Сьюзен Сван - Что рассказал мне Казанова
Одаряя гостей своей редкозубой улыбкой, из гущи надушенных тел появился Френсис. Он прошептал, что ему и нашим гостям пришлось заходить в дом с черного хода, чтобы не привлекать внимания разгневанной толпы. На этот раз я была рада видеть Френсиса, взяла его под руку, и мы подошли к столу, сервированному шампанским и ризотто, поданным с большими блюдами местных артишоков. После еды. пока мадам Гритти пыталась перевести свои неуклюжие французские фразы на итальянский, мой родитель пустился в размышления о своей миссии. Он рассказывал нашим гостям, что его дядюшка Джон вместе с Томасом Джефферсоном и Бенджамином Франклином в 1789 году отправили письмо венецианскому посланнику, выразив заинтересованность в торговле с Венецией.
– И я прибыл сюда, чтобы более подробно и широко ознакомить венецианцев с нашим предложением. Мы в Америке будем поставлять вам скот и пшеницу в обмен на стекло и кружева.
– Вы открываете магазин в разгар гражданской войны! – крикнул кто-то по-французски.
– А разве это не самое подходящее время? – ответила мадам Гритти. – Что более способствует деньгам, чем война?
Гости рассмеялись и принялись аплодировать. Я скромно смотрела на эти напудренные венецианские лица, охваченная волнением. Несколько гостей носили серебряные маски, и я представляла их лица странными и пугающими. Снаружи шум толпы стал еще громче, и отцу пришлось кричать, чтобы его услышали.
– Добро пожаловать, гости дорогие! Сегодня мы, американцы, покажем вам утонченное римское искусство, и вы увидите, как высоко наша республика ценит вашу.
Наши гости снова принялись хлопать, но они стали потихоньку перешептываться друг с другом и смотреть по сторонам, и я поняла, что венецианцам не слишком интересно. Я сказала отцу, что нам надо пройти на выставку, и он воскликнул:
– Друзья мои, а сейчас позвольте пригласить вас в Бумажный музей.
Гости отошли в сторону, а мадам Гритти вставила ключ в замочную скважину двери, ведущей в смежную комнату. Деревянные створки широко распахнулись, и гости рванулись внутрь, опередив нас. Послышались смех и возмущенные крики. Стены маленькой комнаты были девственно чисты. Увы, в ней находился единственный рисунок – тот самый, который нам показал синьор Поццо в кафе «Флориан». Он лежал на маленьком столике, придерживаемый камнями. Самого синьора Поццо нигде не было. Мадам Гритти подошла к этюду и тщательно осмотрела его сквозь прицел лорнета.
– Синьор Адамс, это подделка. – Она поманила моего отца и указала в угол рисунка, где стоял крошечный водяной знак: «1795».
Отец отшатнулся, и Френсису пришлось поддержать его, не то бы он упал. После этого гости быстро разошлись, не поблагодарив отца и даже не взглянув на него. Это было унизительно.
Мадам Гритти быстро ушла со своим cicisbeo, оставив меня в обществе отца и Френсиса. Мой суженый, по крайней мере, проявил достаточно такта и не засыпал отца вопросами. Мы поспешили спуститься к площади, где несколько венецианцев развели маленькие костры. Подгоняемые страхом, мы ускорили шаги, но нас не тронули. Рядом с нашей pensione,[14] вокруг высокого попрошайки в маске Арлекина, стоящего рядом с другим нищим в пальто без рукавов, собралась толпа. Около них стояла накрытая салфеткой корзинка, которую охраняла маленькая взъерошенная собака. Высокий нищий прорычал что-то по-итальянски, и собака наклонилась над корзинкой, подняв край салфетки зубами. Она запрыгнула внутрь и тотчас выскочила обратно, держа в пасти какую-то свернутую бумажку, которую и положила к ногам старика. Он выкрикнул что-то по-итальянски, несколько людей из толпы радостно закричали и стали махать в его сторону кусочками бумаги. Другие ушли, понурив головы.
Я знала, что вся Венеция увлекается азартными играми. Никто не мог равнодушно пройти мимо разноцветных окон, увешанных плакатами, сообщавшими результаты лотерей, где выигрышные числа были нарисованы в самом фантастическом виде, красной, голубой или золотой краской. Ночью эти окна озарялись светом ламп и свечей, так что венецианцы могли сравнить свой билет с выигрышными номерами, угаданными удачливыми игроками.
Однако я никогда еще не видела, чтобы два жалких попрошайки и полуголодная собака проводили розыгрыш в разгар гражданской войны. Что побуждало этих несчастных тратить свои деньги, было мне совершенно непонятно.
Неожиданно маленькая собачка прекратила свои прыжки и повернулась в мою сторону, взглянув на меня парой знакомых золотистых глаз и махая хвостом. Высокий нищий с тревогой посмотрел на меня. Затем он свистнул, и собака потрусила к его ногам, понурив голову. Неожиданно я поняла, что знаю этого человека.
