс. Короткий, отчаянный, купленный самой дорогой ценой, какую только можно было заплатить.
И в этот момент из глубин моего сознания, из той самой папки с пометкой «архив», хлынуло все. Боль от потери Ратмира. Нежность от последнего прикосновения Арины. Ярость. Ненависть. И чувство долга, тяжелое, как наковальня.
Поднявшись сначала на одно колено, а потом на ноги, я уставился на Ядро. Мое лицо стало непроницаемой маской. Ни ярости, ни боли. Только холодное, мертвое спокойствие человека, которому больше нечего терять. Шатаясь, я подобрал с пола Искру. Меч в моей руке был холодным, тяжелым, но он больше не был просто инструментом. Он стал продолжением моей воли.
— Ты получила то, что хотела, подруга, — прохрипел я, глядя на почерневшее лезвие. — Веселье только начинается.
Теперь это было не просто сражение. Это было личное. Он забрал у меня все. Я заберу у него остальное.
Глава 16
Оглушенный, ослепленный, абсолютно пустой, я валялся на ледяном полу. В голове — гулкий, выпотрошенный сквозняк; в ушах звенела тишина, оглушительнее любого крика. Последним воспоминанием осталась ее улыбка, полная света, и слова, от которых внутри все оборвалось: «Я больше не боюсь». А потом — взрыв. Не грохот, не огонь. Взрыв абсолютной тишины.
Мой личный таймер до полного аннигилирования тикал, отсчитывая последние секунды, однако эта девчонка, эта упертая зараза, взяла и выдернула из бомбы провода. Голыми руками. Просто потому, что так решила. Кажется, в этом мире логика работала по каким-то своим, абсолютно идиотским законам.
И вот, когда я уже почти уверовал, что все закончилось, гора взвыла.
Прежний утробный гул сорвался на пронзительный, визгливый скрежет, будто кто-то скреб гигантским гвоздем по стеклу вселенной. Ядро Стазиса, этот исполинский кристалл в центре зала, до этого пульсировавший ровным, безразличным светом, замерцало, как старая лампочка перед смертью. А потом по его идеально гладкой, иссиня-черной поверхности, с тихим, мелодичным звоном, побежала первая трещина. Звук, с которым ломается сама реальность.
Из трещины ударил не свет, а его негатив — черная дыра, изрыгающая во все стороны плети золотистого, живого, яростного огня. Ее сила. Ее «Великое Тепло», которым эта дьявольская машина подавилась. Она не просто сломала ловушку. Она, чтоб ее, заразила систему своим хаосом.
— Анализ: зафиксирован каскадный сбой в управляющей матрице Ядра, — прозвенел в моей голове голос Искры. Ее новая, холодная личность была идеальным комментатором для апокалипсиса. — Причина: внедрение энергетического вируса типа «Жизнь» в замкнутую систему типа «Порядок». Зафиксирован системный конфликт, несовместимый с дальнейшим функционированием. Простыми словами, Миш, она ему в идеальный механизм насыпала песка. Система давится.
И впрямь давится. Зал, до этого бывший стерильным моргом, превратился в филиал ада для эпилептиков. Силовые поля, сдерживавшие големов, замерцали и погасли. Радужный барьер, который чуть не стал нашей общей могилой, лопнул, как мыльный пузырь, осыпавшись дождем разноцветных искр. Машина сходила с ума.
И в этот самый момент Ядро, издав последний, жалобный стон, выплюнуло своего хозяина.
Из трещины его не вышло — его вытолкнуло, как пробку из перегретого котла. Кассиан, этот ходячий кусок вечной мерзлоты, вывалился из кристалла и мешком рухнул на колени в паре метров от него. Хотя он не был ранен, его фигура, до этого казавшаяся монолитной, пошла рябью, как отражение в дрожащей воде. Кожа, бывшая идеальным пергаментом, то становилась почти прозрачной, то снова обретала плотность. Он впервые за тысячи лет оказался… развоплощен. Отделен от своего источника питания, от своего трона.
Его идеальный, стерильный мир рушился, и он, его создатель, впервые за тысячи лет оказался… уязвимым.
Один из ледяных истуканов, чья программа, очевидно, дала сбой, вдруг замер, а потом с размаху врезал своему соседу. Тот, не ожидавший такой подлянки, качнулся и с грохотом завалился на бок. Стоя на коленях, Кассиан медленно поднял голову. Он смотрел не на меня, а на Ядро, на трещину, из которой все еще били золотые всполохи, и на его пергаментном лице отражалось нечто, похожее на… боль. Он метался между ними, как сумасшедший дирижер, чей оркестр вдруг решил сыграть похоронный марш на волынках, пытаясь то «заморозить» големов, то «залатать» трещину в Ядре. Его безупречная система, его идеальный Порядок, превратилась в хаос. В тот самый хаос, который он так ненавидел.
Я медленно поднялся на ноги. Боль никуда не делась, однако на смену ей пришел холодный, злой, пьянящий азарт игрока, которому на ривере доехал флеш-рояль. Мой мозг, привыкший в любой заднице искать системную ошибку, заработал на пределе. Передо мной был не хаос. Передо мной был сбой в программе. Окно возможностей.
— Ну что, сисадмин, — криво усмехнулся я, поднимая с пола Искру. Меч в руке был холодным, тяжелым и до одури реальным. — Кажется, у тебя в системе завелся вирус. И у этого вируса очень, очень плохое настроение.
Кассиан, этот ходячий монумент вечному покою, кажется, впервые за последние пару тысяч лет разозлился. По крайней мере, его реакция на мой сарказм была далека от философской отстраненности. Он не кричал, не рычал — слишком по-человечески. Вместо этого он просто поднял руку.
И мир вокруг начал замерзать.
Не просто холод — само пространство стало кристаллизоваться. Загустев, воздух превратился в дрожащее, как желе, марево, в котором рождались идеальные, математически выверенные ледяные структуры. Из пола, с тихим, стеклянным звоном, выросли острые, как иглы, шипы, нацеленные прямо на меня. Они не
