Секс и судьба - Франсиско Кандидо Хавьер
Закупоренный рассудок, каким он и был, внутренне наслаивал мысленные формы без какого-либо соотнесения с внешней действительностью.
Тем не менее, Феликс слушал все её невразумительные проявления с нежностью отца: серьёзно, но не сурово, с пониманием, но без медовой слащавости, которая могла бы скомпрометировать его авторитет наставника. Он всегда отвечал с добротой и осмотрительностью, с которой обычно говорят с больными, стараясь не обидеть её чувства и поддержать её иллюзии.
Усадив её на стул, он дал ей отдохнуть под спокойным гипнозом.
Марита умолкла, погружённая в свои воспоминания, где ей было хорошо, пока наставник проводил над ней смягчающие пассы.
Магнетическая операция была долгой, скрупулёзной. Затем Феликс попросил её сказать, изложить всё то, чего она ждёт от нас. Молодая девушка принялась в замешательстве заикаться, умоляя о присутствии Жильберто и утверждая, что сомневается в том, что это действительно то место, где они встречались… Она просила защиты и помощи… Она склонилась к Персилии в порыве ребёнка, который ищет материнские руки, и тихонько заплакала, словно умоляя нас не задерживать её.
Брат Феликс сочувственно проинформировал нас, стараясь, чтобы пациентка не смогла понять что-либо из его объяснений, что, к сожалению, проведённая на ней операция может быть лишь поверхностной, будучи всего лишь физической поддержкой и отдыхом, что молодая страсть скоро превратится в серьёзный психоз, что бедная малышка станет жертвой любовной ошибки, и впадёт в самый худший тип одержимости, в которой жертва с удовольствием привязывается к расстройству, в котором находится.
Он подчеркнул, что осмотрел её организм с целью оборвать начинающееся ментальное безумие, прибегая к помощи какого-либо другого серьёзного увечья, которое, проговорив её к постели, могло бы изменить ход её мыслей, предрасполагая её к другим различным впечатлениям. Но её тело не способно принять этот тип поддержки. В огромной степени сбитая с толку, ослабленная, Марита развоплотится после более серьёзного органического расстройства, которое ей предопределено выстрадать. Не остаётся ничего другого, как ждать, после её нравственного сопротивления.
Приглашённые сопровождать её домой, Невес, Персилия и я двинулись в обратный путь.
Ментальное состояние Мариты не проявляло никакого улучшения, но магнетическая помощь имела немедленный оздоровительный эффект, поскольку, восстановленная в плотном теле, она без лишних усилий и слов отправилась отдыхать, что дало нам возможность оставить её, погружённую в глубокий сон.
Мы попрощались с Персилией под звёздным небом, и когда мы вновь оказались вдвоём, Невес, возможно, уловив мой невысказанный вопрос, доверительно спросил:
— Андрэ, ты знаешь эту женщину?
И, увидев мой отрицательный жест, сказал:
— Это та же женщина, которую я видел в кабарэ, когда оскорбил своего зятя необдуманным жестом. Незнакомка, поддержавшая меня при возвращении к Беатрисе, с той лишь разницей, что сегодня у неё не было светового отличия… Но у меня нет сомнений. Это та самая особа…
12
Мы с Невесом строили догадки, когда кто-то с любовью обвил нас своими руками.
Это был брат Феликс, пришедший попрощаться с нами.
У восхитительного своим самоотречением и познаниями Духа, почитаемого всеми тружениками добра, где бы он ни оказывался, глаза были полны слёз, словно он испытывал на себе семейную драму, которой предлагал своё внимание.
И его братское благоговение, и его огромная любовь, которой он окружал четыре души, сединённые здесь в этом спокойном уголке Рио, были очевидны.
Остановившись подышать шквалистыми порывами ветра, слегка взволновавшими воды Гуанабары, в то время, как на небе глубокой ночью всё ярче вспыхивали звёзды, мы с волнением признавали в Феликсе отцовскую нежность, словно он был обычным человеком, отдыхающим в нашей компании на берегу моря.
Преданность, которую он выказывал, через слова открывая нам сокровища своего сердца, была настолько велика и чиста, что Невес, временами нетерпеливый, добровольно исполнял то, что обещал, слушая его оценки: никакого импульсивного наблюдения, никаких необдуманных междометий не вылетало из его уст.
Отношение наставника, который проживал в опасных сражениях физического плана, учило и увлекало нас: возвышенность в каждой фразе, свет чувства в каждой мысли.
Сам того не ведая, он завоёвывал наш интерес добровольной помощью, которую он предоставлял семейству Клаудио, чья стабильность приходила в упадок в прямом значении этого слова.
Ему было жаль эти четыре существа, брошенные в океане земного опыта без компаса веры, любезно объяснил он нам. Вначале он напрасно старался открыть им духовный путь. Они всё глубже погружались в густой туман иллюзии, загипнотизированные преходящими наградами плотских чувств, как это делали птицы, привязанные к прогнившей коре плода, не имея ни малейшего желания поинтересоваться сочным и вкусным богатством его мякоти.
Открывая нам чуть больше своей личной жизни, он сказал, что видел, как рождался снова Клаудио, что сопровождал «донну» Марсию в её колыбели, что вблизи следил за перевоплощением Марины и Мариты, не открывая нам из добродетели и вознесённости те препоны, которые ему приходилось преодолевать, и мы в молчании видели слёзы, которых ему стоили подобные претворения в жизнь.
Он прибегал к преданности, к дружбе, к доверию и времени, чтобы дать им войти в благотворительность, культивируя их зарождающуюся духовность. Но Клаудио и Марсия, оказавшись снова на физической стажировке, став добычей неизбежного и предопределённого забвения прошлого, повторяли свой злополучный опыт…
Перед тем, как снова начать земной труд, анализируя нужды и угрызения совести, мучившие их сознания, они обещали в духовном мире, извлечь пользу из вознаграждения, которое представляло соединение с плотской машиной, чтобы осуществить внутреннее очищение и исправить излишества прошлых времён сквозь пот в служении своему ближнему. Однако едва дошли они до молодости своих телесных сил, как тут же заключили в свои объятия страсти, отнимавшие все их возможности приблизить истинное освобождение. Он, Феликс, так же, как и другие его спутники, взялись им помогать, но безрезультатно. Все четыре персонажа сопротивлялись любой форме восстановительного внушения. Они сразу же отталкивали малейший созидательный проект.
Благородные друзья тех времён, предоставлявшие им свою бесценную помощь, в конце концов, остались разочарованными и оставили их в покое.
С момента, когда в основном Клаудио и Марсия установили деньги и беспорядочный секс основой их жизни, они не могли делать ничего другого, как подрывать устои домашнего покоя. Поэтому у Марины и Мариты не было основы, направленной на действительное счастье. Ещё молодые, они обе усложнили себе жизненные пути опасностями и соблазнами, которыми они медленно и тяжело разрушали себя, хоть в душе не оставалось пока никаких отметин.
Мятеж Клаудио был таким, что в значимый момент, грозивший его существованию, он смог рассчитывать лишь на очень редких своих
