Саттри - Кормак Маккарти
А на нем ошейника нету.
Ясно. Чего ж тогда мы на него веревку не накинем да не вытянем?
Попробовать можно. Вообще не хочу я туда идти.
Чего так?
Старуха на меня взъелась.
Ну, куда-то ж тебе надо идти.
Знаю. Только иногда вот просто беру и чисто терпеть не могу.
Ладно тебе. Нельзя тебе тут сидеть всю ночь.
Саттри встал, и Руфус поднялся, и отряхнул отвислый зад на штанах двумя взмахами руки, и нагнулся, покачнулся, выправился, схватил бутылку и воспрянул прямо. Ни с какой выпивкой не сравнишься, а? сказал он бутылке.
По серпантинной дорожке взобрались они сквозь заросли кудзу и вышли в темный переулочек. Ночь стояла ясная, и продвигались они медленно, и черный опять захотел помедлить, пока не достигли дома, чтоб хлебнуть еще разок, и вновь упрятал бутылку в карман объемистых брюк. Поверх жимолости Саттри чуял кислую вонь от свинарника, как будто несло блевотиной. Сквозь лозы стоял оконный свет. Руфус воздел один палец, и они приостановились и посовещались.
Дай я фонарь возьму.
Ладно.
Саттри пригнулся на дорожке. Услышал, как открылась и закрылась дверь, а миг спустя до него донесся пронзительный визг, как будто голос этот говорил на языке, ему неведомом. Дверь распахнулась, и от крыльца пришел Руфус с фонарем, на ходу поправляя фитиль.
Они миновали сарай, и Руфус вынул гвоздь из скобы засова на двери в коптильню, и вошел, и снова нарисовался с мотком грубой веревки. Они прошли дальше вдоль забора, сварганенного из обрезков доски и жести. Что-то возилось в бурьяне. В темноте хрюкал кабан. Руфус поднял фонарь повыше, и при свете его Саттри увидел песьи глаза.
Вон он.
Саттри взял фонарь и подошел к псу. Промокшая псина с размякшим хлебом, облепившим ей башку, застряла в помойном чане по самую шею. Передние лапы он положил на край чана и, когда Саттри подошел, оскалил в свете фонаря зубы.
Чего сам не выберется? сказал Саттри.
Похоже, не может. Я видал, как он раз-другой тужился, но в помоях этих разогнаться не может, чтобы прыгнуть.
Ну-ка дай мне эту веревку.
Смотри близко не подходи. Зарычит и цапнет.
Держи фонарь.
Смотри теперь за ним.
Саттри принес пустой бочонок, и поставил его дном вверх рядом с псом, и сам встал на него. Пес повернулся к нему. Он свернул из веревки петлю и накинул ее псу на голову, и зубы пса цапнули воздух с тупым влажным чваком. Почувствовав, как веревка стягивается у него на шее, он застонал.
Саттри намотал веревку на кулак и принялся тянуть пса. Глаза у того дико завращались, и он взялся царапать бочонок.
Боже милосердный, тяжелый он сукин сын.
Придушенный и мокрый, поднялся он из чана, и соскользнул через борт, и мерзкой влажной кучей рухнул наземь.
Они стояли и на него смотрели, Саттри на бочонке с фонарем. Пес лежал, сопя и смердя, и смахивал на какого-то странного средневекового зверя. Саттри спустил веревку с шеи псины, и немного погодя пес поднялся, встряхнулся и тяжко убрел, пошатываясь, куда-то через жимолость.
Саттри скрутил всю веревку, кроме испачканной петли, и, волоча ее за собой, они прошли по дорожке обратно и сели на крыльце. Руфус задул фонарь, и откинулся на столб, и закрыл глаза. Затем открыл их и похлопал себя по тому карману, в котором лежала бутылка, а потом закрыл их опять. Его света отсюда не видать, все так заросло, сказал он.
Чьего света?
Городского мыша. Когда все так зарастает, там ничего не видать. Не знаю, приходил он или нет.
Думаю, вчера ночью дома его не было.
Может, нажрался с Клео и прочими. Они его вискачом спаивают постоянно.
Саттри кивнул. За оврагом на ночь, шатаясь, улеглись городские огни. Ты здесь пещеры какие-нибудь знаешь? спросил он.
Руфус открыл глаза. Пещеры? переспросил он.
Знаешь какие-нибудь?
Есть большая пещера вон на той стороне реки. Еще чероцкая.
Я имею в виду, на этой.
Да под Ноксвиллом везде пещеры.
Знаешь, как туда попасть?
Не надо тебе ни в каких пещерах возиться. Зачем тебе вообще возиться где-то под землей?
Если не скажешь, как в эти пещеры попасть, я эту собаку опять поймаю и посажу обратно тебе в помои.
Руфус ухмыльнулся. Одну ногу он вытянул по крыльцу и полез в карман за бутылкой. Бля-а, произнес он.
Могу и двух собак.
Хэррогейт, раненный и весь в говне, нашарил в кармане грошовый коробок спичек и огарок и сделал себе свет. Тоненькое пламя клонилось и трепетало. Он стал нашаривать в стоках фонарик, туда и сюда по всему проходу. Когда нащупал, вытащил и подавил на кнопку взад-вперед, но фонарик не зажигался. Он встал на колени, озирая окружавшие его каменные стены. На руку ему сбежал горячий воск, и он рассеянно почесал ее. Начал пробираться обратно вверх по тоннелю, куда-нибудь повыше.
Он умылся в черном водоеме, пока свеча не присела. Проверил увечья. Разобрал и снова собрал фонарик, попробовал. Отвинтил безель, держащий линзу, вытащил лампочку и подержал ее перед пламенем свечи, но есть там волоски или нет, не увидел. Понаблюдал за свечкой. Похоже было, что ее всасывает камень.
Он оставил ее гореть, а сам дошел до края света, его маленькую тень наконец поглотило тьмою дальше, громаднее. Он повернулся и пришел назад. Присел на корточки и стал смотреть, как колеблется огонек. Промозглая каменная комната уменьшилась, стянулась вокруг него. Он съежился в малюсенькой чашке света, обхвативши огонек руками сзади, словно подгребал его к себе. По камням потекло горячее масло. Фитилек опрокинулся и упал с тонким шипеньем, и тьма сомкнулась над ним такая совершенная, что он сделался без предела себе самому, таким же обширным, как вселенная, и маленьким, как что ни на есть.
По колодезной веревке Саттри спустился в сухой кирпичный резервуар. Запах земли и мха, старый кирпич темен и крошится. Дно резервуара провалилось, и он сполз по осыпи битого камня и кирпичных обломков в дыру в земле. Зажег прихваченный с собой фонарик и шагнул во тьму.
Пошел по узкому проходу, где пол был грязью и усыпан старым бутылочным стеклом. Стены исписаны именами и датами, выцарапанными в мягком влажном камне. Коридор сузился и вывел в продуваемую сквозняком черноту, где свет его метался от стены к дальней стене, в громадную шлаковую супницу, пересекаемую трубами. Громадные сочлененные отрезки канализации и трубки кабелей, холодные и мокрые. Вступил он
