Рейнские легенды - Екатерина Вячеславовна Балобанова
Но тут в два прыжка очутился рядом с девушкой один из гребцов с лодки, привезшей графского оруженосца. Давно уже любил юноша Деву Песни, но только никогда не решался признаться ей в этом.
— Беги, спасайся, Лора-Лей! — сказал он ей, — я же расправлюсь с этим негодяем.
— Когда женится Альбрехт?
— Вчера была его свадьба с принцессой неаполитанской.
Не промолвя ни слова, спрыгнула Лора-Лей со скалы и исчезла.
Когда, наконец, пыхтя и задыхаясь, старый оруженосец влез-таки на утес, гребец одним ударом весла столкнул его вниз: ругаясь, покатился воин под гору и весь разбитый, с поломанными ребрами едва дотащился до своей лодки.
Расправившись с оруженосцем, обернулся юный гребец, чтобы посмотреть, куда скрылась Дева Песни, и увидал, что волны Рейна, тихо качая, несли ее вниз по теченью. Бросился он за нею и скрылся в волнах.
Не досчитался гребца старый оруженосец пфальцграфа, да никогда больше не видала его и старая мать!
Исчезла с берегов Рейна Лора-Лей, но по ночам она — русалка — стала выходить с речного дна и петь, сидя на своей любимой скале. Но и русалкой никогда не причиняла она зла ни рыбакам, ни детям.
— Где поет наша русалка, — говорили рыбаки, — там смело закидывай сети — будет улов!
Детям при встрече дарила она разноцветные камни и целые пригоршни жемчугов: жемчуг ведь слезы русалок, слез же у Девы Песни было столько, что могла бы она усыпать ими все рейнское дно!
Но никогда не разбивалось на Рейне столько судов и рыцарских лодок: в темные ночи Дева Песни привлекала их к скале своим пением, и разбивались они о подводные камни.
Раз плыл по Рейну молодой Альбрехт со своею красавицей женой. Луна светила так ярко, что на реке было светло, как днем, а Дева Песни пела, сидя на своей скале, и так пела она, что все кругом замерло, словно заснуло под эти чудные звуки.
Увидал Альбрехт свою милую, все на свете забыл он и кинулся к ней на скалу, но, выпрыгивая из лодки, оборвался и упал в воду в самом бурном и глубоком месте. Напрасно пытались гребцы спасти его, все усилия их оказались тщетны — они не нашли даже его тела.
Порвалась навсегда с тех пор песня Лоры-Лей, и никто никогда не видал ее на скале: не выходит она больше из серебристых волн Рейна и не завлекает на подводные камни рыцарских судов и лодок, но память о ней жива и поныне: скалу в честь нее зовут с тех пор Лора-Лей, т. е. Песня.
Где истина?
В Кёльне, в старинной его части, до сих пор сохранилась очень древняя церковь во имя Марии Капитолийской[3]. Церковь эта, замечательная по чистоте своего готического стиля, утопает теперь в густой чаще разросшихся вокруг нее столетних лип. Все дышит здесь величавым спокойствием отжившего и давно ушедшего от нас прошлого.
В стрельчатом высоком портале находится большое мраморное изваяние Пресвятой Девы с Христом на руках; время нисколько не испортило этого прекрасного изваяния, и каждый входящий сюда невольно преклоняет перед ним колена. Перед изваянием Богоматери, у самого входа, в глубокой нише помещается мраморная фигура св. Германа работы более современного художника.
Предание рассказывает, что родители св. Германа были очень бедные люди: отец его был сапожник, и жили они у самого храма Марии Капитолийской и каждый день ходили туда: ни отец, ни мать св. Германа не начинали и не кончали рабочего дня без молитвы; их единственный маленький сын всегда сопровождал их в церковь и с большим вниманием смотрел на изваяние Божественного Младенца; часто казалось ему, что Младенец смотрит на него и улыбается ему, и тогда маленький Герман старался дотянуться до него и тихонько, чтобы не мешать молящимся, рассказать Младенцу Иисусу, как он звал Спасителя, все, что думал, и все, что делал в этот день.
Когда Германа стали посылать в школу, он еще чаще забегал в церковь, и в то время, как другие ребятишки играли и забавлялись, сидел на пьедестале мраморного изваяния и смотрел на Пречистую Деву и Божественного Младенца или рассказывал им, чему выучился, как проводил время в школе, а главное, как он любит Христа Спасителя и Пречистую Деву и как ему хорошо сидеть здесь около Них, в темном храме; да жаль, что он еще слишком мал, и не может достать до Них.
Никому не говорил Герман, как проводил он время в уединенной церкви, да никто и не поверил бы его рассказу.
Один раз мать Германа дала ему яблоко, прекрасное наливное яблоко, но он не съел его, а принес к изображению Пресвятой Девы и положил его у подножия.
— Вокруг Младенца Христа растут только липы и нечем поиграть Ему, отдай Ему мое яблоко, — сказал он, обращаясь к Богоматери.
В ту же ночь маленький Герман увидал во сне, что Христос, сойдя с рук Пречистой Своей Матери, во храме Марии Капитолийской взял яблоко, положенное им у подножия Богоматери, и, улыбаясь, поблагодарил Германа.
Первым делом ребенка по пробуждении было сбегать в церковь и посмотреть, цело ли яблоко; но яблоко исчезло.
Твердо верил маленький Герман, что Христос взял яблоко, и счастлив был мальчик этой верой!
Прошло года два-три. Ничего не изменилось в жизни Германа: по-прежнему сидел он на ступеньках у подножия Пресвятой Девы, хотя теперь уже настолько вырос, что мог легко доставать до самого изображения Христа Спасителя.
Но вот кончил он школу, и приходилось ему сделаться сапожником: отец его не мог дать ему дальнейшего образования, а между тем Герману хотелось учиться и знать как можно больше всего на свете и не хотелось быть сапожником.
Горячо молился он Пресвятой Деве и Пречистому Младенцу, и детская чистая душа его находила успокоение и утешение только у подножия изображения Пресвятой Девы во храме Марии Капитолийской.
Так раз по обыкновению сидел он там, когда вошел туда старик Альбертус, прозывавшийся Магнусом за свое великое знание. Разговорился старик с мальчиком, и не прошло и получаса, как вышли они из храма рука об руку: Герман поступил в ученики к Альбертусу.
Много было учеников у великого ученого, со всех концов земли собирались они к нему в Кёльн. Был он не только великий философ, но и
