Сьюзен Сван - Что рассказал мне Казанова
Люси стояла у киоска с газетами, бросаясь в глаза своим высоким ростом и яркой одеждой. Несколько молодых людей из толпы провожали ее взглядами, лукаво оценивая. От ходьбы щеки девушки порозовели, а ветер разметал ее короткие волосы так, что они встали торчком. На водной глади канала гондолы с гребцами в соломенных шляпах мчались к palazzos, испещренным отраженными от воды пятнами солнечного света, подобно загородным поместьям, обрамленным зеленью аллей. Если только не принимать во внимание, что зеленью перед домами были не газоны, а водоросли, выброшенные приливом.
Люси поняла, что оказалась посреди регаты, свидетелями старта которой они с Ли стали утром. Лодка с женским экипажем в длинных юбках в складку промчалась мимо. Проплывая рядом с Люси, рулевая прекратила командовать в мегафон и помахала ей рукой, приветствуя как женщина женщину. Мужчины на набережной шумно зааплодировали.
Чуть дальше по каналу гондолы делали остановку, и гребцы освежались апельсиновым соком и лимонадом из банок. Экипажи лодок и судьи сидели вместе, переговариваясь друг с другом, и Люси неожиданно задумалась о Казанове и его неторопливом подходе к путешествиям. Как там звучал его совет: иди только туда, куда ведет тебя прихоть? Она расслабилась и сбавила скорость, пойдя теперь по набережной прогулочным шагом. Через несколько минут, не прилагая никаких усилий, девушка вышла на площадь Святого Марка, где договорилась встретиться с Дино в час На пристани из vaporetto высаживались пассажиры. Пароходик был совсем маленький, и создавалось ощущение, что люди сидят в нем на корточках, как беженцы. Пассажиры выплеснулись на уже заполоненную площадь, а из лагуны вырвалась флотилия лодок, толкаясь и ударяясь друг о друга в попытках вырваться вперед, к финишной черте, расположенной у устья Большого канала. Было воскресенье, и двери библиотеки Сансовино были распахнуты настежь; туристы сновали сквозь них туда-сюда.
Когда она вошла в библиотеку, охранник сказал, что синьор Гольдони уже ждет мисс Адамс. Он повел Люси наверх, в переполненную комнату, где люди целыми семьями стояли у высокого окна, наблюдая за регатой. Зрелище показалось ей довольно трогательным – матери и детишки, радостно машущие лодкам, сталкивающимся на мерцающей поверхности бухты.
– Вам нравится наша регата? – Из толпы появился человек и представился синьором Гольдони. Люси заметила, что его туфли сделаны из великолепной кожи цвета меди. Вежливо кивнув ему. она последовала за Гольдони в его кабинет.
– Соревнования постоянно проходят по воскресеньям, и библиотека открывает это помещение для всех своих сотрудников, чтобы мы могли приходить с семьями и наблюдать за действом. – Хозяин кабинета уселся за стол.
– Как это мило, – пробормотала Люси.
– Да, да, очень тихо, – ответил он, не расслышав. – Вы понимаете, что это единственный день, когда в Венеции можно отдохнуть от рева лодочных моторов? Сегодня они запрещены. Вы покажете мне ваши документы? Я бы хотел прежде всего, разумеется, увидеть письма.
И синьор Гольдони вынул бумаги из пластикового футляра. Он просмотрел письма Казановы, благоговейно прикасаясь к ним белыми перчатками и держа страницы за края, чтобы случайно не оставить отпечатков пальцев.
– Выглядят подлинными, – сказал он с воодушевлением. – Какой выдающийся вклад в нашу выставку!
К разочарованию Люси, на путевой журнал Желанной Адамс Гольдони едва взглянул. Он только осмотрел форзац, улыбаясь и кивая, а затем убрал дневник обратно в коробку.
– Это все?
– Да, – прошептала она, чувствуя как жгучий жар заливает ей лицо и шею. Люси вдруг вспомнила, что оставила арабский манускрипт в отеле. Как же можно было не заметить этого? Перед ней предстала яркая картина – как драгоценная рукопись без присмотра лежит на прикроватном столике.
– Ну что ж, если что-нибудь еще, связанное с Казановой, неожиданно окажется на вашем чердаке, пожалуйста, дайте мне знать. – Гольдони вручил Люси расписку и передал коробку молодому ассистенту, чтобы тот надежно ее запер.
– Обязательно, – сказала девушка, подписывая документ, удостоверяющий, что ее семья передает документы на временное хранение библиотеке.
– Вам нравится Казанова? Большинству женщин он нравится. – Гольдони заинтересованно взглянул на Люси. – Он принадлежит всем нам, вы понимаете? Некоторые историки говорят, что главы из его мемуаров, где рассказывается о любви к мужчинам, были утеряны или специально вырезаны.
