Юрий Мизун - Тайны мирового разума и ясновидение

Мы вспомнили здесь тибетскую "Книгу мертвых" не случайно, не просто "к слову". Дело в том, что впечатления тех, кто был реанимирован, во многом совпадают с теми переживаниями души, которые описаны в "Книге мертвых". Если говорить кон­кретно, то и в книгах современных, и в "Книге мертвых" Тибета описывается один к одному одни и те же впечатления от нахож­дения "вне тела" в первые моменты смерти. Эти же впечатления находим в источниках православной литературы. Что это за впе­чатления? Воспользуемся текстом Серафима Роуза: душа умер­шего является как "сияющее иллюзорное тело", которое видимо другим существам той же природы, но не людям во плоти; пона­чалу она не знает, жива или мертва; она видит людей вокруг тела, слышит стенания скорбящих и имеет способности чувство­вать восприятия; движения ее ничем не стеснены, и она может проходить через твердые тела. Второе, "в момент смерти видим первичный свет", который немало исследователей отождествля­ют со "светящимся существом", описываемым в настоящее время.

Нет основания сомневаться, говорит далее Серафим Роуз, что описываемое в тибетской "Книге мертвых" основано на "внетелесном опыте... "

Читатель, видимо, знает о существовании египетской "Кни­ги мертвых". Она намного древнее тибетской. Ученые в настоя­щее время, которые изучают современный "посмертный" опыт, реже сопоставляют его с текстами египетской "Книги мертвых", нежели с текстами тибетской "Книги мертвых". Дело тут в том, что древняя египетская "Книга мертвых" составлена как бы на ином языке, конечно не в прямом, а в переносном смысле слова. В египетской "Книге мертвых" описано, "как после смерти душа проходит многие изменения и встречается со многими "богами". Однако живая традиция толкования этой книги отсутствует, а без этого современный читатель может лишь догадываться о зна­чении некоторых из этих символов. Согласно этой книге, умер­ший поочередно принимает вид ласточки, золотого сокола, змеи с человеческими ногами, крокодила, цапли, цветка лотоса и т.д. и встречается с разными "богами" и потусторонними существа­ми ("четыре священные обезьяны", богиня-бегемот, разные боги с головами собак, шакалов, обезьян, птиц и т.п.)...

Хотя эта книга, возможно, тоже основывается на подлин­ном опыте выхода из тела, она, подобно тибетской "Книге мерт­вых", полна иллюзорных видений... " (Серафим Роуз).

Вопрос этот крайне принципиальный. Ведь, судите сами, иллюзии и реальность — это две диаметрально противополож­ные вещи. Каждого из нас интересует реальность, то, что имеет место на самом деле. Иначе объективную картину окружающе­го нас Мира мы не получим. Поэтому тот огромный материал по данной проблеме, который содержится как в древних источни­ках разных народов, так и в более поздних и даже современных, требует определенной фильтрации, определенной экспертизы, если можно так выразиться. Одно дело, когда вы имеете дело с явлениями природы, которые характеризуются количественно, например, определенной температурой, скоростью, плотностью вещества, импульсом, химическим составом и т.д. и т.п. В этом случае мы не задумываемся над тем, имеем ли мы дело с иллюзия­ми или реальностью. Любое сомнение снимается, устраняется путем измерения. Но если речь идет о сведениях, полученных у реанимированных, то при их анализе приходится оперировать той информацией, которую сообщают исследователю те, кого он опрашивает. Этот пример показывает, насколько принципиален вопрос о достоверности (не иллюзорности) всех сведений, полу­чаемых таким путем. Так, известный ученый психолог К.Юнг, который составил Психологический комментарий к тибетской "Книге мертвых", отозвался, что видения умерших очень похо­жи на описания загробного мира, которое содержится в спирити­ческой литературе современного Запада. Он считает, что те и другие видения загробного мира оставляют у читателя неприят­ное впечатление, поскольку они малоинформативны и составле­ны в традиционных, земных традициях и образах.

