Роальд Даль - Мой дядюшка Освальд

Следующим мы выбрали Марселя Пруста, ему было сорок восемь лет, и шесть лет назад, в 1913 году, он написал роман «По направлению к Свану», Недавно изданная книга «Под сенью девушек в цвету», встреченная публикой с восторженным энтузиазмом, принесла ему Гонкуровскую премию. Однако месье Пруст вызывал у меня некоторую тревогу. Мое расследование показало, что это весьма странный субъект. Он был богат, независим и тщеславен, он был снобом и антисемитом, он был ипохондриком и страдал от астмы.

Он спал до четырех часов дня, а ночью бодрствовал. Он жил в доме 8-бис по улице Лоран-Пише с верным сторожевым псом — служанкой по имени Селеста. Дом принадлежал знаменитой актрисе Режан, и ее сын жил в картире, расположенной прямо под апартаментами Пруста.

Я выяснил, что месье Пруст отнюдь не обременен моральными принципами и способен с помощью денег и уговоров добиваться хвалебных отзывов в прессе о своих книгах. И в довершение всего он был безнадежно гомосексуален. Ни одна женщина, за исключением преданной Селесты, не допускалась в его спальню. Мне хотелось познакомиться с ним лично, поэтому я добился приглашения на ужин к его близкой приятельнице принцессе Сотцо. Оказалось, внешне месье Пруст ничего из себя не представляет. Черные усики, глаза навыкате и неуклюжая фигура придавали ему удивительное сходство с киноактером по имени Чарли Чаплин. У принцессы Сотцо он без конца жаловался на сквозняк в столовой, вел себя высокомерно и требовал полной тишины, когда говорил. В тот вечер меня поразили два его высказывания, и я их запомнил. О мужчине, который предпочитает женщин, он сказал: «Готов поручиться, он совершенно ненормальный». И еще он заявил: «Любовь к мужчинам свидетельствует о половой зрелости». Короче говоря, он был непростым парнем.

— Минутку, — подняла руку Ясмин, когда я ей все это рассказал. — Будь я проклята, если свяжусь с содомитом.

— А почему нет?

— Не будь идиотом, Освальд. Если он стопроцентный педик…

— Он называет себя «инвертированным».

— Мне наплевать, как он себя называет.

— «Инвертированный» — это очень прустианское слово, — заметил я. — Посмотри в словаре глагол «инвертировать» и ты найдешь определение: «переворачивать вверх ногами».

— Ну уж меня-то он не будет переворачивать, благодарю покорно, — заявила Ясмин.

— Не волнуйся ты так.

— В любом случае, мы напрасно потратим время, — настаивала Ясмин. — Он на меня даже не посмотрит.

— А я думаю, что посмотрит.

— Что ты от меня хочешь? Чтобы я оделась мальчиком-певчим?

— Мы дадим ему двойную дозу пузырчатого жука.

— Его ориентация от этого не изменится.

— Верно, — согласился я, — но он придет в такое сильное возбуждение, что ему будет наплевать, какого ты пола.

— Он меня инвертирует.

— Нет.

— Он точно меня инвертирует, он поставит меня с ног на голову.

— Возьми с собой булавку.

— Ничего не выйдет, — уверяла она. — Если он настоящий педераст, то испытывает физическое отвращение к женщинам.

— Нам необходимо его заполучить, — убеждал ее я. — Наша коллекция будет неполной без пятидесяти соломинок от Пруста.

— Неужели он настолько велик?

— Я в этом уверен. В будущем дети Пруста будут пользоваться огромным спросом.

Ясмин задумчиво смотрела из окна гостиницы на затянутое тучами серое небо Парижа.

— Ну если так, то остается только один способ, — сказала она.

— Какой?

— Ты сам это сделаешь.

Я даже подпрыгнул от изумления.

— Полегче, знаешь ли, — возмутился я.

— Он хочет мужчину, — продолжала она. — Ну что ж, ты — мужчина, ты идеально подходишь: молод, красив, похотлив.

— Да, но я не гожусь на роль мальчика для утех педераста.

— Трусишь?

— Разумеется, нет, Но сбором материала занимаешься ты, а не я.

— Кто это сказал?

— Я не могу иметь дело с мужчиной, Ясмин, и ты это знаешь.

— Он не мужчина, он педераст.

— Черт возьми! — воскликнул я. — Будь я проклят, если позволю этому типу приблизиться ко мне хоть на шаг! Должен тебе сообщить, что даже после клизмы меня трясет целую неделю!

Ясмин разразилась громким смехом.

— Теперь ты еще скажешь, что у тебя маленький сфинктер.

— Да, и я не позволю господину Прусту его увеличить, благодарю покорно.

