Свора певчих - Даша Игоревна Пар
– Сказка, – с улыбкой протянул Феликс, когда в прихожую спустилась Реми, державшая в руках маленькую, дамскую сумочку. Её белоснежное платье переливалось в дневном свете, блеском отправляя солнечных зайчиков по обоям комнаты, радугой разукрашивая дом.
– Благодарю, – с достоинством кивнула Реми, отмечая военные мундиры со знаками отличия на грудях парней. – Роб, что с тобой случилось? Откуда такие «замечательные» украшения? – спросила она, разглядев фингал под глазом и разбитую губу парня.
Тот отмахнулся, помрачнев на пару с братом. Однако ни слова нельзя было вытянуть, только Феликс заметил, что брат бывает безответственен и что ему пора повзрослеть. С такими напутствиями Роберт выскочил из прихожей на улицу, как чёртик из табакерки.
– Да что с ним?
Феликс что-то пробурчал неопределённое, подавая руку Реми, но видя, что та не отстанет, объяснил:
– Вивьен. Вчера Роб влез в квартиру Виктора, и угодил в засаду во́ронов. Был несдержан в эмоциях. Разорялся почём зря. А потом напился в каком-то баре и начал распускать руки.
Когда они вышли наружу, стоящий у автомобиля Роберт кивком головы указал на противоположный конец улицы, где нарисовался невозмутимый Матвей рядом с белоснежной машиной дервенского производства.
– Будь осторожна, Реми, – протянул Феликс, неодобрительно разглядывая Филина.
– А что? – мыслями ускакав в полный сумбур и раздрай, спросила Реми, сжимая мягкую ткань сумочки. В руках Филина – белые розы, но глаза полны раздражения. И обиды.
– Роб во всём винит тебя с братом. Потому не провоцируй его, – Феликс сильно сжал руку Реми, прежде чем отпустить, неуверенный, что девушка хоть слово расслышала.
В сущности, так и было, ведь она уже шла навстречу Матвею с тяжёлым сердцем и пустой головой.
– Привет, – скупо произнесла сэва, когда Филин по всем правилам поприветствовал госпожу графиню, протягивая в честь праздника цветы с пожеланиями здоровья и благополучия. – Наверное, ты ждёшь от меня извинений? – продолжила Реми, не принимая букет, спиной ощущая враждебный взгляд Роберта.
– Какие уж тут могут быть извинения. Я много думал о случившемся и понимаю, почему ты так поступила. Почему ушла. Почему поцеловала. Это ведь известная игра. Я не в обиде, – продолжая непринуждённо держать в руках цветы, Филин пожал плечами, оглядывая роскошный наряд Реми, её утончённую женственной, хрупкость.
Как же сильно ему захотелось в этот момент подхватить её на руки и увезти из проклятого города туда, где нет нужды играть словами, ступая по тонкому льду суровых правил дворянских игрищ. Собственная осторожность невероятно разозлила его!
– Нет, в обиде, – проницательно заметила Реми, чуть качая головой. – Я не собиралась использовать тебя, Матвей. Подставлять или манипулировать. Ты сам всё устроил. Сам предложил помочь с планом Рене. Впустил нас в дом. Помогал в расследовании. Всякий раз, я спрашивала, какова твоя цена, а ты говорил, что всё ради моих прекрасных глаз! Ни разу не говорил серьёзно. Ни разу не назвал истинную цену своих действий. Да, я бы слукавила, говоря, что ничего не видела. И уж тем более солгала бы, утверждая, что всё это дым и зеркала. Нет. Но было бы нечестно не сказать, что нам не стоит больше видеться. Я буду в неоплатном долгу перед тобой, но на этом всё.
Реми нервно сглотнула, будто развязывая внутри тугой, корабельный узел, сжавший её лёгкие в тонкую спираль, от которой каждое слово вытягивалось по струнке, вылетая из горла с хрипотцой, с тонкой, непривычной сухостью, превращающей её слова в нечто крайне неприятное.
Ну кто сказал, что отношения – это легко? Что это про какие-то неведомые бабочки, про цветочки и серенады под окном? А поступать правильно? Это вообще – как? Держать себя на расстоянии ото всех, как какая-то англиканская монашка? Делать вид, что внутри ничего не происходит, что эмоции не бушуют, как шторм, швыряя сердце от одной крайности в другую?!
Она почти ненавидела себя, представляя, как именно выглядит в его аквамариновых глазах. Он, безусловно, испытывает разочарование, и даже презрение к девушке, ради которой пожертвовал всем. Реми проклинала себя за импульсивность, за порыв проучить несносную Нелю, от которого у Матвея появилась надежда. Хотя он взрослый мальчик, и видно, что всё понимает.
– Я мог бы ударить по больному, – словно читая мысли, произнёс он, игнорируя клаксон автомобиля – братья Сычёвы, несомненно подслушивающие их разговор, теряли терпение – времени не оставалось, пора отправляться в путь. – Но ты сама прекрасный тюремщик своим чувствам и мыслям. А значит и накажешь себя строже, чем я могу представить. Однако не стоит вскидывать на себя мои решения. Я хотел помочь – я это сделал. И знай ты меня лучше, поняла бы, что я ничего не делаю просто так. А пришёл сегодня, чтобы попрощаться. Я уезжаю из столицы – ночью был взрыв в вороньем гнезде. Иерихон бежал, а утром на дверях моего клуба появилась метка ревунов. Сложить два и два было просто.
– О, – вот и всё, что смогла сказать Реми, продолжая безжалостно терзать сумочку. Обернувшись, она увидела изумление на лице Феликса, который что-то тихо втолковывал нетерпеливому брату. – В таком случае, прощай? Прости за всё?
– Не могу не воспользоваться шансом. Поехали со мной? Как обычная сэва Реми без всяких Беркутов. Оставь всё во́ронам и гарпиям императора. Я уверен, что ревуны так просто не оставят арест Иерихона. Сегодня прекрасный день, чтобы напомнить империи об их силе. А Опера – просто магнит для неприятностей. Такой светлый символ – идеальный для того, чтобы извалять в порохе и грязи. Подумай об этом.
В первую секунду, буквально на крошечный миг, она подалась вперёд, соглашаясь на всё. К чёрту во́ронов с Ульрихом, Иерихона с ревунами, Свору певчих с Виктором и всех прочих люцианитов. К чёрту всё, она дьявольски устала! Но следом перед глазами мелькнули лица отца и брата. Рене и Виви. И Кости. Как он будет ждать её на ступенях оперы, надеясь на её руку помощи, как он когда-то помог ей. Разве она может их всех подвести?
– Не говори ничего! – остановил Матвей, прочитав ответ по её глазам. Он бросил на капот машины розы, кроме одной. Обломав почти до бутона, мужчина подошёл к ней и аккуратно вправил цветок за ухо, вплетая в черноту волос. Нежно проведя рукой по щеке, он поцеловал её, обдав ароматом терпких, как коньяк, духов, и прошептал: – Бери себя, маленький воробушек.
