Роман о двух мирах - Мария Корелли
Полна там воздушных утех
Любовь, возращенная бурей;
И взоры лучистые Гурий
Исполнены той красотой,
Что чувствуем мы за звездой.
Постепенно я обнаружила, что мои пальцы с нежностью распутывают небольшой клубок мажорной мелодии – такой же ласковой и по-детски простой, как невинный лепет маленького ручейка, что бежит среди папоротников. Я безропотно последовала за легкомысленной мелодией, пока она сама не привела меня к подходящему концу, – и перестала играть. Меня встретил взрыв аплодисментов: подняв взгляд, я увидела, что мужчины вышли из столовой и окружили меня. Величественная фигура Гелиобаса была самой заметной в этой группе – он стоял прямо, положив одну руку на корпус рояля, а его глаза пристально всматривались в мои.
– На вас снизошло вдохновение, – сказал он мне с серьезной улыбкой. – Вы не заметили, как мы вошли.
Я уже собиралась было ответить, как над нами прогремел оглушительный и пугающий раскат грома, словно внезапно рухнуло большое здание. От этого все на мгновение замолчали и с ужасом посмотрели друг другу в лица.
– Хороший раскат, – заметил мистер Чаллонер. – В грохоте чувствуется уверенность. Решение принято.
Зара вдруг соскочила со своего места и отдернула шторы на окне.
– Интересно, идет ли дождь, – сказала она.
Эми Эверард вскрикнула от испуга.
– О, не открывайте окон! Это очень опасно!
Гелиобас взглянул на нее с легкой саркастической улыбкой.
– Если вы переживаете, мадам, садитесь в другом конце комнаты, – сказал он тихо, ставя кресло в предложенное им место, и Эми охотно с ним согласилась.
Мне казалось, предложи он ей – она с радостью спряталась бы и в погребе для угля. В это время Зара, не слышавшая испуганного возгласа миссис Эверард, отдернула одну из штор и молча стояла, глядя в ночь. Мы все, за исключением Эми, невольно присоединились к ней и тоже посмотрели в окно. Небо было очень темным, слабый завывающий ветер трепал вершины голых деревьев, тем не менее дождь не шел. Атмосферу распалял сухой вулканический зной – каждый чувствовал, насколько удушлив воздух. Гелиобас вообще распахнул окно со словами:
– Во время грозы безопаснее держать окна открытыми, кроме того, так мы точно не задохнемся.
Внезапно перед нашим взором мелькнула яркая вспышка. Небо словно разорвалось от края до края, и в самом сердце огромных черных облаков задрожало бескрайнее озеро бледно-голубого огня – все это лишь на секунду. Последовал приближающийся, нарастающий, раскатистый гром, который, казалось, сотрясал землю – и мир снова погрузился во мрак.
– Невероятно! – вскричала миссис Чаллонер, чья семья часто колесила по миру, а потому давно привыкла к ураганам и другим неудобствам, вызванным несговорчивым характером стихий. – Кажется, я никогда в жизни не видела ничего подобного. Джон, милый, даже та буря, что мы застали в Шамони, была ничуть не лучше этой.
– Что ж, – задумчиво ответил ей муж, – видишь ли, там нас окружали заснеженные горы, поэтому эффект получился довольно впечатляющий. Еще там было эхо – и какое! Эффи, что я тогда сказал? Какое место из Иова мне все это напомнило?
– «Столпы небес дрожат и ужасаются от грозы Его. …А гром могущества Его кто может уразуметь?» – с трепетом ответила Эффи Чаллонер.
– Именно! Я полагаю, Иов был прав в своих мыслях, не так ли, уважаемый сэр? – обратился мистер Чаллонер к отцу Полю.
Священник кивнул и предостерегающе поднял палец.
– По-моему, эта дама – миссис Эверард – хочет нам спеть или сыграть, – заметил он. – Не лучше ли нам соблюдать тишину?
Я посмотрела на Эми с удивлением. Я знала, что она очень хорошо поет, но мне казалось, она слишком переживает из-за бури и может лишь тихо сидеть в кресле. Однако вот она уже за фортепиано, и через мгновение ее звонкое и приятное меццо-сопрано мягко разнеслось по комнате в жалобной песне Тости «Прощай!». Мы внимательно слушали. Никто из нас не отошел от открытого окна, у которого все вдыхали свежий воздух и смотрели на опускающееся небо.
– Тише! Голос издалека
Шепчет запомнить навсегда:
Теперь каждый день будет все, как вчера, —
пела Эми с жалостливой нежностью.
Зара вдруг подавленно отошла от нас и с непокрытой головой выпорхнула через стеклянную дверь в ночь, на балкон.
– Ты простудишься! – одновременно окликнули ее мы с миссис Чаллонер.
Она лишь покачала головой, улыбнулась нам в ответ и, легко опершись ладонями на каменную балюстраду, наклонилась вперед и посмотрела на облака.
– Падут оковы, погаснет свет,
Прощай, прощай, надежды нет!
В этот момент голос Эми был особенно волнующим и необычно нежным. При звуках ее пения и от незримого присутствия бури меж нами наступила полная тишина – никто не хотел даже пошевелиться.
Гелиобас вышел к сестре на балкон и что-то сказал – возможно, предостерег от простуды, очень кратко, – и почти сразу вернулся на место. Зара выглядела невероятно мило: свет, льющийся из комнаты, мягко отражался на складках ее атласного платья и жемчужных украшениях, электрический камень на груди слабо светился, словно звезда в дождливый вечер. Прекрасное лицо, обращенное вверх к сердитому небу, было наполовину освещено, наполовину затемнено: на губах играла улыбка, а глаза сияли интересом и ожиданием. Еще одна внезапная вспышка – и тучи снова разверзлись, только теперь резко и быстро, как будто их проткнули обнаженным мечом и тут же его выдернули.
– Неприятная вспышка, – сказал полковник Эверард, пристально вглядываясь в прекрасную, похожую на Джульетту, девушку на балконе. – Мадемуазель, не стоит ли вам войти?
– Да, как только начнется дождь, – сказала она, не меняя положения. – Здесь так хорошо слышно пение. К тому же я очень люблю бури.
Мощный раскат грома, потрясающий своим грохотом и продолжительностью, снова заставил нас с тревогой переглянуться.
– Что же мы медлим? Душа моя!
Поцелуй – и прощай навсегда!
Еще, еще! Душа моя!
Что же мы медлим, я и он?
Молящий взгляд, безмолвный стон.
Прощай навечно…
Ужас! Что это было? Гибкий и быстрый огненный змей, злобно извивающийся в темных небесах! Зара потянулась руками вверх, посмотрела в небо, улыбнулась и упала без чувств! Все случилось с такой пугающей внезапностью, что едва мы оправились от слепящего ужаса раздвоенной молнии – как она уже лежала ничком на балконе, где еще мгновение назад стояла и улыбалась! С тревожными и отчаянными криками мы подняли ее, внесли в комнату и осторожно
