Рейнские легенды - Екатерина Вячеславовна Балобанова
— Ну, уж не твое это дело, злое ли, доброе ли затеял твой господин. Но так как я вежливый рыцарь и любящий муж, то могу сказать, не скрываясь, — собрались мы сжечь замок твоего дяди. Давно добираюсь я до упрямого старика, а тут подвернулся товарищ — обещал он заставить скакать почтенную крысу, милого дядюшку, через раскаленные угли. То-то будет потеха!
— Нет, Иван, ты не поедешь на это черное дело!
— Почему же не поеду? Напротив, еду сейчас же. Неужели ты думаешь, что можешь удержать меня?
— Да, я надеюсь удержать тебя ради нашего ребенка. Твой сын должен наследовать честное имя, а не прозвище сына злодея!
Взяла Мария ребенка на руки и заслонила собою дверь.
Не помня себя, с пеной у рта бросился Иван на Марию и толкнул ее так, что упала она с высокой лестницы замковой башни на каменные плиты крыльца; упал вместе с нею и ребенок.
Иван фон Ротенштейн, даже не оглянувшись, сел на коня и исчез... Мертвая тишина наступила в замке после отъезда рыцаря.
С разбитым черепом лежала окровавленная Мария, и мертвый сын ее лежал около нее; все же обитатели замка в ужасе разбежались.
Осторожно прокрадывалась шайка Ротенштейна к замку дяди Марии. Иван шел впереди. Но вдруг весь лес осветился голубым светом, словно лунным сиянием, и мимо злодея в этом сиянии прошла, не взглянув на него, Мария с мертвым ребенком на руках. Задрожал Ротенштейн и повернул было назад, но пряталась в лесу давно уже подстерегавшая его шайку засада: надоело соседям терпеть его насилия, и решили они покончить с ним при первом случае. Выскочили из кустов рыцари, и не прошло и нескольких секунд, как Иван фон Ротенштейн лежал уже мертвый.
Шайка его разбежалась в ужасе. Рассказывали потом, что какой-то лучезарный крылатый рыцарь на белом коне поразил Ротенштейна, а совсем не воины, бывшие в лесной засаде.
В следующую же ночь ровно в полночь были разбужены жители окрестностей Красного замка ужасными криками; доносились они со стороны опустевшего замка: страшное привидение в образе рыцаря на черном коне низко пролетало над землей, а за ним с криком и воплем неслись все адские духи.
Так летало привидение над замком Ротенштейн вплоть до зари. Жители Оденвальда зовут это видение диким охотником.
И до сих пор еще иногда появляется он над замком. Заслыша сопровождающие его крики и вопли, окрестные жители прячутся и крепко-накрепко запираются в своих домах. Появляется дикий охотник в Иванову ночь, и человеку, увидавшему его в эту ночь, грозит скорая смерть. Иногда появляется это привидение и в другие ночи; особенно часто летает оно перед какой-нибудь бедой.
Так говорят, по крайней мере, в Оденвальде!
Род Ротенштейнов угас вместе с Иваном, а замок его оставался всегда необитаемым и теперь представляет собою одни только развалины. Густой лес разросся вокруг него, и привольно носиться там дикому охотнику. Так говорят все жители Оденвальда — малые и старые, всегда охотно расскажут они вам о диком охотнике — о злом Иване фон Ротенштейне и о поразившей его Божьей каре, только бы хватило у вас терпенья их выслушать!
Вальпургиева ночь
Около одной из последних железнодорожных станций близ Вормса полотно дороги перерезает на две части великолепный старинный парк. Разделенный таким образом парк этот теперь составляет два различных имения. В старинные же времена принадлежал он дворцу Вампольдер и окружал этот до сих пор еще сохранившийся памятник. Впрочем, Вампольдер не носит теперь отпечатка старины. Он перестроен заново в новом, буржуазно-безвкусном, аляповато-пестром стиле и принадлежит городу Вормсу.
В те же времена, о которых идет речь, в нем доживал свои дни последний владетель его, когда-то могущественный барон; теперь же был он разорившийся хмурый суровый старик. Он продал свой дворец городу Вормсу, выговорив себе право жить в нем до своей смерти, чтобы лечь на кладбище Вампольдера рядом со всеми своими предками и потомками: всех пережил старый барон — оставалась у него одна только внучка. Вероятно, никто и не заглядывал бы в тенистые аллеи парка и в роскошные залы Вампольдера, если бы не внучка барона, которая была так хороша, так умела ладить с людьми, что целые дни в комнатах дворца толпились гости; в обширных конюшнях не хватало место для коней приезжающих; а в нижних залах всегда бывало тесно от оруженосцев и пажей гостивших во дворце рыцарей.
Очень хотелось старому барону поскорее пристроить свою баловницу. Но она улыбалась каждому знатному рыцарю, каждому богатому горожанину, за которых желал выдать ее дед, но когда дело доходило до сватовства, она неизменно посылала уверенному уже в победе жениху надломленную стрелу, что означало на условном языке красавицы:
— Ваша стрела сломалась о мой щит, а в меня не попала!
После каждой такой изломанной стрелы хмурился старый барон, а внучка его улыбалась еще пленительнее и была еще краше.
Так шло время, и старый барон все еще не находил жениха для своей баловницы. Но вот приехал в Вампольдер младший сын маркграфини Магдебургской, приехал он ненадолго и без малейшего желания вступать в родство с обедневшим стариком. Но такова уже сила красоты — остался молодой рыцарь в Вампольдере, и гонец привез гордой Маркграфине весть, что сын ее не берет себе в жены ни принцессы царской крови, ни внучки императора, как того желала гордая женщина, а берет внучку старого хмурого барона из Вампольдера.
Красавица не послала рыцарю надломленной стрелы, а прислала ему золотой ключ — ключ от ее собственного сердца.
Поцеловал рыцарь присланный ему ключ, повесил его себе на шею на одной цепи с амулетом от пуль и послал своего пажа к маркграфине. Рассердилась было старая и гордая мать рыцаря, но паж так убедительно говорил в защиту своего господина, так был юн и красив, что наконец маркграфиня улыбнулась и сказала:
— Ну хорошо, пускай сын мой женится на ком хочет, но ты должен оставаться в моей свите; со мною поедешь ты на свадьбу своего господина, а благословение пошлю я ему через нашего придворного аббата.
Приближался наконец и день свадьбы. Радовался барон, что скоро можно будет ему отдохнуть от пиров, турниров и забав всякого рода, которыми гремел Вампольдер благодаря капризам красавицы. Все было уже готово — ждали только старую маркграфиню, задержанную на пути осенними
