Нестандартный ход 2. Реванш (СИ) - De Ojos Verdes
Оба растянули губы в улыбке, поймав друг друга на подглядывании исподтишка. И воздух моментально стал практически осязаемо тягучим, когда зрительный контакт затянулся. Притяжение не поддавалось контролю. Каждый взмах ресниц казался действием из замедленной съемки. Непреодолимое влечение было столь очевидным, что девушка неосознанно сглотнула образовавшуюся вязкую слюну, хотя, есть закончила уже как несколько минут.
Рома встал, чтобы убрать грязные тарелки. На мгновение перед ее лицом мелькнула его рука, увитая паутинками вен, ярко выраженными жилками. Крепкая, красивая, с длинными ровными пальцами. Эта рука забрала лежащие перед ней приборы таким обыденным жестом… так по-домашнему легко и заботливо… словно в этом нет ничего особенного, и данный ритуал проделывался каждый день. Элиза затаила дыхание, наблюдая, как он кладет всё в раковину.
Видеть его в ипостаси простого смертного — что-то нереальное. Этот потрясающий мужчина так умело сочетает в себе столько всего…
Ну как его можно не любить?..
Девушка бесшумно поднялась. Обогнула стол. Приблизилась к нему со спины. Обняла за талию. Легла щекой на область между лопатками и блаженно выдохнула.
— Я люблю тебя, — призналась свободно, честно, обнаженно.
Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю. До колючей боли в груди. Я не знаю, как можно любить так.
Он замер. А она услышала, как сильнее забилось его сердце за грудиной. Мощно и гулко.
А потом Рома обернулся, высвобождаясь. И блестящими глазами прошелся по её лицу, следом нежно пленяя и дотрагиваясь большими пальцами до скул.
— Я хотел поговорить… Но, видимо, нам всё-таки надо кое-что исправить. Для начала…
Элиза молча согласилась. Позволила отнести себя в спальню, зная, что та не осквернена присутствием другой женщины, как в его квартире. А когда он поставил её на ноги у матраса, принялась завороженно наблюдать за тем, как Разумовский пуговка за пуговкой расстегивает на ней свою рубашку.
Запредельное зрелище.
Можно было стянуть её через голову… Быстро, без заморочек.
Но нет, мужчина получал удовольствие от неспешного процесса, пуская по венам разгорающееся предвкушение.
Закончив, Разумовский поддел ткань у воротника обеими ладонями и медленно развел в стороны, достигнув плеч. Огладив их, дал рубашке съехать назад, а затем и сползти по её спине к ногам.
Рома наклонился, продолжая опалять кожу своими прикосновениями, и уткнулся носом в изгиб шеи, то уязвимое место, где она изящной линией переходит в плечо. Медленно втянул воздух и с нескрываемым наслаждением произнес:
— Ты снова пахнешь мной, Элиза…
А она закрыла глаза и поняла, что у неё подогнулись коленки…
[1] «Похищение Прозерпины», или «Плутон и Прозерпина» — мраморная скульптурная группа, созданная художником итальянского барокко Джованни Лоренцо Бернини.
Глава 23
«…Выбиваясь из сил, дремала В пальцах Господа. Слог дробя, Я прошу у небес так мало… Да, тебя». Вера Полозкова
Но он поймал. Не дав ей упасть, поймал в свои объятия. Поймал — в себя.
Как только их тела соприкоснулись — долгожданно по-настоящему, Элизе показалось, что померкло само бытие. Ничего больше не имело ни цвета, ни плотности, сделалось бесформенным и безымянным. А вечность уступила им этот момент. Распорядившись сдаться друг другу в полной безоговорочной капитуляции.
Девушка обратилась в сверхчувствительный радар — и ловила любой пущенный в неё сигнал, отзываясь мелкой рассыпавшейся по коже дрожью.
После жестокой случки, после той боли на двоих, что они пережили этим летом, родившийся в данную минуту трепет казался божественной — единственно верной — нотой между мужчиной и женщиной. Шанс исправить чудовищную ошибку, допущенную ранее.
Поцелуи Ромы были размеренными и глубокими, нежными и крепкими. И пока он целовал её, пленив податливые губы, его руки оглаживали каждый изгиб. Так бережно и неторопливо, задерживаясь и смакуя то тут, то там, словно он знакомился с ней, изучал, впервые сжимая в своих объятиях.
