Отречение. Роман надиктован Духом Эммануэля - Франсиско Кандидо Хавьер
Прошли несколько недель, и в один прекрасный день он встретил её одну в церкви, она убирала украшения старинного алтаря после мессы.
В это утро, омываемое солнцем, в церкви стояла тишина.
По окончании мессы Дамиан удалился к себе домой в лёгком недомогании. Молодой святой отец, воспламенённый страстью, решил, что настал благоприятный момент для того, чтобы вновь пересмотреть идиллию, составлявшую радости влюблённых сердец.
После обычных комплиментов, которые он привык рассыпать ей, оба они стали выказывать естественное волнение, и молодой человек сказал:
— Не удивляйся, что я буду говорить с тобой здесь, в атмосфере церкви. Но это дом, который дал мне Бог, а другого у меня нет. Вот уже несколько дней я ловлю момент поверить тебе мои бесконечные муки.
Шарль заметил, что девушка побледнела от волнения. Тем не менее, решительно придерживаясь своих добродетелей и стараясь сохранять спокойствие, она ответила ему:
— Было бы заблуждением мучиться. Если Бог почтил нас нашим трудом, Он не забудет дать нам покой, необходимый для выполнения нашего долга.
— Я понимаю, — в лёгком нетерпении ответил он, — но я начинаю верить, что ты не очень любишь меня. Я подхожу к тебе с жаждущим сердцем, но твои возражения парализуют мои порывы.
Говоря так, он заметил, что девушка побледнела, словно мрамор. Впервые перед ним Алкиона заплакала. Призыв был слишком силён, чтобы она оставалась невозмутимой.
— Ты бредишь, Шарль? — встревоженно спросила она. — Неужели ты допускаешь, что моя большая преданность разорвёт программы Христа? Бог знает мои бдения в усердных молитвах. С тех пор, как мы впервые увиделись, я топлю свои прошлые чаяния в тягостных слезах.
Глядя на неё, молодой человек, явно тронутый таким отношением, подошёл к ней. Он нежно взял её за руку и со слезами на глазах добавил:
— Прости! Любовь ослепляет меня. Я делал всё возможное, чтобы успокоить свой разум, доверяя себя Иисусу, уверенный в вечной жизни, но страсть затемняет мой разум, и я каждый раз проигрываю в молчаливой внутренней борьбе… Твой образ всегда здесь, он волнует мой рассудок и пытает сердце! Я всё время вижу тебя, везде и во всём, я ощущаю тебя в мельчайших деталях повседневной жизни, и даже вижу твою улыбку в глубине священных облаток.
— Не надо так реагировать, — сказала девушка в чрезвычайном волнении, — твоя привязанность невыразимо трогает меня, но лишь Иисус достоин высшей любви. Я также люблю тебя превыше всего на земле, но я всего лишь ничтожное существо, Шарль. Наполним наши души высшим видением жертвы во имя долга. Не думай, что я могу жить, не мечтая о твоей любви, но задумайся над тем, что было бы несправедливым ограничивать наши чаяния внешними аспектами жизни. Счастье на уровне бессмертия должно быть похоже на растение, которое рождается и развивается постепенно. Зачем же уничтожать зёрна возвышенного блаженства из-за простого каприза нашего уклончивого разума? И если первый саженец нашего божественного союза несёт в себе глубокую красоту небесного идеала, как же будет огромен его расцвет, когда станет благородной вершиной любви над светлыми шагами вечности! Мы сейчас находимся в том периоде нашего существования, когда душа полна надежды, когда зёрна прорастают. Если необходимо оросить наш путь слезами, не будем же колебаться ни единого мгновения!
Племянник Дамиана слушал как зачарованный. Ощущая деликатную утончённость женских призывов нежной и воспитанной Алкионы, он ещё крепче сжал ей руку в своих руках и согласился:
— Я принимаю твоё восхитительное смирение, хоть и не обладаю твоими небесными добродетелями; но думаю, что нельзя отвергать каплю росы на деликатной растении! Не оставляй меня сиротой твоей нежности. Послушай, дорогая! Даруй мне один поцелуй, и я буду самым счастливым из существ.
Девушка жестом выразила своё тягостное удивление, и взгляд её окинул молчаливую церковь.
— Ничего не бойся, — нервно сказал ей Шарль, — святые, что находятся здесь, более понятливы, чем преступные люди. Под крышей человеческих существ наши святые отношения были бы отравлены, но здесь дом Бога, любящего и мудрого Отца нашего.
Алкиона Виламиль отступила на шаг и прошептала:
— Я не могу!
— Почему? — с болью в голосе спросил Кленеген.
Охваченная неописуемой печалью, она объяснила ему:
— Разрушительный пожар начинается с простой искры.
— Но мы же лишены наследства, Алкиона…
— А что можно сказать о человеке, — решительно и спокойно продолжала она, — который, чувствуя холод зимы, неосмотрительно зажигает огонь посреди гостеприимного леса, угрожая собственному дому и покою своих близких лишь затем, чтобы освободиться от холода?
Видя такое неожиданное сопротивление, воспитанник Дамиана почувствовал стыд.
— Несчастный я, — горько сказал он, — но я убеждён, что никогда не изменял своему долгу!
— Вспомним, Шарль, древних апостолов Церкви, когда они предупреждали, что после исполнения всех обязанностей нам надо бы всё ещё считать себя бесполезными служителями, поскольку всё идёт к нам от божественного милосердия.
Охваченный восхищением её трогательной энергией, молодой человек снова впал в преходящие заблуждения, которые проникли глубоко ему в душу, но она оставалась неподвижной, и лишь по лицу её текли обильные слёзы.
Глубоко взволнованная, она подчеркнула:
— Я не могу дать тебе поцелуй, которого ты просишь, но я могу дать тебе поцелуй моей души.
Она взяла с маленького алтаря серебряное распятие, положила на грудь Распятого крохотный листок клевера и добавила:
— Под небесами, Шарль, ты — единственная моя любовь; однако между нами есть Иисус Христос. Осознавая всё это, Господь не позволяет нам пока что полного слияния. Поэтому я поверяю Иисусу поцелуй своей души, чтобы его милосердие передало тебе мой скромный сувенир.
Затем она поцеловала листок клевера, передав серебряную реликвию своему избраннику, который, в свою очередь с невыразимой нежностью поцеловал крохотный листок.
Этот особый дар, казалось, успокоил его. Он в утешении улыбнулся, благодаря ласковыми словами свою духовную невесту, и затем согласившись:
— Надо переносить уединение и исполнять свой долг до конца.
Алкиона, почти удовлетворённая, дополнила эту мысль такими словами:
— От города до города существует определённое расстояние. Интуитивно мы знаем, что между несовершенством наших духов и совершенством Христа существует почти неизмеримое расстояние. Поэтому любой искренний ученик, чтобы соединиться с Учителем, должен преодолеть ограничения и ничтожество натуры человеческой, готовый терпеть усталость одиночества, присущего великому путешествию. Подобное состояние, Шарль определяет тех, кто ощущает глубокую усталость от мира, в поисках нового света. Иисус показывает нам путь, и было бы неправильным останавливаться под предлогом опасения благоприятного уединения, которое учит нас видеть открытую книгу в своём собственном сердце!… Только
