Отречение. Роман надиктован Духом Эммануэля - Франсиско Кандидо Хавьер
Молодой человек расчувствовался и слушал. Её голос, казалось, шёл издалека, из областей истины и надежды, которые уравнивали самые интимные мечты. Эти понятия умиротворяющим бальзамом проникали ему в сердце.
— Однако, — сказал он с горькими нотками в голосе, — хоть я и укрываюсь в своей вере, мне не избежать того огромного груза, что исходит из обета моей матери, поработившего меня навсегда.
— Не обвиняй свою мать за те обязательства и свидетельства, которые тебе надлежит исполнить, — рассудила она, — над любым человеческим решением есть Бог, располагающий безграничными средствами для исполнения своей высшей воли. К тому же, твоя мать, действуя подобным образом, подчинялась самым достойным намерениям, предлагая тебя Богу в мягком посвящении. И если Отец. Господь наш, принял этот материнский обет, значит, именно в этом решении существуют требования к неизбежному закону совершенствования через боль.
Заметив, что он слушает её с удивлением, она продолжила:
— Веришь ли ты, например, в утверждение теологов, поддерживающих мысль, что Бог создаёт души одновременно с рождением тела?
Шарль Кленеген после долгих раздумий ответил:
— Мне известно, что многие тома древней Церкви дискредитируют эту манеру видения.
— К досаде и гневу Святой Инквизиции, — со сверкающими глазами подчеркнула дочь Сирила, — я предпочитаю следовать старым мыслителям, которые допускают множественность существований. Шарль, невозможно, чтобы мы жили на земле в первый раз. Книги отца Дамиана научили меня этой утешительной истине. Как давно надуваем мы паруса корабля нашей жизни в поисках отцовской Божьей любви? Сколько раз мы будем терпеть кораблекрушение в самых святых наших намерениях? Сколько раз мы будем приводить наше судно к зловещим берегам преступления? Уже более пяти лет я жадно ищу указатели к тому мощному закону, который уравновешивает наши судьбы. Иногда я погружаюсь в чтение возвышенных мыслей тех, кто уже прошёл нашими путями. Эти посланники мудрости и мира не останутся носителями напрасных посланий. И над всеми ими витает слово Христа в Евангелии, которое говорит нам, что человек не достигнет Царства Божьего, если не возродится заново…
Отец Шарль был в восхищении, как человек, который вновь обретает давно оставленные старые идеи. И, признавая эффект своих утешительных утверждений, дочь Мадлен спокойно продолжала:
— В этом мире невозможно будет пробудиться к возвышенным областям знаний, если мы не погрузимся со всем нашим вниманием в проблему боли. Очень быстро я научилась делать сравнения. Зачем здесь прокажённый, рядом со столькими прекрасными лицами? Почему несчастные и счастливые смешиваются на одних и тех же улицах? Будет ли справедливым дать хлеб одним и ввергнуть в нищету стольких других? В контексте теперешней теологии Творец был бы почти жесток. Но божественное милосердие настолько велико, что отец позволяет сыну высказывать самые безумные суждения, пока сын не проникнется гостеприимным величием его предупредительной любви. Естественно, Шарль, что мы являемся духами, частичками огромного каравана человечества. Мы множество раз испытывали крах, бежав от намерений Господа ради своих ничтожных капризов. И тем не менее, Провидение снова принимает нас в земной школе, давая нам каждый раз другое тело, позволяя нам возобновить святую возможность.
Молодому священнику казалось, что он слушает ангела, говорящего о сути божественных тайн.
— И в самом деле, взволнованно сказал он, — это идеи, которые облегчают душу и облагораживают жизнь.
— Кто мог бы утверждать, что обеты твоей матери не являются только вкладом для осуществления намерений Иисуса? Достоверно, что наши сердца готовятся переносить горькую боль разлуки, ставя нас рядом на жизненном пути. Но я уверена, что наши слёзы будут приняты на небе, обогащая тем самым наше духовное наследие в будущем. Шипы судьбы укажут нам час соединения наших рук навсегда… Тягостный ход наших жизней откроет свет наших вечных помолвок, но отсюда вытекает наше умение возвращать Богу его доброту своим свидетельством труда, благословляя свои жертвы.
В этот момент, с сердцем, облегчённым светом этих наставлений, Шарль взял её руку в свои, растрогав её тем самым до глубины души, но заметив инстинктивное движение назад, он не смог скрыть своей боли и заявил:
— Алкиона, мы должны признать, что наша любовь исходит из чистых чувств. Я знаю, что моё положение священника — тяжкая обязанность; я также понимаю, что не только по причине титула, который я ношу, но и ввиду моего возраста мне, а не тебе, следовало бы подавать пример; но, прости меня, я такой же обычный мужчина, полный своих слабостей. Теперь, когда я знаю, что ты соответствуешь моим самым интимным чувствам, я ощущаю, как яростный огонь разрушает мой подавленный разум. Я хочу сохранить в памяти бесконечные надежды, которые ты мне подала, я хочу расширить свои идеалы на земле и постоянно буду фиксировать эти порывы в своей душе при общении с Иисусом. И тем не менее, сложность тенденций, неудовлетворённые желания пробуждают во мне ещё большие тревоги, любовь — это не только солнце, которое просвещает, но и вулкан, который разрушает. Прости мне мои безумные импульсы, наставляй, учи, поправляй меня. Думаешь ли ты, что наши чувства — это грех в глазах Бога?
— Не думаю, нежно ответила она. — Любовь — это вселенский закон, соединяющий Творца с бесконечностью его творений. Иисус проходил по земле с постоянной любовью. Любые благородные души, приходившие в мир, давали различные свидетельства, но всё же, Шарль, было бы преступлением с нашей стороны форсировать наш идеал на земле. Мы должны быть двумя душами, соединёнными в едином чаянии, осознавая, что никогда не найдём радости союза без умерщвления жертвы.
— Всё это потому, — сказал с грустью молодой человек, — что церковь сажает нас на цепь абсурдных обязательств. Как агитировать за семью, если сам её не имеешь?
— Не расстраивайся из-за подобных революционных суждений. В будущем, конечно же, служение Евангелию в католицизме, по примеру того, что уже происходит с Реформой, будет участвовать в мягких радостях семьи; но пока что Иисус не считал адекватным уничтожение этой школы аскетизма, поддерживаемой Римско-католической церковью. Если мы совершаем столько ошибок в наших мельчайших действиях материального плана, сколько преступлений мы будем способны совершить, если захватим область веры, где Учитель одинаков для всех? Забота об исправлении может быть достойна похвалы, но отчаявшееся существо рядом со многими другими, которые приспосабливаются к ситуации ради обретения опыта, воплощает собой преступное возмущение. Не лучше ли допустить эффективное и активное послушание, как это сделал Христос? По причине наших теперешних страданий ряса священника может быть в наших глазах инструментом подавления и злоключений. Но для скольких душ