Тут-то собака и зарыта. Тут-то и приходится вспомнить, что большинство опрошенных после их возвращения из того све­та были в крайнем затруднении при попытках описать то, с чем они там столкнулись. Недаром большинство из них говорило о четырехмерном измерении того мира (а может и многомерном), о передаче информации без слов, без языка и о многом другом. Те средства выражения, которыми мы располагаем для общения с природой и себе подобными при жизни здесь, на земле, непригод­ны для адекватного описания той действительности, той реаль­ности, которую люди встречают за роковой чертой. Значит, у нас нет возможности познать тот мир? Значит, мы не вправе ве­рить тем показаниям, из которых следует, что там все построено на тех же образах, что и здесь, на земле? Нет, не значит? Вопрос значительно глубже: надо уметь по этим, часто очень банальным описаниям понять, что же на самом деле они значат. А где гаран­тия, что мы (то есть специалисты) сможем это понять правильно? На каком материале можно убедиться в этой правильности? Это основные вопросы, хотя, естественно, возникает в связи с этим и масса других очень важных вопросов. Конечно, мыслящему че­ловеку важно не просто услышать о каком-либо интересном про­исшествии или факте, а понять место этого происшествия или факта в том мире, в котором он живет. Так и составляется пра­вильное мировосприятие, миропонимание, которое является не­обходимым условием понимания человеком своего места в этом мире, в мире, который его окружает. Ясно, что без такого пра­вильного понимания не может быть речи о правильном поведе­нии человека: ведь поведение исходит из понимания.

Поэтому мы не считаем, что сообщение читателю интерес­ных, любопытных фактов является главным. Это главное только в детективном романе, где больше ничего не требуется. Для ду­мающих же читателей, к которым мы адресовались во всех на­ших книгах об окружающем нас Мире, важно понять как сами факты и события, так и их связь со всем остальным, что происхо­дит в окружающем нас Мире и в нас самих. Поэтому, не отказы­ваясь от описания фактов и событий (без них нельзя обсуждать их связи), мы обсуждаем и более важный, а по сути главный во­прос — "как" и "почему"?

Но прежде, чем сосредоточиться на этих вопросах полнос­тью, приведем еще некоторые факты, которые расширяют наше видение проблемы жизни и смерти.

Так, в различных источниках описываются случаи, когда один человек может отдать свою жизнь за другого, точнее в пря­мом смысле умереть за него. Это может произойти только в том случае, когда человек жертвует своей жизнью сугубо доброволь­но.

Один из таких случаев описан в "Сокровенном сказании", в котором описываются события времен Чингисхана. В этом ис­точнике говорится о том, что когда сын Чингисхана Угэдэй силь­но заболел, то шаман сказал, что его можно спасти в том случае, если кто-либо из его близких родных добровольно примет на себя его болезнь, которая угрожает ему смертью. На такую жертву согласился родной брат больного. Звали его Толуй. Дальней­шее было за шаманами. Они заговорили (активировали?) воду. Прочли заклятия над Толуем. После этого он принял чашу с за­говоренной водой от шаманов двумя руками и выпил ее. Исход этого действа — счастливый: смерти не потребовалось, доста­точно было готовности к ней. В "Сокровенном сказании" сказа­но, что готовность брата отдать добровольно свою жизнь за бра­та была равносильна самой смерти. Так Угэдэй был спасен от возможной смерти.

Из того, что нами уже говорилось о биополе человека, о его форме-голограмме, следует, что для выздоровления человека его биополе, его форма-голограмма должны быть выровнены, их деформации должны быть устранены. Это можно делать только с помощью энергетически-информационного воздействия. А пос­леднее требует энергии экстрасенса. Не вызывает сомнения, что человек, решившийся добровольно расстаться с жизнью ради другого, является (по крайней мере в этот момент) источником такой энергии, которая необходима для восстановления биополя больного. В тех терминах, которые мы уже применяли, этот жер­твующий собой человек служит своего рода донорам биоэнер­гии. Но направляют весь процесс восстановления биополя боль­ного специалисты-шаманы.

Римский писатель Светоний в своей книге "Жизнеописание двенадцати цезарей" описывает чем-то похожий эпизод: когда тяжело заболел цезарь Калигула, "весь народ ночевал вокруг дворца, и находились такие, которые давали обет сражаться за его выздоровление, другие же на вотивных дощечках объявляли публично, что готовы за его жизнь отдать собственную". Как видно, здесь речь идет о коллективном донорстве. А смысл, несо­мненно, тот же. Кстати, те, что давали обет сражаться за него, этой формулой заявляли, что готовы отдать за него жизнь. Кон­кретно это означает — участвовать в бою на арене цирка в каче­стве гладиатора.