Андрей Ангелов - Безумные сказки Андрея Ангелова

Она затряслась, хохоча, как истеричка, и бросила но, разумеется, промахнулась. Тут нашу «семейную идиллию» нарушила соловьиная трель моего мобильного телефона. Прежде чем ответить, я взглянул на дисплей. Это была Люба.

— Привет! — весело сказала она.

— Привет. Ты где? — сухо спросил я, не спуская глаз с подозрительно притихшей жены.

— Загостилась с дочкой у подруги. А ты почему пропал?

Перед тем как ответить, я поднялся из-за стола и одарил свою благоверную презрительным взглядом. Мне стало ясно, что никуда она не звонила, а купила меня, как последнего лоха. Жена поняла, что я оценил её творческий талант, и её прищуренные глазки загорелись издевкой.

— Я к тебе сейчас приеду, Люба, — сказал я, чеканя каждое слово.

— Хорошо. Приезжай. Мы сейчас тоже будем, — отозвалась красавица.

Пухлые губки жены дрогнули в презрительной усмешке. Вероятно, она вообразила, что я, дабы не тянуть резину, прямо сейчас порву со своей пассией, а потом приползу домой, с цветами и шампанским, замаливать грехи. От этой её усмешки меня, что говорится, прорвало.

— Я люблю тебя, Люба! — крикнул я в трубку. — Люблю, ты веришь мне?

— Нет, конечно, — ответила она. — Но приезжай, я буду тебя ждать.

Сомнений больше не существовало. Они исчезли, растворились, растаяли, сгинули в небытие раз и навсегда! Три встречи, три короткие встречи резко изменили всю мою жизнь. Сделали её другой… Какой? Мне ещё предстояло в этом разобраться, но не тогда. Тогда я чувствовал, что люблю, люблю по-настоящему! Люблю и хочу быть любимым!

— Ну, и катись к своей чёртовой потаскухе, сволочь! — злобно прошипела жена.

Она осталась на кухне заливать обиду ледяным «Мартини», а я вышел в коридор, схватил куртку и ключи от джипа, громко хлопнул дверью и покинул дом.

Дождь лил как из ведра. Холодный осенний дождь в десять часов вечера десятого октября.

Прошлое растворилась в крахмальной белизне больничной палаты, как шипучая таблетка в стакане воды.

— Я же говорила, что тебе нельзя курить. Вот упрямый осёл, — сказала жена, протягивая мне пластмассовую кружку с минералкой.

— Где Люба? — прохрипел я сквозь кашель.

— Какая Люба?

Прежде чем продолжить разговор, обещавший быть «очень интересным», я дождался пока исчезнет раздражение в лёгких, вызванное табачным дымом. Жена, тем временем, подобрала с пола и выбросила в форточку недокуренную сигарету.

— Где Люба? — я почти шепотом повторил свой вопрос, стараясь говорить так, чтобы боль от сказанных слов отдавалась как можно тише в горевшей адским пламенем голове.

— Я не понимаю, о ком ты спрашиваешь?

Бледное лицо жены и интонация её голоса выражали вполне натуральное недоумение.

— Не валяй дурака. Ты прекрасно всё понимаешь! — Я попытался изобразить грозную гримасу. Наверняка она смотрелась смешно и глупо на лице, сплошь залепленном кусочками белого пластыря.

— В бреду ты не раз повторял это имя, — строго сказала жена. — Позволь узнать, кто такая эта Люба? Одна из твоих новых подружек?

— Телефонный номер губной помадой на бумажной салфетке, — ответил я.

На лице жены отразилась озабоченность.

— Я позову медсестру, — сказала она.

— Постой! — Едва не теряя сознание от боли, я схватил её за руку. — Ради Бога, перестань притворяться!

— Пусти. Ты пугаешь меня и делаешь больно.

Она отдернула руку и встала со стула.

— Извини. Только не уходи, — я застонал и заскрежетал зубами, чувствуя, что ещё немного и адское пламя в голове превратится во что-то ужасное.

