Андрей Ангелов - Безумные сказки Андрея Ангелова
Сидоркин моргнул и сказал резонно:
— Если ты такой умный, может, сам откроешь?
— Ещё чего! — фыркнула зверюга. — Между прочим, мной владеет сам Иисус! Понимаешь!? Архангел, где ты его подобрал? Веришь, сегодня утром предлагал мне залезть на пальму. Типа я макака!
— Уймись, Теобальдус, — мягко произнёс архангел. — Чадо, не спорь с ним, открывай.
— Подожди-ка, Гаврила.
Сидоркин выпустил ручку, развернулся ко льву, упёр руки в бока.
— Ты чегоо? — лев поджал хвост. — Я просто подсказал, как открыть Дверь. Я собрался пойти в бар, попить «Ангельского Пунша»…
— Я тебе скажу, я чего! — напыжившись, заявил Саня, а потом и вовсе заорал. — Ты мерзкая, болтливая, трусливая и занудливая скотина! Про пальму ты всё врёшь! Вали, люби своих кошек, а меня не доставай! Меня уже достал долбанный помощник с долбанными линзами на долбанной роже! И мне плевать, кто тобой владеет и куда тебя владеет! Ещё раз меня затронешь, и тобой уже никто и никуда не будет владеть! Ясно!?
Лев весь сжался. Как только карманник окончил монолог, он подпрыгнул, бросился к ангелам, стоящим у дверей замка.
— Нет, вы слышали, ребята!? Натуральный чокнутый! Он просто маньяк! Надо быстрее отправить его в ад! Этот псих хочет меня убить! Я только глянул на его рожу, сразу понял — профессиональный цареубийца! Наверно, он убивал моих братьев на земле и продавал их шкуры!
Лев побежал за угол дворца.
Сидоркин перевёл дух.
— Благодарю, чадо, — неожиданно сказал архангел.
— Обращайся, — ухмыльнулся вор.
— Однако я советую поторопиться, открыть Дверь и выйти наружу, — со значением продолжил архангел. — Ты молодец, но ссориться с Теобальдусом не стоило. Он побежал, скорее всего, за своим поваром. Повар сделает из тебя котлету.
— А вот не надо меня трогать! — кипятился Сидоркин. — Я вообще сейчас не в себе! Довёл этот хмырь на «Б»! Я хотел встретиться с Иисусом и сказать ему нечто важное! Быть может, он бы в благодарность не стал отправлять меня в ад… Так «Б» упёрся, зачуханец чёртов!
Саня потянул действительно тяжеленную Дверь.
45. Рухнувшая надежда
Парочка вышла. Архангел Гавриил, за ним Сидоркин. Тяжеленная дубовая Дверь захлопнулась за путниками почти бесшумно.
Перед Саней открылся необычный вид.
Прямо уходила дорога, выложенная ровными каменными плитами. По её сторонам располагались одинаковые, двухэтажные голубые домики, метров по 30-ти длиной. К каждому домику вела плиточная дорожка. Пространство между дорожками были засажены декоративным кустарником и пальмами. Пейзаж окутывала лёгкая, туманная дымка, поэтому он казался немного нереалистичным. Главная дорога и домики простирались до самого горизонта. Конечно, вид потрясал своей гениальной простотой и красотой.
Санёк посмотрел влево — зелёные посадки в 20-ти метрах от него обрывались сплошной завесой тумана.
Посмотрел вправо — туда уходила 15-метровая дорожка, которая заканчивалась большой каменной площадкой. По площадке бродил один-единственный Конь серой масти.
— О, есть свободный Конь! — обрадовался архангел и заспешил по дорожке. — Не отставай, чадо.
Карманник пошёл за проводником. На полдороге Гавриил остановился:
— Какой номер у твоей гостиницы?
— Не помню, — Сидоркин достал бумагу, развернул, повертел, сунул гиду. — На, смотри.
— Я не умею читать, — погрустнел Гавриил.
— Сочувствую, — без сочувствия в голосе посочувствовал ворик. Он приблизил бумагу к глазам, вгляделся. — Номер четыреста пятьдесят шесть.
— Чтоо? — удивился архангел. — Таких номеров здесь нет.
— Как, нет? — тут же удивился Саня, он вновь заглянул в листок. — Четыреста пятьдесят шесть. Ясно написано, четыре, пять, шесть…
— Так бы и молвил сразу, — протянул гид. — Четыре, пять, шесть. А то назвал какую-то странную цифру.
— А какая разница? — не мог карманник взять в толк.
Где-то рядом заиграл «Вальс». Сидоркин стал оглядываться.
Архангел задрал белую хламиду, залез в карман тёплых шерстяных брюк и вытащил сотовый телефон, нажал кнопку:
— Извини, чадо, — поднёс к уху. — Я весь внимание. Когда!? — его лицо исказило неподдельное негодование. — Послушай, Святой Патрик! Я только что разделался с душой. Я устал и хочу спать. — Гавриил скривился. — Я знаю, что люди имеют обыкновение умирать. Но я только что… Здоровье не купишь!.. И тебе того же, — архангел отключился, тяжко вздохнул.