— Ты трус, Освальд, — подвела черту она.

Мы оказались в тупике. У меня испортилось настроение. Ясмин встала и налила себе выпить. Я последовал ее примеру. Мы сидели и молча пили. Вечер только начинался.

— Где будем ужинать сегодня? — спросил я.

— Мне все равно, — махнула рукой она. — Прежде всего, мы должны решить вопрос с Прустом. Я не позволю этому маленькому содомиту ускользнуть от нас.

— Есть идеи?

— Я думаю, — ответила она.

Я допил свой бокал и налил еще.

— Хочешь? — предложил я Ясмин.

Она отказалась и попросила не мешать ей думать.

— Интересно… Думаю, это сработает, — наконец заговорила она.

— Что?

— У меня появилась одна идея.

— Рассказывай.

Вместо ответа Ясмин подошла к окну и перегнулась через подоконник. Она целых пять минут стояла в такой позе, не шевелясь и глубоко задумавшись. Я молча наблюдал за ней. Потом она вдруг завела правую руку назад и принялась хватать ей воздух, как будто ловила мух. При этом она не оглядывалась назад. Она просто свисала из окна и ловила невидимых мух у себя за спиной.

— Что, черт возьми, происходит? — не выдержал я.

Она развернулась ко мне с широкой улыбкой на лице.

— Отлично! — воскликнула она. — Гениальная идея! Я просто умница!

— Выкладывай.

— Это будет непросто, — сказала она. — Мне придется все делать очень быстро, но у меня хорошая реакция. Я всегда лучше брата ловила мячи в крикете.

— Господи, да о чем ты говоришь?

— Мне придется переодеться мужчиной.

— Никаких проблем.

— Красивым молодым человеком.

— Ты дашь ему жука?

— Двойную дозу, — заявила она.

— Стоит ли так рисковать? Не забывай, как двойная доза подействовала на Уорсли.

— Именно это мне и нужно. Я хочу, чтобы он совершенно лишился рассудка.

— Может, соизволишь сказать, что ты намереваешься предпринять? — осведомился я.

— Не задавай слишком много вопросов, Освальд. Предоставь дело мне. Над господином Прустом не грех и подшутить. Он относится к классу фигляров, и я буду относиться к нему как к фигляру.

— Ты не права, — возразил я. — На самом деле он гений. Но все равно возьми с собой булавку. Ту самую, королевскую, которая побывала в заднице короля Испании.

— С ножом я бы чувствовала себя спокойнее.

Следующие несколько дней мы провели, превращая Ясмин в юношу. Мы объяснили портному, изготовителю париков и обувщику, что готовимся к большому балу-маскараду, и они с энтузиазмом взялись за работу. Удивительно, как преображает лицо хороший парик! Как только Ясмин надела парик и смыла косметику, она превратилась в юношу. Мы выбрали для нее немного женственные светло-серые брюки, голубую рубашку с шелковым бантом, шелковый жилет с цветным узором и бежевый пиджак. Бело-коричневые ботинки на ноги. На голову мы ей надели мягкую фетровую шляпу табачного цвета с широкими полями. Ее роскошную грудь мы лишили округлых очертаний, забинтовав широким креповым бандажом. Я научил Ясмин разговаривать мягким шепотом, скрывающим истинный тембр ее голоса. Несколько дней подряд мы репетировали слова, которые она скажет сначала Селесте, когда откроется дверь, а потом месье Прусту, когда ее проводят к нему.

Через неделю мы были готовы к наступлению. Ясмин так и не сказала мне, каким образом она намеревается выйти из положения и не допустить инвертирования в истинно прустианском стиле, но я и не настаивал. Я был счастлив, что она вообще согласилась взяться за дело.

По нашему плану, она должна приехать к его дому в семь часов вечера, К этому времени жертва уже давно проснется. В номере Ясмин я помог ей одеться. Парик оказался изумительным — копна волнистых, чуть длинноватых золотистых волос с бронзовым отливом. Серые брюки, узорный жилет и бежевый пиджак превратили ее в женственного, но совершенно прелестного молодого человека.

— Ни один гомосексуалист не устоит против искушения совратить тебя, — заметил я.

Она улыбнулась, но ничего не ответила.

— Подожди-ка, — остановил я ее. — Чего-то не хватает. Твои брюки выглядят подозрительно пусто. Тебя разоблачат в первую же секунду.

На столике стояла ваза с фруктами, угощение от администрации отеля. Я выбрал маленький банан, Ясмин спустила брюки, и с помощью липкого пластыря мы прикрепили банан к внутренней стороне ее ляжки. Когда она снова натянула брюки, эффект был поразительным — многообещающая и дразнящая выпуклость как раз там, где надо.