Разумовский оторвался от неё на считанные мгновения, лишь чтобы снять оставшуюся одежду, и снова приковал к стальному торсу, медленно опуская на матрас. Его пальцы порхали по ней невесомо и чутко, но их касания казались горячими ударами, оставлявшими за собой ожоги.
Когда мужчина вобрал её грудь в свои ладони, Элиза, не ожидая от себя такой несдержанности, всхлипнула. А ведь он пока еще ничего не сделал с ней. Но сегодня всё действительно воспринималось иначе, и реакции — соответствовали. В разы острее, откровеннее, честнее. Без барьеров между ними.
Подушечками больших пальцев Рома очертил соски, немного дразня, заставляя девушку напрячься в предвкушении, а потом добил финальным аккордом, заменив свои пальцы ртом.
Поцелуи спускались ниже, руки становились настойчивее, и её рефлексы — ярче. Нет, совсем не получалось сдержать вырывающиеся наружу громкие выдохи, надрывные вздохи.
Что-то особенное происходило с Элизой в этот миг. Ставшая за годы без него обезвоженной землей, пошедшей трещинами, она чувствовала себя так, словно измученная твердь внутри неё орошается живительной водой, затягивая каждый шов, скол, зазор.
Излечивая, наполняя собой.
Его губы блуждали по её бедрам, степенно переходя к внутренней стороне. Она знала, что за этим всем последует самая смелая волнительно-будоражащая ласка, пьянящая и смущающая своей оголенностью.
Низ живота стянуло тугим узлом, и как только он приник к её плоти, девушку обдало необратимым огнем. И совсем скоро тот превратился в жаркий взрыв, выбив из неё низкий бесстыдный звук, напоминающий ни то хныканье, ни то скулеж. Что снова удивляло её саму.
Разумовский вернулся к ней дорожками мокрых сладких поцелуев по телу, которым вторили ползущие змейками пальцы. Вернулся и навис над ней, взглянув своими невозможными черными глазами-ониксами навылет.
Такой он… невероятный. Действительно до колючей боли в груди любимый. Единственный.
Рома практически лег на неё, снова и снова вынуждая вздрогнуть от этих манипуляций, воспринимающихся буквально шаровой молнией по телу — стоит только наложиться коже на кожу. А потом вдруг перекатился на спину, увлекая Элизу за собой, устраивая её сверху. И подобрался, приняв полусидячее положение, упираясь лопатками в стену.
Девушка растерянно ойкнула, оседлав мужские бедра и почувствовав, как в живот ей упирается его эрекция. Будто её мир резко перевернули. Потому что никогда… никогда ей еще не доводилось быть выше него во время секса. Она привыкла смотреть на него снизу вверх. А теперь… наоборот.
Элиза моргнула, уставившись на него во все глаза и не веря в очевидную вещь.
Ты, что, ты… отпускаешь себя? Свой контроль? Отдаешь его мне?
В ответ на беззвучный вопрос мужчина, сохраняя их дикий зрительный контакт, просто взял девушку за талию, слегка приподнял, чтобы затем осторожно… тягуче, миллиметр за миллиметром опустить на член.
Новые и невообразимо острые ощущения стали такой неожиданностью, прошив её насквозь раскаленными иглами удовольствия, что Элиза неосознанно откинулась назад корпусом, выгнувшись дугой, прикрывая веки. И при этом перекрестила руки на груди, непроизвольно закрывшись, не зная, куда себя деть. Что делать в этой незнакомой позе.
А потом она испугалась, услышав вытянутый стон… Ромы. Бесхитростный, чувственный, граничащий с импульсивным рыком.
Такого тоже раньше никогда не было.
Девушка резко открыла глаза и взглянула на него.
Тебе настолько хорошо? Правда?..
Разумовский улыбнулся этой её шальной потерянности. Потянулся к девичьим запястьям и раскрыл крестовидную конструкцию, отрывая руки Элизы от груди и помещая на своих плечах, чтобы дать ей опору. Затем слегка качнул снизу бедрами, задавая начальный ритм.
«Теперь давай сама, — вот что она читала в его темном взгляде, — а я помогу».