Сидоркин выжидающе смотрел, чуть заметно усмехаясь.
— Похоже, тебе придётся самому добираться, — сказал Гавриил. — Мне нужно срочно лететь на землю. Завтра в Американских Штатах казнят Весёлого Роджера, надо успеть. Значит так… сейчас подойдёшь к Коню, скажешь номер гостиницы, он довезёт до самого порога.
— Конь тоже говорящий? — поинтересовался карманник, ничуть не удивившись.
— Нет, но всё понимает. Удачи, мне пора! — архангел повернулся, сделал шаг.
— Постой! — Сидоркин схватил его за руку. — Ты можешь позвонить Иисусу?! Мне надо сказать ему очень-очень-очень-очень важную вещь!
— У Иисуса нет телефона, — просто ответил Гавриил.
— Ну, свяжись как-нибудь с ним! Дело не терпит отлагательств!
— Чадо, ты просишь о невозможном. Я бы с радостью тебе помог, но Иисус сегодня утром улетел на землю. Видишь ли, каждый год, на Пасху, Иисус отправляется туда по каким-то своим делам. По каким, никто не знает, но он не нарушает традицию уже почти две тысячи лет… — увещевательным голосом стал рассказывать дед.
— Я это знаю, — перебил Саня. — И даже знаю, по какому делу.
— Я бы с удовольствием послушал твой рассказ. Я любопытен, как всякий старик. Интересно, чем занимается Иисус на Пасху? Но работа, прежде всего!.. Прощай, чадо, — гид засеменил по дорожке назад к ограде замка.
— Ты не понял ни черта! — сказал карманник ему вслед. — Кажется, ада мне не избежать! Брррр! — он передёрнул плечами.
* * *Карманник приблизился к Коню. Тот покосился.
— Слышь, лошадь. Меня нужно отвезти в гостиницу четыреста пят… то есть в гостиницу номер четыре, пять, шесть, — сказал карманник, стоя в метре от лошадиной морды.
— Иго-го-го! — заржал Конь и демонстративно повернулся задом.
— Ты чего, лошадь? — изумился Саня. — Как понимаю, ты — местное такси, ты обязана меня отвезти и нечего поворачиваться ко мне жопой! — начал заводиться Санёк.
Он снова зашёл спереди.
— Иго-го-го! — опять заржал Конь, поднял правое переднее копыто и ткнул им себя в район брюха.
— Не понял, ты больная? — удивлялся Сидоркин.
Конь настойчиво показывал копытом куда-то под живот. Затем поставил ногу, махнул мордой.
— Странное животное… — произнёс Саня, зашёл сбоку, чуть наклонился. — Что там у тебя?.. — Внезапно его лицо приняло озадаченное выражение, вор выпрямился и вдруг от души рассмеялся. — Намекаешь, что ты Конь?
Конь два раза наклонил голову.
— Каюсь! — карманник прижал руку к сердцу. — Прости, брат, был не прав!
Конь опустился, приседая. Саня сел, крепко обхватил гриву.
— Чёрт, неудобно без седла-то, — поёрзал, усаживаясь поудобней, затем крикнул: — Потише скачи, не то мои причиндалы отобьёшь!
Конь выпрямился, побежал по площадке и… вдруг взлетел.
Саня подался назад, но удержался, выровнял положение, взглянул вниз.
— Кру-уто! — он восхищённо поцокал языком, а потом нахмурился. — На хрена здесь тогда нужна дорога?
46. Игнасио
— Номер один, восемь, — произнёс карманник.
Он легко толкнул голубую дверь с номером «1,8», дверь так же легко открылась. Сидоркин прошёл внутрь, стал посреди помещения. Небольшая комнатка: пружинная кровать с тюфяком и подушкой, стул, тумбочка, окно. «Скромненько, — подумал Саня. — Стола, и того нет».
Сидоркин созерцал своё временное жилище, когда кто-то кашлянул.
Саня обернулся.
На пороге стоял крепкий мужчина среднего роста, черноусый, черноволосый, в высоких сапогах, кожаной жилетке и шляпе.
— Привет! — сказал он по-русски без акцента, сверкая белоснежными зубами. — Я управляющий этой шараги, зашёл познакомиться.
— Здоров!.. — поприветствовал вор. — Ты русский?
Мужчина огладил усы, прошёл в комнату, остановился напротив:
— Я мексиканец.
— Неплохо по-русски болтаешь, — заметил Сидоркин. — Впрочем, как погляжу… здесь все на нём изъясняются.
— Конечно, — пожал мексиканец мощными плечами. — Русский — любимый язык Иисуса наравне с латынью. А так как на латыни сейчас говорят только святоши и врачи, то… Тебя как зовут?
— Саня.
— А меня Игнасио, — мексиканец протянул ладонь.
Карманник пожал.
— Слушай, Игнасио, я, правда, в чистилище? И я, правда, отбросил копыта?
