Саттри - Кормак Маккарти
Так убери ее из этой, блядь, двери.
Послушай, Сат…
Я же сказал, нет, черт бы тебя драл.
Слишком поздно, Сат. У меня он вон там, говорю ж тебе.
Ты чокнутый, Леонард. Слышишь меня?
Я тебе заплачу, Сат.
Пошел вон. Иди к своим педовым дружочкам, пускай они тебе помогают.
Да их, мудней, ничего делать не заставишь. Слушай, старуха мне сказала, чтоб я тебе передал, что она тебя за это никогда не забудет. Слышь…
Скажи ему, чтоб язык тут не распускал, крикнула девушка. Тут дамы, вдруг он не в курсе.
Это еще кто, нахуй? спросил Леонард.
Саттри обмяк у косяка. Лампа на столе чадила, и он отклеился от двери и поправил фитилек. Сукин ты сын, сказал он.
Леонард вошел, и захлопнул за собой дверь, и оперся на нее. От него чудно́ пахло. Фу, сказал он. Я боялся, тебя дома не застану.
Ей-богу, жаль, что застал, сказал Саттри. Он оттолкнул назад стул и устало рухнул на него у стола.
Почему ты не сказал мне, что тут еще кто-то? сказал Леонард. Он дружелюбно кивнул девушке на койке. Здаров, сказал он.
Чего б тебе просто не уйти, сказал Саттри.
Послушай. Выйдем наружу, где можно поговорить.
Нет.
Он нетерпеливо взглянул на девушку. Тут нам разговаривать нельзя, сипло прошептал он.
Я хочу домой, сказала девушка.
Саттри уткнулся головой в стол. Леонард подергал его за локоть. Сат? сказал он. Эй, Сат.
Он встал, и взял башмаки, и надел их. Натянул рубашку.
Ты куда это? пожелала узнать девушка.
Сейчас вернусь.
Я хочу домой.
Подожди минутку, хорошо?
Они спустились по сходням и вышли в бурьян, и Саттри сел. Ночь стояла теплая, и город за ними, нарисованный на тьме своей неоновой геометрией, казался отчего-то истинней, нежели то обличье, какое носил он днем. Огоньки на дальнем краю реки стояли перевоплощенными в воде, словно факелы, необъяснимо мерцающие под самой поверхностью.
Леонард.
Ага, Сат.
Сядь.
Тот сел. Нам лучше приступить, сказал он.
Леонард, у тебя правда в багажнике машины вон там твой отец?
Черт, Сат. Ты ж не думаешь, будто я шутки шутить про такое стану, правда?
Саттри печально покачал головой. Он пошарил вокруг, и вырвал горсть сорной травы, и снова выпустил ее из руки. Немного погодя спросил: Чья это машина?
Чья машина?
Да.
Не знаю. Черт, Сат, да никакой же разницы, чья это машина.
Машина в угоне.
Ну, бля. Я ж не продавать ее собираюсь или еще чего. Просто позаимствовал, вот и все. Черт, Сат, да они получат свою машину обратно. Никакого кипиша насчет этой ебаной машины не будет.
Ясно.
Не о чем волноваться.
Нет. Конечно не о чем.
Они посидели молча. Леонард тягостно поерзал. Немного погодя он спросил: Ты готов?
Я готов?
Ага.
Нет. Я не готов.
Ну послушай, Сат…
Я, блядь, еще как не готов.
Ну, раньше оно меж тем не становится.
Я никогда не буду готов.
Мы ж не можем бросить его в этой чертовой машине. Сам понимаешь, Сат.
Понимаю?
Ну какого черта.
Ты чокнутый ублюдок. Почему я?
У тебя…
Лодка. Я знаю. Матерь божья.
Геенна клятая, Сат, я уже все худшее сделал. Достал машину и цепи, и все это. Никакого времени не займет.
Но Саттри встал из бурьяна. Просто не говори больше ни слова, сказал он. Молчи, и все.
А с ней как?
Садись в машину и езжай вон за то дерево. Там пристань. Я подгоню лодку.
Когда он вернулся, она уже оделась. Хочу домой, сказала она, и я серьезно.
Саттри взял со стола лампу. Подожди меня или иди пешком, сказал он. Все зависит только от тебя.
Я не знаю, где я, капризно отозвалась она.
В этом я просто уверен, сказал Саттри. И ты не одна такая.
Ты же не бросишь меня тут в темноте, окликнула его она. Но Саттри уже ушел.
Сел в ялик, и догреб до пристани, и причалил к ней бортом. Когда они подняли крышку багажника, оттуда хлынула мерзкая вонь. Он отшагнул назад, давясь. Боже правый, сказал он.
Скверно, э?
Скверно? Саттри посмотрел на звезды. Жутче вони мне и нюхать не приходилось.
Это самая главная причина, почему нам нужно было его из дому убрать.
Господи, вот же ты больная сволочь.
Ну, подсоби мне с ним.
Минуточку.
Саттри стянул хлопчатобумажную майку, что на нем была, и обмотал ею нижнюю часть головы.
Ладно, сказал Леонард.
Отец Леонарда был обернут в те простыни, на которых и умер месяцами раньше. Леонард выкладывал колесные ободья и горку цепи. Он ухватил тело и частично выволок его из багажника. Саттри держал лампу.
Зацепи его там за ноги, Сат, а я за руки возьмусь.
Как ты его туда вообще засунул?
Что?
Саттри высвободил рот из-под майки. Как ты его туда засунул, говорю.
Это мы вместе со старухой сделали. Он не такой уж и тяжелый.
Саттри уцепился за конечности под простыней с тошнотным омерзением. Они вытащили тело, и оно шмякнулось наземь с отвратительной мягкостью. Отец Леонарда лежал, как мертвый клановец. При свете лампы на голой земле они видели странные бурые пятна, сочившиеся сквозь простыни. Саттри отвернулся и отошел немного посидеть на берегу.
Останки они стащили в ялик, и Саттри встал на транец и втащил все на борт, пучеголово под тонкой майкой, прижав это к голой груди. Леонард тянул сзади с лампой, цепи позвякивали.
Выгребли они ниже по реке, подальше. Леонард твердил: Черт, Сат, да любое место годится, а Саттри греб дальше. Выглядели они как старые браконьеры с «летучей мышью», лица – желтые маски в ночи. Труп размякше лежал на днище ялика. Лампа стояла на кормовом сиденье с ее тонким носиком насекомых, пойманных светом от нее, влажный взмах весел, бусины воды сбегают по нижним лопастям, словно жидкое стекло, и ямочки от ударов весел расходятся петлями сквозь городские огни там, где те лежат закрепленные среди теней звезд и галактик поглубже, прочно на безмолвной реке.
Спустившись сразу за железнодорожный мост, Саттри потабанил. Леонард принялся обертывать отца в цепи, закреплял их замками из грошовой лавки, пропускал цепи через центральные отверстия в ободьях. Одна стариковская нога вывернулась на днище ялика, и Саттри видел испачканную фланелевую пижаму, что на нем была.
Думаю, хватит, Сат, сказал Леонард.
Думаешь, хватит?
Ага. Бля, да это его жопу стащит на самое дно, как на ебаной ракете.
Ты что-нибудь говорить
