Томас Мэлори - Смерть Артура

Но тут отшельник присмотрелся получше и по шраму на щеке узнал в нем сэра Ланселота.

– Увы, господин мой! – сказал отшельник. – Почему скрываете вы от меня ваше имя? Клянусь Богом, мне следовало бы узнать вас раньше, ведь вы – славнейший из рыцарей мира. Теперь-то я знаю, что вы – сэр Ланселот.

– Сэр, – он отвечал, – раз уж вы меня знаете, то помогите мне, если можете, ради Господа! Ибо жить мне или умереть, но я не могу больше терпеть эту боль.

– Не тревожьтесь, – сказал отшельник, – ибо вы будете еще долго жить и благоденствовать.

И с тем отшельник призвал к себе двоих слуг, и они перенесли сэра Ланселота к нему в дом, быстро сняли с него все доспехи и уложили его на постель. И тогда отшельник сразу же остановил ему кровь, дал ему испить доброго вина, так что он пришел в себя и силы начали к нему возвращаться. Ибо в те дни обычай был не таков, как теперь: тогда отшельниками становились только рыцари, некогда доблестные и благородные, и эти отшельники содержали богатые дома, где оказывали гостеприимство всем попавшим в беду.

А теперь мы обратимся к королю Артуру, оставив сэра Ланселота у отшельника. Когда съехались короли с обеих сторон и назначен был большой пир, король Артур спросил короля Северного Уэльса и его дружину, куда же девался рыцарь с красным рукавом на шлеме.

– Приведите его ко мне, – молвил король, – дабы он мог получить все хвалы и почести и награды, которые ему причитаются.

В ответ сказали ему сэр Галахальт Высокородный Принц и Король-с-Сотней-Рыцарей:

– Мы боимся, что этот рыцарь так пострадал во время турнира, что едва ли мы его еще когда-нибудь увидим. И это величайшей жалости достойно.

– Увы, – сказал король Артур, – как это могло статься? Неужели он так сильно ранен? Однако как его имя? – спросил король Артур.

– Правду сказать, – они все отвечали, – мы не знаем ни имени его, ни откуда он родом, ни куда держал он путь.

– Увы, – сказал король, – это плачевнейшие вести, какие я слышал за последние семь лет! Ибо за все земли, которыми я владею, я не согласился бы, чтобы этот рыцарь был убит.

– Сэр, а разве вы знаете, кто он? – спросили все.

– Что до этого, – отвечал король Артур, – то, знаю я его или нет, вы от меня ничего об нем не услышите, до тех пор пока всемогущий Иисус не пришлет мне от него добрых вестей.

– Клянусь головой, – сказал сэр Гавейн, – если в самом деле этот добрый рыцарь так жестоко ранен, то это большой ущерб для всего королевства, ибо он – один из благороднейших рыцарей, какого я когда-либо видел на турнирном поле с копьем или мечом в руке. И если только возможно найти его, я его найду, ибо я уверен, что он не мог далеко уехать из этого города.

– Сэр, вы правы, – сказал король Артур, – вы его разыщете, но, может быть, ему настолько худо, что он себя не помнит.

– Упаси Иисусе! – отвечал сэр Гавейн: – Но если я найду его, то непременно узнаю.

И с тем сэр Гавейн, взяв с собой оруженосца, сел на лошадь и объездил на шесть миль всю округу Камелота, но так и возвратился, не узнав про него никаких известий. А через два дня король Артур и вся его дружина отправились обратно в Лондон. И на возвратном пути случилось сэру Гавейну стать в Астолате на ночлег у того самого сэра Барнарда, у которого останавливался сэр Ланселот.

И вот когда сэр Гавейн удалился на отдых, сэр Барнард, старый барон, явился к нему в покой вместе со своей дочерью Элейной, чтобы приветствовать и расспросить его o новостях и о том, кто завоевал первенство на турнире в Винчестере.

– Да поможет мне Бог, – отвечал сэр Гавейн, – там были два рыцаря с белыми щитами, и один из них еще носил красный рукав на шлеме, и он-то как раз и выказал себя лучшим изо всех рыцарей, кого я когда-либо видел на турнирном поле. Ибо, думается мне, – сказал сэр Гавейн, – этот рыцарь с красным рукавом один сокрушил сорок рыцарей Круглого Стола, да и его товарищ тоже бился славно и искусно.

– Слава Господу, – сказала Прекрасная Дева из Астолата, – что этот рыцарь так преуспел на турнирном поле! Ибо он – первый, кого я полюбила в жизни, и, клянусь, будет последним, кого я когда-либо полюблю.

– Вот как, прекрасная девица? – сказал сэр Гавейн. – Значит, этот добрый рыцарь – ваш возлюбленный?

– Именно так, сэр, – она отвечала, – он мой возлюбленный.

– Тогда вам известно его имя?

– Нет, сэр, – отвечала девица, – имя его мне не известно, и откуда он к нам прибыл, я тоже не знаю, знаю только, что я люблю его, и в этом клянусь перед Богом и перед вами.

