Странная смерть Европы. Иммиграция, идентичность, ислам - Дуглас Мюррей
Тем не менее, политическое руководство Европы будет ходить вокруг да около одних и тех же неудачных и противоречивых идей и повторять одну и ту же ошибку. Вот почему аналогия, представленная мне в Бундестаге, имеет большое значение. Мой немецкий собеседник представил Европу как комнату, в которую нужно пустить человека, находящегося в смертельной опасности в коридоре снаружи. Политики от Британии до Швеции иногда любят заявлять, что наша комната - это большая территория, которую мы могли бы легко забетонировать, чтобы разместить на ней всех нуждающихся в мире. Но наши общества не такие. Любая разумная политика в области иммиграции и интеграции должна была бы учитывать, что, хотя этот корабль Европы может время от времени спасать терпящих бедствие людей из окружающих нас морей, наступает момент - когда мы принимаем на борт слишком много людей, принимаем их слишком быстро или принимаем тех, кто имеет дурные намерения, - когда мы опрокидываем единственное судно, которое есть у нас, народов Европы.
Во время миграционного кризиса не только активисты движения "Открытые границы" считали, что привлечение всего мира на борт - разумная политика. Это были члены греческого правительства и правящих партий по всей Европе. Некоторые верили в это как в идеологию. Другие просто не могли найти разумного морального способа отказать во въезде жителям всего мира. Другие пытались найти оправдание. После голосования Великобритании за выход из ЕС Дэниел Корски, бывший заместитель директора отдела политики Дэвида Кэмерона, вспоминал, как до голосования европейские партнеры Британии пытались убедить страну принять больше мигрантов, используя, в частности, аргумент, что мигранты платят больше налогов, чем потребляют общественных услуг. Даже в этот момент - в разгар кризиса - континент опирался на старую и недоказанную ложь. Еще хуже то, что Корски заявил: "Мы так и не смогли опровергнуть эти аргументы", утверждая, что, хотя они искали, "не было никаких веских доказательств". 1 Доказательства - если бы они искали должным образом - были повсюду вокруг них. Они могли бы зайти в школы по месту жительства, в отделения скорой помощи любой местной больницы и поинтересоваться, как все эти приезжие могли уже оплачивать свое проживание. Именно этим вопросом задавался британский народ. Только их представители оставались безучастными, нелюбопытными или отрицающими.
И вот политика, которая уже сделала коренных британцев меньшинством в их собственной столице, неизбежно ускорила изменение демографической ситуации на всем континенте. Темная специализация" французов оказалась темным открытием Европы. Обещая на протяжении всей своей жизни, что перемены временны, что они не реальны или ничего не значат, европейцы обнаружили, что при жизни ныне живущих людей они станут меньшинствами в своих собственных странах. И неважно, была ли в стране репутация либерализма или репутация огнедышащего консерватизма - направление движения было одинаковым. Когда Венский институт демографии подтвердил, что к середине этого века большинство австрийцев в возрасте до 15 лет будут мусульманами, австрийцы - как и все остальные в Европе - должны были просто проигнорировать или отмахнуться от собственной культурной конечной точки. Мрачная брехтовская шутка, в конце концов, оказалась правдой: политические элиты обнаружили, что их общественность не нужна, и решили проблему, распустив народ и назначив на его место других людей.
Более того, все это делалось на основе смехотворного предположения, что, хотя все культуры равны, европейские культуры менее равны, чем другие. И что человек, отдающий предпочтение культуре Германии перед культурой Эритреи, имеет, в самом благостном понимании, устаревшее или плохо информированное мнение, а в более распространенном - просто откровенный расист. То, что все это делалось во имя разнообразия, которое с каждым годом становилось все менее разнообразным, должно было стать самым ясным предупреждающим знаком.
Ведь если бы существовал хоть какой-то шанс, что это сработает, то новые европейцы из Африки или других стран мира быстро научились бы быть такими же европейцами, как и все европейцы в прошлом. Возможно, официальные власти испытывают некоторую нервозность по этому поводу. В течение нескольких лет в Великобритании ежегодный список самых популярных имен для младенцев, публикуемый Управлением национальной статистики, был предметом споров. Снова и снова варианты имени "Мухаммед" поднимались все выше и выше в списках. Чиновники защищали свою практику включения в список "Мухаммедов" отдельно от "Мухаммадов" и других вариантов написания того же имени. Только в 2016 году стало ясно, что это несущественно, поскольку имя во всех его вариантах действительно стало самым популярным именем для мальчиков в Англии и Уэльсе. Тогда официальная линия сменилась на "И что с того?". Подразумевалось, что Мохаммеды завтрашнего дня будут такими же англичанами или валлийцами, как Гарри или Дафидды предыдущих поколений. Другими словами, Британия останется Британией, даже если большинство мужчин будут зваться Мохаммедами, точно так же, как Австрия останется Австрией, даже если большинство мужчин будут зваться Мохаммедами. О том, что это маловероятно, вряд ли стоит говорить.
На самом деле, почти все свидетельства указывают на обратное. Тот, кто сомневается в этом, может просто подумать о меньшинствах внутри меньшинств. Например, кто такие мусульмане в Европе, которым угрожает наибольшая опасность. Являются ли они радикалами? Разве салафиты и хомейнисты, лидеры "Братьев-мусульман" и ХАМАС в Европе живут под какой-либо угрозой или когда-либо должны беспокоиться даже о своей репутации? Нет никаких оснований полагать, что это так. Даже группы, выпускники которых отправляются обезглавливать европейцев, по их собственным оценкам, в Европе считаются "правозащитными" группами, намеренными бороться с несправедливостью, присущей нашему расистскому и патриархальному обществу. Вот почему в 2015 году больше британских мусульман сражались за Исиду, чем за британские вооруженные силы.
Люди, которым угрожает опасность, и люди, которые подвергаются наибольшей критике как внутри мусульманских общин Европы, так и среди населения в целом, на самом деле являются теми, кто больше всего поддался на интеграционные обещания либеральной Европы. Нидерланды покинули не мусульманские и немусульманские преследователи Айаан Хирси Али, а сама Хирси Али. В Голландии XXI века она верила в принципы Просвещения больше, чем сами голландцы. В Германии под защитой полиции живут не салафиты, а их критики, такие как Хамед Абдель-Самад, чья жизнь находится под угрозой просто за то, что он осуществляет свои демократические права в свободном и светском обществе. И в Великобритании не те, кто проповедует убийство вероотступников в переполненных мечетях
