Свора певчих - Даша Игоревна Пар
Глава 25. Расстановка приоритетов
Дорога проходила в молчании. Императорский шофёр одинаково всех напрягал. Перед посадкой Феликс предупредил: «Будь осторожна, Реми. Константину не понравятся твои отношения с полукровкой». На что девушка фыркнула, но цветок из волос убирать не стала. Так и ехала в напряжении под тихое бормотание радио, оглядывая по-новогоднему украшенные улицы, где сновали праздные горожане, радуясь погожему деньку. Как будто и не было разрывов. Город жаждал забыться в празднестве.
Наступил момент, когда Реми успокоилась, как-то выдохнула, готовясь к грядущему, вроде даже повеселела слегка, ведь какие бы неприятности не случались, это был первый выход в свет, знакомство с императорской семьёй, а самое главное – та самая Аллейская опера, во всей своей красе. Увидеть главное чудо света, побывать внутри, да ещё и спеть, как самая настоящая сэва, – это ли не повод для улыбки?
Она сползла, когда водитель притормозил на светофоре, а её взгляд пал на стойку с газетами. Тотчас Реми дёрнула дверную ручку и выскользнула наружу, несмотря на протесты братьев. Ловко проскользнув мимо двух машин, она налетела на газетный прилавок, выхватывая свежий номер и раскрывая на развороте, хоть продавец и попытался что-то возразить. Деньгами его утихомирил подбежавший Феликс, через плечо заглядывавший в дневной выпуск.
– Рене Беркут, – прошептала Реми, а потом сжала газету в комок и точным броском отправила в мусорку. Не глядя, под возмущённое гудение тронувшихся с места автомобилей, она вернулась в машину, а Феликс затворил за ней дверцу.
– Боюсь, но это было неизбежно, – сказал он, когда они тронулись, а Роб добавил:
– Десятки свидетелей. А награда за эти дни выросла на порядок. Любой бы соблазнился так легко поправить свои дела.
– Они это напечатали со слов очевидца и без всяких доказательств! – горячо воскликнула девушка, поджимая губы. – Дальше выйдет лукавое опровержение, новость перепечатают другие издательства, а мысль отправится в народ и те, кому это важно, её не упустят. Просто пожар в курятнике, а ведь Костя… – она осеклась, выдыхая. – Ладно, что сделано, то сделано. Новый год обещает быть непростым.
* * *
Впервые оказавшись на территории Кремля, Реми с любопытством оглядывалась по сторонам, отмечая каким маленьким был когда-то Ролльск. Сложно представить, что всё население стольного града умещалось на такой маленькой площади. Высокие, обложенные белым кирпичом, стены с бойницами, стрелообразные башни со звёздами на куполах, венцом которых являлась башня с часами, отбивающими одиннадцатый час. В полдень состоится торжественное пение в Аллейской опере, чей купол виднелся позади дворца – главной резиденции императора.
Сегодня территория Кремля пустует, за исключением выделенной для людей зоны под открытым небом, куда допускались богатые мещане и газетчики для освещения столь значимого события.
Машина затормозила перед главным входом, откуда по ступенькам уже сбегал Костя в парадном облачении. Как сын императора, он занимал высокие чины в различных ведомствах, за исключением военного, так что форма отличалась импозантностью, этаким светским шиком, но не содержала влиятельных наград и знаков отличии.
У тех же братьев Сычёвых головы украшали парадные киверы с золочёным гербом Ролльской империи. Но даже самое великолепное убранство не шло ни в какие сравнения с символом на груди цесаревича – птицы, символизирующей наследование императора. Никто в империи никогда и ни за какие заслуги не получит этот герб у сердца. Только дети императора имели право его носить, и Константин подчёркивал свой статус, изо всех сил стремясь показать, что именно он станет следующим правителем Ролльской империи.
Поприветствовав цесаревича глубоким реверансом с поклоном, Реми, вместо традиционного поцелуя в ладонь, удостоилась ласкового прикосновения к щеке и нежного, очень интимного объятия, от которого даже зарделась, хоть кроме Сычёвых и охраны Кости рядом никого не было. У сэв острый глаз. За цесаревичем отовсюду наблюдают, отмечая, с какой близостью и теплотой он относится к неизвестной дворянству сэве.
Сразу после приветствий они направились в сторону видневшегося купола Аллейской оперы, только на одно мгновение остановившись неподалёку от огороженной красной лентой прессы, чтобы улыбнуться журналистам, стараясь не моргать из-за ярких вспышек пресс-камер.
С непривычки, Реми немного щурилась, держась за руку Кости, всеми силами сохраняя невозмутимость, тогда как цесаревич вёл себя вполне естественно, – для него быть в центре внимания всё равно что рыбе плавать под водой.
Соблюдя приличествующий протокол, они покинули площадку, уступая следующим гостям, сохраняя дистанцию под бдительным взглядом охраны. Реми догадывалась, как много гарпий скрывается на башнях близлежащих зданий, и прячется в толпе. Дерзкий побег Иерихона после помпезных речей о его задержании, не на шутку разворошил воронье гнездо, поставив Ульриха в неудобное положение.
Уже на подходах к Аллейской опере, у девушки немного закружилась голова от масштабности открывавшегося сооружения. И не скажешь, что оно было воздвигнуто более тысячи лет назад, настолько сложным и совершенным выглядело. Уходящие в зелёный цвет витражи, монументальные колонны из красного мрамора, и сами стены из белого, будто светящегося под полуденным солнцем, камня. На самом верху – куполообразная, стеклянная крыша с золотой каймой, и над каждой стороной света высокие скульптуры ангелов с птицами на плечах.
У входа сквозняк раздувает волосы, Реми чуть оступается, но Костя поддерживает, шепча ободряющие слова. Перед ними расступаются слуги, впуская в открытые, высотой три метра, двери, украшенные знаковыми сценами из ангельской библии.
Слезятся глаза, после яркого света в полумраке вместительного, гулкого пространства, сам воздух кажется стылым, промозглым, по-зимнему свежим. Они вступают в первый зал, где уже собрался весь цвет дворянства, умолкший, как только пара прошла внутрь, отдав верхнюю одежду слугам. Здесь не принято говорить о чинах и титулах, так что никакого помпезного вступления не случилось, а Костя сразу увёл её с отрытого пространства, словно пряча за огромными, шириной под три-четыре метра колоннами, украшенными иконами, сюжетными полотнами и ангельскими кариатидами, взирающими сверху на собравшуюся толпу.
Здесь наливали глинтвейн и медовые настойки, чтобы смягчить горло, подготавливая к пению. И здесь же их сразу атаковали высокопоставленные сэвы, которым было очень интересно познакомиться с новой пассией цесаревича, учитывая, что она была первой, кого он привёл в Оперу.
Новые лица вереницей проносились перед глазами Реми, и с каждым нужно было поздороваться, обменяться пожеланиями, раскланяться, соблюдая крепко вбитый в голову Ингой протокол, отмечая все те мелкие детали, о которых с таким упорством рассказывала мачеха.
Оглядываясь по сторонам, она улавливала тихие разговоры, перешёптывания, в которых всплывали их имена. Главной темой праздничного дня стали не Аллейская опера, побег Иерихона или напряжение на границах империи, нет – всех интересовала она, то,