– Я этого не знала. – Люси передала документ обратно. – Создается впечатление, что у каждого человека свое собственное видение Казановы.
Синьор Гольдони одарил ее заговорщицкой улыбкой.
– Мы, архивисты, не можем знать всего, правда? Да, Чарльз Смит рассказал мне, что мы с вами соратники по профессии, – добавил он. – Вот почему я не беспокоился за сохранность документов. Я знал, что вы как следует позаботитесь о письмах Казановы.
Преодолев робость, девушка попрощалась с Гольдони и поспешила на площадь. Люси расстроилась, что не смогла толком доставить документы. Ну ничего, завтра она извинится и принесет арабский манускрипт в библиотеку. Девушка осмотрелась в поисках Дино Фаббиани. Ждет ли он ее? Уже час дня, как и было условлено. Даже полвторого, а молодого фотографа нигде не видно. Люси решила вернуться в отель, взять манускрипт и найти Ли, но, повинуясь мимолетному импульсу, она купила билет в тюрьму, чтобы посмотреть камеру, в которой был заточен Казанова.
Идя по двору и поднимаясь по лестнице Гигантов, Люси думала о Желанной Адамс, посещавшей зал послов вместе со своим отцом. Пыль и ностальгия, Все старые здания пахнут одинаково. Когда Люси было почти двадцать, она с матерью ездила в Сомерсет в Англию и увидела бронзовую табличку на средневековой церкви Святой Девы Марии. Там говорилось, что некий Генри Адамс, пекарь и солодовник, в 1638 году, в возрасте пятидесяти восьми лет, отправился на корабле в Новый Свет, взяв с собой свою жену и восьмерых сыновей.
«Видишь, Люси, мы наследовали гены оптимизма», – рассмеялась тогда ее мать. Это было их последнее совместное путешествие, перед тем как Китти встретила Ли.
На первом этаже Герцогского дворца Люси присоединилась к группе, совершавшей так называемую «секретную экскурсию» по тюрьме Свинцы, под самой крышей дворца. Возле седьмой камеры, в которой некогда был заточен Казанова, гид сказал экскурсантам, что из-за двухметрового роста арестанту дозволялось покидать это помещение с низким потолком и упражняться на чердаке. Камера находилась сразу же за комнатой, где государственные инквизиторы проголосовали за арест Казановы. Люси украдкой заглянула в помещение, больше похожее на коробку, с крохотными, зарешеченными окнами и необычайно низким потолком. Она спросила у гида, можно ли ей войти. С легким поклоном он отворил решетку. «Третья планка слева от двери седьмой камеры», – сказала себе Люси, вспоминая инструкции, данные Казановой Желанной Адамс. Она наклонилась, спиной чувствуя взгляд экскурсовода, и провела рукой над половицами у двери. Они казались плотно прибитыми к полу. Люси поднялась на ноги и заметила снисходительную усмешку гида, как если бы она была одной из тысяч поклонниц Казановы, сделавших местом паломничества эту пыльную комнату.
Она послушно последовала за остальными туристами на верхний этаж большой башни, где этот человек, с которым лично была знакома ее родственница, получал разрешение размяться. Чердак напоминал корпус старой галеры, сказал гид, так как он был построен рабочими арсенала, работавшими столь быстро и четко, что они могли закончить постройку корабля в течение суток. Стены из березы, лиственницы и дуба были обработаны соленой водой, чтобы сделать дерево крепким, как камень. Когда Люси стояла на дорожке, разостланной над балками пола, ей показалось, что она услышала шепот Казановы: «Берегись – я до сих пор здесь, кот среди голубей!».
Вглядываясь в потолочные перекрытия, девушка удивилась его настойчивости. Как мог кто-то проломить эту крышу всего лишь куском гранита? Но Казанова не сдался: неважно, сколько неудач ему пришлось перенести. «Не удивительно, что Желанная Адамс подпала под его влияние, – подумала Люси. Он был человеком, который мог убедить вас в чем угодно, даже в том, что вы – это не вы».
Она почувствовала горечь разочарования, когда экскурсия подошла к концу. Остальные туристы поспешили на выход из дворца, а Люси остановилась посмотреть сквозь высокое решетчатое окно на библиотеку Сансовино. По крыше маршировали забытые каменные статуи с непреклонными лицами, которые так тронули сердце Желанной Адамс. Люси вытащила путеводитель Ли, чтобы посмотреть, как зовут этих одиноких фигур, и тут неожиданно что-то упало на каменный пол. Это была фотография маленькой светловолосой женщины с моложавым лицом. Мама. Фото было датировано тем годом, когда мать встретила Ли. Люси тогда исполнилось двадцать. Китти счастливо улыбалась, как будто бы говорила фотографу: «Мне не нравится, как вы тут командуете мной, но, тем не менее, я все равно желаю вам всего наилучшего». Люси помнила это выражение радостной решимости на ее лице.