— Хорошо, не уйду, но веди себя прилично, — предупредила она, возвращаясь на место.

— Договорились, — прохрипел я. — Налей мне ещё воды.

Боль терзала меня, не давала сосредоточиться. Не могло быть и речи о том, чтобы попытаться обдумать сложившееся положение и раскусить игру, затеянную женой. Уместнее было бы позвать медсестру и получить облегчение посредством укола или каких-нибудь пилюль, но я горел желанием разобраться и предпочел страдать.

— Помнишь тот вечер, накануне аварии? — начал я осторожно.

— Ещё бы, — недовольно фыркнула жена.

— Будь добра, напомни, что тогда произошло между нами.

— Зачем?

— Не спрашивай, а делай, как тебя просят.

Прежде чем заговорить, она отхлебнула минералки прямо из горлышка.

— Я вернулась домой от Лёльки около десяти и застала тебя на кухне. Ты хлестал «Мартини». Заканчивал вторую бутылку. Я спросила: «Что происходит?». А ты расхохотался как сумасшедший и ответил, что «наше дело дрянь, потому что один сообразительный фраер надумал подвинуть тебя из бизнеса». Потом ты начал ругаться, как последний сапожник. Я хотела уйти, чтобы избавить себя от этого представления, но ты швырнул в меня пустой стакан (хорошо ещё, что не попал) и заорал, что разобьёшь бутылку о мою голову, если я не стану тебя слушать. Мне было страшно. Ты вёл себя, как бандит с большой дороги. Хвалился какими-то криминальными связями, размахивал кухонным ножом и грозился, что убьешь какого-то «продажного Мишку». Потом тебе позвонил Семён. Ты договорился о встрече и ушёл.

Жена замолчала, прополоскала горло минералкой, и не успел я опомниться, как она заговорила снова.

— А знаешь, что случилось потом?

— Что? — с трудом выдавил я, чувствуя, как уже знакомый мне холодок тревожно пробежал по спине и, превратившись в тупую боль, врезался в сердце.

— Ты отвлекся за рулём и наткнулся на грузовик, а потом твой джип отбросило на автобусную остановку…

— Не надо, — прошептал я, давясь от нехватки воздуха, но она не унималась.

— На остановке находились молодая женщина с пятилетней девочкой…

— Прекрати! — крикнул я срывающимся голосом.

Перед глазами возник двадцать пятый кадр: белое лицо Любы с глазами полными ужаса, в ушах зазвенели слова её дочери. «Он — плохой дядя», и в следующий миг вокруг меня сгустилась непроницаемая чернота.

Загрохотал подъехавший поезд. Двери отворились. Возникший из ниоткуда людской водоворот подхватил меня и потащил в душную тесноту вагона, тогда как моя кареглазая красавица осталась на платформе.

«Ещё немного, и она навсегда исчезнет из твоей жизни», — больно кольнуло в голове. Эта мысль заставила испытать ужасные муки. Выбраться из вагона не представлялось возможным, и тогда, глядя ей в глаза, я громко крикнул, стараясь перекричать гудевшую толпу:

— Где!?

Сделав неопределённый жест рукой, она что-то сказала. Двери захлопнулись и поезд, стуча колесами, умчал меня от Любы в тоскливую кишку туннеля.

Мне показалось, что я не услышал её слов. Нет. Я их всё-таки услышал. Она сказала: «Прощай, Горемыка».

Примечания

1

Так и прочёл «см».

2

Циновка — это коврик, сплетённый из лиан.

3

Уж прошу прощения, что называю так сию штуку. Ничего оригинального на ум не пришло.

4

Условное и общемировое обозначение термина «Компания».

У меня использовано в ироническом ключе.

5

Вы когда-нибудь пробовали описывать монахов?

Палка-палка-огуречик, два глаза, нос, борода, ряса.

6

Этому эпизодическому персонажу я так и не дал имя: так он и остался просто монахом, заросшим до самых ушей бородой.

7

Ну, слава Тебе, наконец-то и у этого инока появилось имя!