Саттри - Кормак Маккарти
Джоунз тяжко сморгнул.
Надо тебе одному прийти, сказала она. Глаза у нее все еще оставались закрыты, и Саттри подумал, что она разговаривает с Джоунзом, но, когда их открыла, она смотрела прямо на него.
Он не вернулся. Однажды вечером под конец лета миновал ее на улице, но она могла оказаться вообще любой черной каргой, согбенной, и в платке, и безмолвной, если не считать шарканья ног в канаве. Головы не подняла и не заговорила, и он сумел учуять ее запах в ночном ветерке, тощей хрычовки, стоялый плесневелый запах, пыльно сухой. Прошла она в легком скрипе костей, иссохшие луковицы скрипели в своих чашечках. Что еще страннее, в последний раз увидел он ее на улицах верхнего города при полном полуденном свете, и она на него взглянула. Саттри избег этих гадючьих глаз, в которых солнце лежало расколотым. Свой хабар сквозь кирпичные переулки и рубероидные проходы несла она в суме из кошачьей шкуры. Что-то шевельнуло ртом ее, очень похожее на улыбку. Древние зубы, как посевное зерно. Душок потревоженных могил. Ее мелкая тень пала супротив него, как птичка, и она его миновала. Он стоял и глядел ей вслед. Пять пальцев к пяти прижав, сотворил ощутимое оконное стекло меж кончиков своих пальцев. Затем повернулся и пошел дальше. Кончай, Карга, на дороге всадники с рогами огня, с ивовыми распятьями. Он пробежал в толпах, увертываясь и увиливая. Бой пяток его по мостовой то и дело останавливал вентиляторы, вращавшиеся над входами в лавки.
* * *
В конце октября Саттри вытянул переметы. В реку падали листья, а дни дождя с ветром и дровяного дыма отбрасывали его к другим временам больше, чем ему бы хотелось. Из старой мешковины смастерил себе котомку и свернул одеяло, и, прихватив немного риса, и сухофруктов, и леску, сел на автобус до Гэтлинбёрга.
Забрел он в горы. Пора уж отошла, некоторые деревья оголились, по-прежнему зеленым не оставалось ни одно. Заночевал он на карнизе над рекой и всю ночь слушал призраков лесовозных поездов, текучий перестук да долгие маневры на запасных путях и лязг, и жаргон старых проржавевших вагонных тележек на давно исчезнувших рельсах. От первых нескольких зорь его подташнивало, давненько не встречал он рассвет таким трезвым. Сидел в сером холодном свете и наблюдал, мумией закутавшись в одеяло. Дул ветерок. Летевшие облака, густо размазанные по востоку, полиловели и пожелтели, и сквозь них пробуровилось вставшее солнце. Его тронуло полнейшее безмолвие этого зрелища. Спиной он повернулся к теплу. По всему лесу падала желтая листва, и река полна была ею, метавшейся туда-сюда и мигавшей, золотая листва, несшаяся, как золотые монеты, высыпанные в нижний бьеф. Преходящая валюта, вечно возобновляемая. В старое дедово время тут бы обнаружилась баллада, некая любовь свернула б не туда, и девушка с собольими локонами утонула во льдисто-зеленом омуте, где ее потом бы и отыскали, волосы расплескались чернилами по холодному и каменистому речному дну. Покачивалась бы там внизу в своих свивальниках, томная, как морская греза. Глядела бы вверх глазами, что под водой кажутся громадными, на брюшки форели и колодец рябящего мира за ними.
Саттри лежал на теплом валуне над водой и наблюдал, как поверх холодных камней сносит увиливающую друг от дружки форель. Свой маленький крючок он наживил рисовыми зернышками. Форель стояла, или подбиралась бочком, или поворачивала средь льющейся листвы. Таймень с искаженными гоном рылами, бледная форель с бархатистыми плавниками. Клевать не желали.
Сначала ушел он от дорог, затем от троп. Мелкие ручейки, полупересохшие в эту позднюю пору, когда дожди прекратились. Пробираясь вверх по каменной горловине от омута к омуту, он видел, как по валунам хромает норка, черная и сугорбая. Мелкий помет с заостренными кончиками, исходящий паром на сланцевой грани, изобилующий косточками, чешуей, осколками панцирей. По ночам высоким холодным ветром сосало костерок, у которого он сидел на корточках в оке тьмы. Жидкий ветер, разреженный воздух, им трудно дышать, и он злюще холоден.
Утром, переворачивая камни в жилах изморози и ища под ними наживку, он обнаружил змею. Дремлющая гладкая гадюка с загнутыми по краям челюстями. Судьбой отягощенная змея – из всех камней в лесу выбрала для сна именно этот. Саттри не сумел определить, наблюдает она за ним или нет, сестрица-смерть с кварцевыми козьими глазами. Он осторожно опустил камень на место.
В тот день он перевалил за водораздел и принялся спускаться через темный ельник. Над высокой ширью летали во́роны, склоны отпадали прочь, все сплошь вереск и сношенная ненастьями древесина, в облака пониже. Под скальной полкой развел костер и стал смотреть, как долину внизу накрывает бурей, раскаленные провода молний сотрясались в сумерках, словно высокое напряжение в покоях какого-то безумного химика. Падал дождь, падала листва, косо и неостановимо, серебряная буря обдувала свесы мира. Он нашел несколько диких каштанов и смотрел, как они чернеют в углях. Разломил и остудил их. В них все, что содержится в дереве, и лист, и корень. Поел. Другой еды у него не было, он подумал, что голод не даст ему уснуть, но тот дал. До него доносилось долгое дикое сопенье ветра в высоком лесу, когда лежал он в своем одеяле, вперяясь в небеса. Холодная безразличная тьма, слепые звезды бусинами на путях своих, и соединенные «в ус» спутники, и сцепленные шестернями и связанные планеты, все качко неслось сквозь черноту пространства.
Поутру на возвышенья побольше лег снег, пыль сказочной страны на пиках. Он еще раньше обернул себе ноги джутом, а теперь просто закутал плечи в одеяло и пошел вниз по хребту, отшельническая фигура, уже изможденная с виду и со ввалившимися глазами, с недельной щетиной. Бредя в саване своего одеяла по лесу в вихрях холодной серой дымки, серая погода, холодный день, мох цвета камня. Ветер резок в сухих норах его ноздрей. Вниз сквозь бледные голые кости березняка, где в когтях листвы, по которой ступал он, держались крохотные папоротники льда.
Ниже него, как штуковины из проволоки и крепа, взмывали во́роны, невесомые в восходивших потоках воздуха. Их качало и кружило, и ускользали они через высокую громадную пустоту с потерянным карком, заглушаемым ветром.
Саттри в лесах с удивленьем все еще обнаружил мелкие цветочки. Он впал в безмолвные исследования тонкой ткацкой работы во мху. Кольчатые формы лишайников, пылко зеленых, какие расползались по камням, словно крохотные нефритовые вулканы. Фестончатый гриб, что по́лками опоясывал старые трухлявые коряги, фланцевые груди наростов с утробной густотой внутри и подъельниками –