– А как же вы с ним познакомились? – спросил сэр Гавейн.

И она рассказала ему все, что вы уже слышали, и как ее отец послал с ним ее брата служить ему, и как он отдал ему щит ее другого брата, сэра Тиррея.

– А здесь у меня он оставил свой щит.

– Для чего же он так сделал? – спросил сэр Гавейн.

– Для того, – отвечала девица, – что его собственный щит хорошо знаком всем благородным рыцарям.

– Ах, благородная девица, – сказал сэр Гавейн, – не соблаговолите ли вы дать мне взглянуть один раз на этот щит?

– Сэр, – она отвечала, – он у меня в комнате, покрытый чехлом, и если вы последуете за мною, вы его увидите.

– Нет, нет, – сказал сэр Барнард своей дочери, – лучше пошлите за этим щитом.

Когда же щит был принесен, сэр Гавейн снял с него чехол, и когда он увидел щит, он сразу узнал, что это щит сэра Ланселота и его герб.

– А, милосердный Иисусе! – воскликнул сэр Гавейн. – Теперь на сердце у меня еще тяжелее, чем было прежде.

– Отчего? – спросила девица Элейна.

– На то есть немалая причина, – отвечал сэр Гавейн. – Значит, рыцарь, которому принадлежит этот щит, и есть ваш возлюбленный?

– Да, воистину так, – она отвечала, – его я люблю. Молю Господа, чтобы и он меня полюбил!

– Пошли Бог вам удачи, – сказал сэр Гавейн, – прекрасная девица, ибо вы правы, ведь если ваш избранник – он, значит, вы любите благороднейшего рыцаря в мире и мужа величайшей славы.

– Я и сама так думала, – сказала девица, – ибо ни один знакомый мне рыцарь прежде не внушал мне любви.

– Дай Господи, – сказал сэр Гавейн, – вам вкусить радость друг с другом, но только это весьма сомнительно. Однако воистину, – сказал сэр Гавейн девице, – можно сказать, что вам выпала удача, ибо, сколько я знаком с этим благородным рыцарем, а тому вот уже двадцать четыре года, никогда прежде ни я сам и никто из рыцарей, ручаюсь, тоже не видел и не слышал, чтобы он на турнирах и в поединках носил знак какой-нибудь дамы или девицы. И потому, прекрасная девица, вам должно быть ему признательной. Но боюсь, – сказал сэр Гавейн, – что вы уже никогда не увидите его в этом мире, и это величайшей жалости достойно.

– Увы, – молвила она, – как это возможно? Разве он убит?

– Этого я не сказал, – отвечал сэр Гавейн, – но знайте, что он, сколько можно заключить, был прежестоко ранен, и, судя по его виду, он, всего вернее, сейчас умер, а не жив. И знайте, что он – сам благородный рыцарь сэр Ланселот, ибо я узнал его по щиту.

– Увы! – воскликнула Прекрасная Дева из Астолата, – возможно ли это? Как он был ранен?

– Воистину, – отвечал сэр Гавейн, – его ранил тот, кто всех более его любит. Ручаюсь, – сказал сэр Гавейн, – что, если бы рыцарь, ранивший его, знал правду, что он ранил сэра Ланселота, это было бы для него величайшим горем, когда-либо им испытанным.

– Мой любезный отец, – сказала тогда Элейна, – прошу у вас изволения на то, чтобы мне отправиться разыскивать его, а иначе, я знаю, я сойду с ума. Ибо я ни за что не успокоюсь, покуда не найду его и моего брата сэра Лавейна.

– Поступайте по своему желанию, – отвечал ей отец, – ибо я от души печалюсь ранам этого достойного рыцаря.

В тот же час собралась девица в путь и простилась с сэром Гавейном, горько плача и печалясь. А сэр Гавейн на следующее утро явился к королю Артуру и поведал ему о том, как он нашел щит сэра Ланселота на хранении у Прекрасной Девы из Астолата.

– Я все это знал и раньше, – отвечал ему король Артур, – вот почему я и не позволил вам принять участие в турнире; ибо я видел его, когда он поздним вечером прибыл в Астолат и остановился на ночлег. Но вот что дивит меня весьма, – сказал король Артур, – как это он согласился носить знак дамы на своем шлеме? Прежде я никогда не видел и не слышал, чтобы он носил знак хоть одной женщины на свете.

– Клянусь головой, сэр, – сказал сэр Гавейн, – Прекрасная Дева из Астолата любит его всей душой. К чему это все приведет, я не знаю. Но сейчас она отправилась на поиски его.

Вскоре король и все остальные прибыли в Лондон, – и там сэр Гавейн открыл всему двору, что рыцарем, завоевавшим первенство на турнире, был сэр Ланселот. И когда сэр Борс услышал об этом, уж конечно, он опечалился жестоко, и все его сородичи тоже. Но когда узнала королева, что это сэр Ланселот носил на шлеме алый рукав Прекрасной Девы из Астолата, она от гнева едва не лишилась рассудка. Она послала за сэром Борсом Ганским и призвала его явиться к ней без промедления.