Мы с Френсисом уложили отца в кровать, после чего я вернулась в свою комнату и заточила новое перо.
Главный Вопрос Дня: Почему Джакомо Казанова оделся как попрошайка? Чтобы обмануть графа Вальдштейна? И почему мой отец, судья, человек, обладающий крайне подозрительным характером, поверил такому человеку, как синьор Поццо, которого у нас дома, в Америке, он и на порог бы не пустил?
Выученный Урок: Когда находишься в незнакомой стране, никому нельзя верить, 'даже своим собственным попутчикам, характер которых вполне мог измениться под воздействием новых впечатлений.
Новая Мысль, Посетившая Меня: Я оказалась мудрее своего собственного родителя, и это представляется мне невероятно грустным.
Постскриптум.
Несколько часов назад я услышала, как отец зовет меня из своей спальни. Я поторопилась на его зов и нашла родителя в плачевном состоянии: простыни скомканы; шелковый ночной колпак сбился на затылок; его рвало прямо в ночной горшок. Когда я ворвалась в комнату, он посмотрел на меня, словно испуганный ребенок, и показал пальцем на сердце.
– Отец, пожалуйста, не разговаривай. – Я принялась вытирать его лицо полотенцем, смоченным в тазу для умывания. Лоб у него горел, он пытался задержать дыхание.
– Я должен кое-что сказать тебе, дитя, – прошептал он, стараясь сесть. – До того, как боль отнимет у меня язык.
– Отец, успокойся! – Я мягко толкнула его обратно на кровать и на мгновение подумала, что он сейчас ударит меня, хотя таким слабым я его никогда не видела.
– Ты должна выйти замуж за Френсиса, если со мной что-нибудь случится. Обещай мне! – сказал отец, пока я укрывала его одеялом.
– Папочка, с тобой ничего не случится!
– Ты веришь мне, дитя мое?
Я утвердительно кивнула.
– Тогда обещай мне, что ты выйдешь замуж за Френсиса, даже если я не доживу до этого.
Я коротко вздохнула.
– Отец, я верю тебе, – ответила я. – Но я не доверяю себе.
– Это твой ответ, маленькая моя? Если так, то он не принесет мне покоя.
– Я не хочу причинять тебе беспокойства.
– Тогда скажи это – обещай мне, Желанная!
– Нет. – Я и сама была ошеломлена уверенностью своего ответа.
Страшный, безнадежный рев вырвался из горла отца, и он распростерся на кровати. Звук этот ударил меня, подобно удару молота. Мой родитель поднял оба кулака, я думала, что он ударит меня, но он с неожиданной силой обрушил их себе на грудь и упал бездыханный. Еще не проверив его пульс, я уже поняла, что отец умер.
Когда взошло солнце, я все еще лежала рядом с ним. На улице раздавались крики торговцев, расхваливающих свежие дыни и клубнику возвращающимся из игорных домов полуночникам. Я с грустью подумала, что отец больше ничего не сможет для меня сделать. Я одна в этом мире. Когда дневной свет стал ярче, я умылась и пошла искать Френсиса.
В день, подобный этому, нет мыслей или уроков. Есть только жизнь, такая же абсолютная и непокорная, как смерть».
Люси неожиданно поняла, что до встречи с синьором Гольдони в библиотеке осталось всего полчаса. Где же Ли? Почему она до сих пор не пришла? Девушка положила дневник обратно в коробку и решила уйти из больницы. Описание смерти отца Желанной Адамс расстроило ее, и Люси хотелось почувствовать пульс толпы, собравшейся посмотреть регату. Не обратив внимания на знак с надписью «USCITA»,[15] она вышла в тенистую галерею, где пациенты с сумрачными лицами сидели, разговаривая друг с другом. Люси вспомнила, что они проезжали кладбище Сан-Мишель по пути в больницу (интересно, пациентов радует, что оно расположено столь близко?), и испугалась, что не сможет найти выход. Девушка спросила пожилых супругов, как ей отсюда выйти, и муж и жена принялись шумно спорить по-итальянски. Слава богу, тут вмешался их сын и проводил Люси до входной двери, указав на площадь Святых Джованни и Паоло. Две минуты спустя девушка уже заблудилась на новой площади, которая выглядела точно так же, как и та, что была рядом с больницей. Она впервые поняла, что Венеция – это настоящий лабиринт, несмотря на вездесущие таблички с маленькими желтыми стрелочками, указывающими в направлении площади Святого Марка. В кафе Люси вытащила карту и обратилась к официанту, но уже через минуту снова заблудилась. Она чувствовала себя совершенно обезвоженной в этот безмолвный жаркий майский полдень. На следующей площади девушка решила остановиться и снять пиджак.
