Секс и судьба - Франсиско Кандидо Хавьер
Мы поняли, куда клонил наш благородный и скромный наставник, и предложили себя, обещая наше решительное присоединение к программе помощи, которую он установит.
Нам было бы не трудно воспользоваться таким случаем.
Кроме того времени, которое я мог использовать в отношении уступки моих руководителей по сотрудничеству в поддержке Невеса, у меня было действующее ходатайство к компетентным должностным лицам предоставить мне двухлетний стаж в одной из организаций в «Носсо Ларе»[11], в службах сексуальной психологии в целях просвещения. И осознавая, что он, брат Феликс, отвечал за руководство одним из лучших институтов подобного типа, я попросил его в свою очередь поддержать мою заявку.
Я был бы счастлив возможностью изучать и трудиться, получая его опыт и поддержку.
Наставник вновь подтвердил свою обычную скромность, заявив, что работа, за которую он отвечает, возможно, не будет отвечать всем моим ожиданиям, но сказал, что постарается сделать доступными и возможными все исследования, которые мы предпримем.
Заметив мой энтузиазм, Невес, не колеблясь, разделил мои намерения.
Он исполнит то же ходатайство.
Взволнованный, наш собеседник объяснил, что это будет для него огромной поддержкой, поскольку, отвечая на чаяния любви и признательности, он получил разрешение разместить Беатрису в своей собственной резиденции, как только супруга Немезио сможет выйти из физической сферы, после своего развоплощения.
Приютить её рядом с Невесом, родителем, который всегда был у дочери в памяти, будет для него источником огромной радости.
Оба они будут пользоваться благословенным присутствием друг друга. Вместе они будут радоваться, вспоминая прошлое и строя новые планы работы и радости.
После того, как преданное отцовское сердце рассыпалось в благодарностях, Феликс ласково попрощался с нами.
В поисках краткого отдыха, мы громоздили проекты, уже представляя себе меры, которые нужно будет принимать.
Казалось, в Невесе проснулись новые энергии и надежды. Он будет ждать свою дочь, да, веря в будущее. Он вздыхал по полному восстановлению, более всего желал перевоспитаться, чтобы быть ей полезным. Он использует все ресурсы, чтобы поддержать её, сделать её сильней.
В эйфории мы решили с завтрашнего дня сконцентрировать нашу наблюдательную деятельность у постели «донны» Беатрисы, готовой отделаться от больных клеток, и заявляя себе, что дом семейства Ногейра нуждается в дневальном. Надо было срочно установить сторожевые башни в нашей работе.
Но мой друг резонно заметил, что его дочь близка к финальному трансу, и он опасается, что не сможет быть достаточно спокойным в случае, если ему нужно будет в одиночку справляться с тяжкими препонами. Он просто человек, он обожает свою страдающую дочь. Он хотел приласкать её, ободрить, хоть и считал себя недостойным быть ей опорой и утешением.
Было нежелательно, чтобы он постоянно находился у Торресов, пока я выполнял бы свой долг по сотрудничеству в деле умиротворения семейства Ногейра. Но всё же было возможным побыть там в течение нескольких дней, пока освобождение Беатрисы было приостановлено.
К тому же, я мог бы, насколько это возможно, присоединиться к его компании и быть рядом с его умирающей доченькой, где мы бы приспособились к настоятельным условиям нашего нравственного строительства, изучая и служа, для лучшего использования времени.
Я с радостью принял его разумные доводы.
Итак, отдохнувший, я прибыл рано утром следующего дня в апартаменты Клаудио с целью в одиночку исследовать окружающую обстановку, которая составила бы основные рамки приложения моей задачи. Мне надо было знать детали, способные в любой момент стать важными, осмотреть все точки опоры, завести контакты и, если это возможно, лично выслушать обоих развоплощённых братьев, которые играли здесь довольную печальную роль.
Я вошёл. В комнате была лишь «донна» Марсия, беседовавшая с женщиной, выполнявшей самые тяжёлые обязанности по дому. Марсия комментировала комические сцены какой-то программы телевидения, которое семья недавно установила, в духе новизны и радости.
В доме царил покой, вампиры отсутствовали. Везде были чистота и порядок.
В какой-то момент лицо Мариты вновь предстало в моём мозгу. Я был привязан к бедной малышке. Именно духовную дочь мне важно было заботливо охранять.
Обеспокоенный, я бросился на улицу и увидел её недалеко, в цветастом и симпатичном магазине, где она старалась улыбаться элегантным клиенткам.
Я по-отечески обнял её, молча выражая пожелания покоя и оптимизма. Она инстинктивно отвечала, питая смутные мысли о восстановлении и надежде.
Было очевидно неопровержимое улучшение её состояния.
Усвоенная магнетическая поддержка эффективно работала. Не догадываясь о причине этого, она почувствовала себя успокоенной, более сильной. Она отдохнула, немного восстановилась. Она вновь обрела вкус к работе, живо беседовала с людьми, отбирая хлопчатобумажные ткани.
Моё присутствие разбудило её раздумья. И хоть она и думала о той или иной вещи для клиенток, она принялась думать…
Несколькими минутами позже, словно вспомнив что-то, она направилась к телефону и позвонила «донне» Марсии, спросив, приедет ли она пополудни в Копакабану, и, получив утвердительный ответ, попросила приёмную мать заехать за ней, если возможно, к четырём часам. Они бы вместе перекусили, поскольку она хотела бы с ней поговорить о чём-то.
Я заключил, что мешать ей во время работы, где она вынуждена отвлекать своё внимание и мысли, было бы злоупотреблением, и стал ждать соответствующей возможности, чтобы узнать побольше о деятельности или проблемах, в которых мне было бы возможно оказать ей помощь.
В назначенный час я сопровождал мать и дочь в гостеприимное кафе-мороженое, оценивая серьёзность цели, которой я следовал.
Обе они находились словно в состоянии таинственности, и Марита с трудом открылась матери, скромно и тихо начав разговор.
Пусть «донна» Марсия простит её за досадные недоразумения момента. Но это не её вина. Она понимала глубину печали, которая разрывала её душу, и она бы всё отдала, чтобы не обидеть её, но была бы замучена угрызениями совести, если бы не рассказала, что произошло. Она долго колебалась перед тем, как решиться проинформировать её по этому поводу, в смятении начала она. Но она чувствовала себя её дочерью по расположению души, и должна была всё открыть ей.
И в простодушии неопытной девушки она изложила ту исповедь, что сделал ей Клаудио, описывая всё в его терминах, слово в слово. Она была напугана; она сильно от этого страдала. Никогда она не ждала ничего подобного. Если бы у неё были родители, она бы, не колеблясь, переехала к ним, чтобы избежать скандалов. Но она зависима,
