Монах - Мэтью Грегори Льюис
Эта необыкновенная история незаметно отвлекла меня от тяжелых мыслей.
– А те, кто встречал монахиню, когда-нибудь заговаривали с нею? – спросил я.
– Ни разу. Образчики ее красноречия, которые можно было слышать каждую ночь, не вызывали желания общаться. Бывало, что замок содрогался от ругани и проклятий, которые вдруг сменялись звуками «Отче наш»; то она с подвывом выкрикивала ужасные богохульства, то выводила гимны так старательно, будто все еще пела в монастырском хоре. Одним словом, она была особой капризной; однако любой номер ее репертуара, благой либо нечестивый, доводил слушателей до нервного припадка.
В замке стало невозможно жить; его хозяин был так запуган этими полуночными концертами, что одним прекрасным утром его нашли мертвым в постели. Такой успех, видимо, воодушевил монахиню, ибо она стала шуметь еще сильнее. Но новый барон сумел ее перехитрить. Он пригласил знаменитого экзорциста, который не побоялся провести ночь в комнате с привидением. Там ему, вероятно, пришлось выдержать тяжелую битву с призраком. Она была упряма, но монах еще упрямее; и наконец она пообещала вести себя прилично и не нарушать покоя в замке по ночам.
Некоторое время ее не было слышно. Но спустя пять лет экзорцист умер, и монахиня отважилась появиться снова. Однако она теперь стала более покладистой: прогуливалась молча, да и являлась не чаще чем раз в пять лет. Этого расписания, если верить барону, она придерживается и поныне. Он твердо убежден, что пятого мая каждого пятого года, как только часы пробьют один раз, дверь той комнаты открывается. Заметьте, что эта комната уже почти сто лет как заперта. И выходит оттуда призрачная монахиня с лампой и ножом, и спускается по лестнице из восточной башни, и пересекает главный зал. В эту ночь привратник всегда оставляет ворота замка открытыми, чисто из уважения к призраку: ведь в этом нет никакой необходимости, поскольку она легко может просочиться сквозь замочную скважину, если захочет; но будет неучтиво заставлять почтенное привидение удаляться столь унизительным способом, не так ли?
– И куда же она направляется, выйдя из замка?
– Надеюсь, что на небеса; но если она туда и является, это место ей, похоже, не по вкусу, потому что спустя час она всегда возвращается, уходит в свою спальню и сидит тихо следующие пять лет.
– И вы верите в это, Агнес?
– Что за вопрос! Конечно же нет, Альфонсо! Имея вескую причину оплакивать власть суеверий, я никогда не стану их жертвой сама. Однако я не должна выказывать свое неверие при баронессе: она не сомневается в истинности этой истории. А моя гувернантка, Кунегонда, клянется, что пятнадцать лет назад видела призрака собственными глазами. Однажды вечером она рассказала мне, как ее и других домочадцев, собравшихся поужинать, испугало явление кровавой монахини, как ее прозвали в замке. С ее слов я и сделала эту картинку, и уж конечно, не забыла изобразить Кунегонду. Вот она! Никогда не забуду, как она разозлилась и как уродливо выглядела, отчитывая меня за то, что я так хорошо передала сходство!
Тут Агнес указала на нелепую фигуру старой женщины, застывшей в испуге.
Несмотря на давящее уныние, я не мог не улыбнуться игривому воображению Агнес: она точно воспроизвела облик Кунегонды, но так преувеличила все ее недостатки, что нельзя было удержаться от смеха и легко было представить, как разгневалась дуэнья[14].
– Чудесная фигура, милая Агнес! Я не знал, что у вас такой юмористический талант.
– Погодите минутку, – ответила она, – я вам покажу фигурку посмешнее Кунегонды. Если она вам понравится, можете взять ее и сделать с ней, что вам будет угодно.
Она поднялась, вышла в соседний кабинет, там отомкнула ящик и, вынув небольшой футляр, принесла его мне.
– Улавливаете сходство? – спросила она, вынув рисунок из футляра и улыбаясь.
Это был ее портрет.
В полном восторге я поцеловал его и стал увлеченно благодарить девушку. Она выслушала меня благосклонно и призналась, что разделяет мои чувства; внезапно, громко вскрикнув, она вырвала свою руку из моих и выбежала из комнаты через дверь, которая вела в сад. Я обернулся в удивлении и с ужасом обнаружил, что рядом со мною стоит баронесса, пылающая ревностью, задыхаясь от ярости. Придя в себя после обморока, она перебрала в уме все возможные кандидатуры и поняла, что, скорее всего, ее соперница – Агнес. Она немедленно отправилась искать племянницу, попенять ей за то, что поощряет мои ухаживания, и проверить, верна ли ее догадка. К несчастью, подойдя к двери гостиной в тот момент, когда Агнес вручила мне свой портрет, она успела увидеть достаточно и не нуждалась в других доказательствах. Она подкралась незамеченной – мы были слишком заняты друг другом, и Агнес поздно осознала опасность…
Донья Родольфа первая пришла в себя.
– Итак, мои подозрения оправдались, – сказала она, – кокетство моей племянницы победило. Правда, в одном отношении мне повезло: я не одна буду оплакивать несбывшуюся любовь. И вы тоже узнаете, каково это – любить без надежды! Со дня на день я жду приказа вернуть Агнес родителям. Сразу же по приезде в Испанию она примет постриг, и непреодолимое препятствие разлучит вас. Не трудитесь умолять, – добавила она, заметив, что я хочу заговорить. – Мое решение принято и изменению не подлежит. Ваша любовница будет сидеть взаперти в своей комнате, пока не сменит замок на монастырь. Возможно, одиночество пробудит в ней чувство долга; но чтобы вы не могли помешать желаемому событию, я должна известить вас, дон Альфонсо, что ваше присутствие здесь отныне неприемлемо ни для барона, ни для меня. Вы наболтали племяннице, будто родственники послали вас пожить в Германии; однако вам было предписано путешествовать, и я не стану препятствовать такому прекрасному плану. Прощайте, сеньор; учтите, что завтра утром мы с вами свидимся в последний раз.
Бросив на меня взгляд, полный гордости, презрения и злобы, она вышла из гостиной. Я тоже удалился к себе и провел ночь, изобретая способы спасти Агнес от тирании тетки.
Остаться в замке Линденберг в сложившихся обстоятельствах было невозможно. Поэтому на следующий день я объявил, что сейчас же уезжаю. Барон искренне сказал, что это его огорчает, и так тепло обо мне отозвался, что я попытался привлечь его на помощь. Но едва я произнес имя Агнес, как он прервал меня и пояснил, что вмешиваться в это дело не в его власти. Настаивать не
