Нестандартный ход 2. Реванш (СИ) - De Ojos Verdes
Эта версия казалась какой-то нереальной, но не верить ей не было оснований.
Где-то через полчаса та же женщина в медицинской форме привела Элизу и, дав рекомендации, проводила до дверей. Рома обеспокоенно разглядывал девушку, поддерживая её за локоть. По крайней мере, взгляд у неё был осмысленный, но вид всё еще оставался уставшим.
На улице она остановилась перед ступеньками и вдохнула свежий воздух полной грудью. А потом внезапно качнулась в сторону мужчины и уткнулась носом ему в шею, спрятав лицо.
— Почему ты всё время меня спасаешь, Разумовский? — послышалось приглушенное бурчание. — Чтобы ты потом была мне должна. Очевидно же. — А долги отдавала натурой? — хмыканье. — Разумеется.
Рома подхватил её на руки, позволив безвольно откинуться себе на грудь. В которой воронка испуга за неё еще вертелась, отдаваясь тревожной пульсацией. Он думал, что Элиза уснет, как только устроится на сидении, но девушка удивила довольно бодрым духом, вертя головой и разглядывая ночной город. Пусть молчит, но и не противится.
А когда его телефон на панели завибрировал, оба резко взглянули на экран. И наверняка выдохнули с облегчением, боясь повторения сценария трехдневной давности. Но звонившим оказался Руслан.
Мужчина принял вызов и активировал громкую связь.
— Привет, дважды дядя Рома.
— Ева родила? — тут же догадался он.
— Да, — в голосе брата прорезались нотки неудержимой радости. — Еще днем. Мы не захотели никому говорить. Чтобы зря не волновались. Решили, пусть отдохнет, потом позовем вас знакомиться.
Рома готов был спорить, что дело было в другом. Рождение первой дочери Руслан пропустил, будучи в колонии, а со второй решил наверстать в уединении. Вдвоем с женой, как и положено в таких особенных для родителей случаях.
— Я не могу дождаться утра, хочу похвастаться всем. Так что, семьям позвонил, они подтянутся, поляну накрыл, с персоналом договорился, на полчаса нам сабантуй одобрили. Только Элизу найти не могу.
Разумовский обернулся к шокированной девушке, которая не мигая уставилась на телефон. И никак не отреагировала на реплику о своей пропаже. И только в данную секунду сообразил, что её вещи остались в квартире Дашкова. Вместе со смартфоном. И кто бы ей дозвонился, естественно?..
— Я привезу, — коротко пообещал брату, ничего не объясняя. — Скинь адрес, скоро подъедем.
И снова они ехали в молчании, пока мужчина не остановился перед цветочным павильоном.
— Цветы же нельзя, это аллерген, — дезориентировано прокомментировала Элиза.
— В частных клиниках допускают.
Букет был куплен и помещен сзади. В придачу к нему игрушка для Богданы, которая непременно будет там же.
Руслан встретил их во дворе — счастливый, светящийся, довольный жизнью человек. Все крепко обнялись, поздравляя друг другу. Но боковым зрением Рома продолжал обеспокоенно следить за девушкой, отмечая, что та еще не пришла в себя.
Родители и друзья уже ждали их в просторной палате у накрытого стола. А дальше был настоящий маленький праздник, тосты, бесконечные поцелуи, слезы радости… И ворчание на то, что никому не сообщили вовремя.
Во всей этой суете Разумовский не переставал держать Элизу в поле зрения. Её поведение озадачивало всё больше и больше. Во-первых, она практически не говорила. Во-вторых, когда ей дали подержать новорожденную Беллу, девушка смотрела на ребенка без единой реакции. Просто в упор. Забывая моргать. А потом… Рома замер, когда она сама подошла к Богдане, опустилась на корточки и… обняла племянницу с неподдельным отчаянием. Почему никто этого не замечал, кроме него?..
И даже того, что, поцеловав Бодю в лоб, девушка бесшумно вышла из помещения под общий гул и веселье. Унылой подавленной тенью.
Мужчина выждал пять минут, если вдруг ей понадобилось в туалет, но интуиция подсказывала, что она ушла не туда.
Ноги понесли его на улицу. Он обогнул здание, словно чувствуя, куда нужно идти. И через пару шагов остолбенел, найдя Элизу глазами.
