Саттри - Кормак Маккарти
Он подался вперед, уперев руки в колени, и посмотрел на Саттри, жестко прищурясь, словно стараясь разглядеть, на чьей стороне симпатии Саттри. Как вам такое? спросил он.
Ну, сказал Саттри.
Женщина поставила перед ним чашку кофе. С молоком и сахаром пьете?
Нет, мэм, так вполне сгодится.
Принеси-ка ему тех кексов.
А у вас есть способ туда вернуться? спросил Саттри.
Да нет же, черт. Буксировка денег стоит, даже если уговоришь кого. Что скажете про сукина сына, который такое учудил?
Саттри осмотрел его поверх обода чашки. Опустил ее и оставил в обеих руках. Ну, сказал он. Наверное, я б сказал, что он не умеет проигрывать.
Распродьявольски вы правы, не умеет, сказал мужчина, откидываясь назад.
И что метите делать?
Господи, даже не знаю. Подумывал себе тут работу подыскать. Не знаете, случаем, где тут найдется?
Не знаю. Может, что и отыщете. Если сходите на проспект Блаунта, там валяльная фабрика есть и завод удобрений. А прямо тут песочно-гравийная компания. Можно поспрашивать.
Очень вам обязан. Мне просто нужно по реке опять подняться, чтобы начать ракушничать, как лето настанет.
Женщина поставила на стол тарелку с печеньем.
Что начать? спросил Саттри.
Мужчина посмотрел на него. Посмотрел за него на женщину и в сторону девчонок на кровати. Потом снова подался к Саттри. Ракушничать, сказал он.
Ракушничать?
Ага.
Саттри посмотрел на него. Это что? сказал он.
Мужчина откинулся на спинку стула и скрестил лодыжки. Перловиц сгребать, сказал он. Когда река мелеет к середине и концу лета, мы выходим на Французскую Широкую и ставим там себе ракушечный лагерь. У меня все есть. У меня для него и лодка, и все.
Что вы с ними делаете?
Продаю раковины эти. Женщины их чистят, а мы с мальчишкой гребем.
А что с ними делают?
С раковинами?
Да.
Разное. Из них пуговицы делают, из самой большой части. А что-то, прикидываю, мелют на корм курям.
Сколько стоят?
Приносят они где-то сорок долларов за тонну.
Сорок за тонну?
Так точно.
Вроде не особо много.
Мужчина улыбнулся. Эта малышня тяжелее, чем можно подумать. А кроме того, деньги не только за это плотют.
Женщина налила ему полную чашку. Мужчина, казалось, не заметил, сидел и ждал, пока она не уберет локоть, чтоб не мешал. Когда закончила, он подался вперед. Там же не одни раковины, корешок. Он с хитрецой огляделся. А гораздо больше.
Саттри остался на ужин. К тому времени старик уже рассказал ему о жемчуге и даже кое-какой показал. Выудил из какого-то потайного места на себе кисетик, сшитый из мошонки серого лиса, и выложил жемчужины на клеенку. Саттри повертел одну в руке и подержал против света.
Будь у нас еще одна пар рук, мы б две лодки пускали, сказал старик.
А на этом можно деньги заработать?
Старик отвернулся с веселой насмешкой. Деньги? Бля, паря. Ну-у-у…
Саттри разглядывал жемчужины. Каютку наполнило густым паром стряпни. Звякали тарелки, и женщина со старшей девочкой шептались у печки.
Какая б вас доля устроила, если б заинтересовались? спросил старик.
Саттри поднял голову. Оглядел каюту. Доля? переспросил он.
Нас шестеро. Все работают.
Дай ей стол накрыть, Рис, произнесла женщина.
Рис приподнял локти. Глаз с Саттри он не сводил. Пятую возьмете? За стол с вас ничего не вычтем.
Саттри сгреб жемчуг в ладонь и воронкой высыпал обратно в кисет. Голос его звучал отдаленно. Я б на четвертую согласился, сказал он.
Поперек его загривка провели мягкой юной грудью. Девушка перегнулась и сдала с подноса старых и разрозненных столовых приборов.
Мужчина взял кисет и взвесил его на руке, и пристально поглядел на Саттри. Это тяжелая работа, сказал он.
Саттри кивнул.
Старик ухмыльнулся. От нее ночью хорошо спится.
Саттри начал было что-то спрашивать, но старик неожиданно метнул руку через стол. Напарник, сказал он. Ты в доле.
Когда сели ужинать, пришлось потесниться, и Саттри, оглядывая стол, не мог не улыбнуться. Пока рассаживались, вошел мальчишка с заплывшим глазом и без особого интереса воззрился на Саттри. Две девчонки помладше вообще не знали, куда глаза девать. Это придало храбрости самой старшей, и она расправила плечи, и откинула назад волосы, и передала Саттри тарелку с хлебцами. Сложена она была чрезвычайно хорошо, крупные темные глаза и волосы. Глава дома встал, чтоб лучше справиться со свиным окороком перед собой. Мальчишка нагребал себе на тарелку полные черпаки фасоли. Саттри намазал маслом легкий содовый хлебец и смотрел, как под ножом отпадают бледные ломтики свинины, мужчина поворачивал жареху и наконец схватил окорок руками, белая шишка кости, чвакнув, вывернулась из своего гнезда и прорвалась сквозь исходящее паром мясо, словно громадная жемчужина.
Вилкой распределил он сальные шматы мяса на те тарелки, до каких сумел дотянуться, а женщине на том конце стола велел передать. Саттри залил свою свинину и хлебец густой подливой и потянулся к перцу. Вниз по столу передали фасоль и толстые сладкие картошки, всем разлили кофе. Он схватил вилку в кулак, как того требовали лучше сельские манеры, и навалился.
Не робейте, призвал его старик. Ешьте от пуза.
Саттри кивнул и помахал вилкой.
Воскресным утром Хэррогейт увидел, как они идут по проспекту Блаунта. Все наряды их были скроены из одного отреза ткани, и в церковном ряду, стоя вшестером, выглядели они, словно рулон обоев кричащей расцветки нарезали на этих связанных гармошкой кукол, за изготовлением которых проводит время сбрендившая публика. От них взгляд не могли оторвать. Когда служба окончилась, проповедник даже поступился своим местом у дверей, и некому было жать руки этим новым и поразительным прихожанам. Мальчишья мелкота собралась снаружи дразниться, но появление этой маленькой компании застало их врасплох, бездеятельными. Вышли они гуськом, выстроившись по росту, отец первым наружу через облитые солнцем двери в секстете ситцевых изотропов и на улицу, старший с улыбкой, дальше через толпу и вниз по дороге к реке, по-прежнему гуськом и с невозмутимой благопристойностью оставив позади конгрегацию, онемевшую и изумленную.
Он погреб их проведать. Обогнув конец жилой баржи в своей