Она уперлась коленями в землю и, словно в трансе, вырывала пожухлую траву. В свете яркого холодного освещения в ночи это зрелище некой мистичностью пускало мурашки по телу. Когда же она вонзила пальцы в почву, начав рыхлить её, словно граблями, стало жутко.
Рома не мог заставить себя сдвинуться с места, завороженно наблюдая за этими манипуляциями. Покрываясь мерзким ледяным потом от предчувствия неотвратимой катастрофы…
И она наступила почти мгновенно.
Элиза поднесла грязные руки к лицу и, пройдясь по нему снизу вверх, схватилась за волосы. А затем относительную тишину двора разорвал чудовищный, нестерпимо страшный вопль. Про такой говорят — нечеловеческий. Поистине этот звук таким и был, будто вырвался не из обычной девушки, а из недр самого ада. Мужчине показалось, что этот вопль острыми безжалостными осколками вонзился в его душу, обездвижив.
Но сзади вдруг послышались шаги, возвратив Разумовского к действительности. Он обернулся и жестом попросил подоспевшую охрану не приближаться. А сам тут же в считанные секунды оказался рядом с Элизой.
Присел перед ней и приподнял пальцами подбородок, чтобы впервые за все годы, что знает эту валькирию, увидеть в её бездонных глазах… слезы.
А потом почувствовать, как сердце пропускает удар и сжимается в тисках от мучительно тоскливого тихого признания, прозвучавшего покаянием:
— Я хотела этого ребенка… нашего ребенка.
Глава 25
«Жизнь ломает людей без шума, без криков, без слез, незаметно». М. Горький «Мещане»
— Но испугалась, что он тебе не нужен, Рома, — прошептала Элиза, выпуская наружу свою самую глубокую боль, замурованную внутри на протяжении всего этого времени. — Я думала, что для такого мужчины незапланированная беременность расценивается как попытка навязать себя. Ты ведь не хотел семьи, а аборт не предложил бы из благородства…
Пальцы Разумовского на её подбородке дрогнули, взгляд сделался непроницаемо темным. Она дернула голову в сторону и вырвалась из его рук.
— А потом дилемма разрешилась… этого ребенка не стало… — выдохнула девушка, уронив голову на грудь.
Закрыла глаза и моментально вспомнила каждый пережитый миг того дня. Ужас, панику, дичайший страх…
Эмоции захлестнули её, вышибая дыхание, ломая выстроенное за столько лет сопротивление, круша выдержку подчистую. И Элиза сдалась им.
Рухнула ничком на траву, а потом повернулась на бок, обняла себя за плечи и зарыдала. В голос. По-детски безутешно. Горько и надрывно. Как никогда в жизни.
Мысль о давней утрате вывернула её наизнанку. Эта боль… она другая, ей нет равных, когда знаешь, как сильно ты виноват. И гнетущая вина окончательно взорвалась в ней здесь и сейчас, мгновенной вспышкой выжигая нутро. Заполнив собой всё и вся.
И девушка плакала, обездвиженная, обезволенная, прикованная неведомой силой к холодной мокрой земле. Исторгая из себя крики и вопли, от которых саднило и схватывало горло. Оголяя свою рану и не замечая ничего вокруг. Мир просто исчез, оставив Элизу наедине с собой, и она всё больше и больше проваливалась в черноту.
Проваливалась и видела события четырёхлетней давности со стороны.
Как во время одной из тренировок незадолго до игры её отправили на скамейку запасных, потому что нельзя быть в защите настолько рассеянной и неповоротливой. Тренер был очень недоволен ею. Наверное, оно к лучшему. Тогда девушка так и подумала и не стала возражать. Не хотелось подводить команду. Ведь она знала, что её невнимательность никуда не денется, потому что Элиза мыслями была в Роме, в новости о том, что беременна. Как спустя несколько дней сам Разумовский предложил ей не играть, потому что это может навредить. А она почему-то огрызнулась и не сказала, что её уже поставили на щадящий режим. Как во время этой злополучной игры сидела и болела за девочек, забыв обо всем. А дискомфорт в животе скинула на волнение за результат соревнований. Как с улыбкой вошла в раздевалку, чтобы поздравить победителей, и внезапно поняла — что-то не так… И как зажимала руками пах, сведя ноги вместе, будто это помогло бы, и молила, чтобы беда миновала. Пока ехала скорая, которую ей вызвали, девушка впервые осознанно обратилась к крохотному существу внутри и попросила выжить.
