Роман о двух мирах - Мария Корелли
Вот так непринужденно болтая и перескакивая с темы на тему, мы совсем забыли о времени и разошлись по спальням.
Я всегда буду с радостью возвращаться к тому моменту, когда Зара с нежностью целовала меня, желая спокойной ночи. Я и теперь со смесью боли, удивления и благодарности вспоминаю, какой спокойной и довольной себя чувствовала, засыпая после молитв и ни о чем не подозревая, а значит, оказываясь в счастливом неведении того, что ожидало меня назавтра.
Глава XV
Смерть от молнии
Утро следующего дня выдалось довольно мрачным. Землю застилал желтоватый туман, а в воздухе ощущались духота и спертость, необычайные для зимнего времени года. Я хорошо выспалась и встала с чувством легкости и свежести, которое испытывала постоянно с тех пор, как начала лечение у Гелиобаса. Те, чье слабое физическое здоровье принуждает их просыпаться от беспокойного сна, отчего чувствуешь себя чуть ли не еще более утомленным, чем до того, как ложился, едва ли могут себе представить, какое это счастье – открывать при утреннем свете отдохнувшие, радостные глаза, ощущать сам воздух словно пищу, опускать расслабленные гибкие члены в ванну с прохладной чистой водой, осознавая, что эта прозрачная жидкость послушно прибавляет к силе совершенного здоровья свою долю, трепетать с головы до ног от теплого потока жизни, бодро бегущего по венам, отчего душа радуется, в голове проясняется, а все силы тела и разума готовы к работе. Это и правда истинное наслаждение. Прибавьте сюда знание о существовании собственного внутреннего Бессмертного Духа – прекрасного зародыша Света, в воспитании которого не бывает напрасного труда, живого, чудесного существа. Ему суждено наблюдать, как, подобно цветам, расцветает и увядает, чтобы снова возродиться, вечность миров, пока само оно, превосходя их все, становится более сильным и сияющим, – в такой атмосфере и с такими перспективами кто скажет, что жизнь не стоит того, чтобы жить?
Дорогая жизнь! благословенный момент! счастливая возможность! краткое путешествие, стоящее любых усилий! мягкое изгнание, стоящее любых мук! Твои горькие печали на самом деле благословения, невыносимые боли причиняем себе мы сами, и даже они превращаются на нашем пути в предупреждения, пока над нами, через нас и вокруг нас светит неизменно ласковая Любовь Всевышнего!
Эти и подобные им мысли, так или иначе способствовавшие жизнерадостности, занимали меня, пока я одевалась. Меланхолия развеялась, иначе я была бы подавлена погодой и непроглядным туманом. Но только я познала простые секреты физического электричества, атмосферные влияния перестали трогать мое душевное равновесие – за что любой благодарности мало, особенно если наблюдать, как многие из моих современников позволяют себе быть зависимыми от перемены ветра, сильной жары, холода или других погодных условий подобного характера.
Я спустилась к завтраку, тихо напевая себе под нос, и обнаружила, что Зара уже сидит во главе стола, пока Гелиобас занят чтением и сортировкой писем, лежавших рядом с его тарелкой. Оба встретили меня с привычными для них теплотой и радушием.
Однако во время трапезы брат и сестра хранили странное молчание. Раз или два мне чудилось, что глаза Зары наполнялись слезами, однако она тут же широко улыбалась, и мне казалось, я ошибаюсь.
Поведение Лео тоже приводило в смятение. Некоторое время он спокойно лежал у ног хозяина, как вдруг встал, сел прямо и, подняв морду, издал протяжный, отчаянный вой. Ничего более душераздирающего и печального я никогда не слышала. Умолкнув, бедное животное словно устыдилось содеянного и, опустив голову и поджав хвост, поцеловало сначала руку хозяина, потом мою и, наконец, Зары. Затем пес отошел в дальний угол и снова лег, как будто собственные чувства были для него слишком сильны.
– Он болен? – с жалостью спросила я.
– Думаю, нет, – ответил Гелиобас. – Погода сегодня особенная – душная, почти предгрозовая, – а собаки очень восприимчивы к таким изменениям.
В этот момент вошел паж с письмом на серебряном подносе.
Гелиобас открыл письмо и прочел.
– Иван сожалеет, что не сможет отужинать с нами сегодня, – сказал он, бросив взгляд на сестру. – Занят другими делами. Однако говорит, что надеется иметь удовольствие заглянуть к нам во второй половине вечера.
Зара слегка преклонила голову и все же ничего не ответила.
Через несколько секунд мы встали из-за стола, и, перехватив мою руку, она произнесла:
– Я хочу поговорить с тобой, пока у нас есть шанс побыть наедине. Идем ко мне в комнату.
Мы рука об руку поднялись наверх в сопровождении мудрого печального Лео, который, казалось, был настроен не выпускать хозяйку из виду. Когда мы вошли в спальню, Зара осторожно подтолкнула меня к креслу, а сама села в кресло напротив.
– Я хочу попросить тебя об услуге, – начала она. – Потому что уверена: ты сделаешь все, чтобы угодить мне или Казимиру. Ведь правда?
Я заверила ее, что она может на меня положиться, – я с искренней верностью отнесусь к любой ее просьбе, маленькой или большой.
Зара поблагодарила меня и продолжила:
– Ты знаешь, некоторое время я работала в мастерской скрытно. Была занята исполнением двух замыслов – один завершен и предназначен в качестве подарка Казимиру. Другой, – она замялась, – не завершен. Это то большое изваяние, что было скрыто материей, когда ты пришла впервые, посмотреть мою маленькую статую «Вечер». Я взялась за непосильную задачу, – в общем, не могу осуществить идею так, как того хочется. А теперь, моя дорогая, выслушай меня внимательно. Кажется, мне придется отправиться в неожиданное путешествие, – обещай: когда я уеду, ты проследишь, чтобы эта незаконченная статуя была полностью разрушена – разбита на мелкие куски.
Минуту или две я не могла вымолвить ни слова – настолько меня удивило ее заявление.
– Ты собираешься в путешествие, Зара? – спросила я. – Что ж, если так, полагаю, скоро ты снова вернешься домой, тогда зачем же в это время разрушать статую? Возможно, у тебя получится довести ее до совершенства.
Зара покачала головой и грустно улыбнулась.
– Я же сказала, что хочу попросить тебя об услуге. А теперь ты не желаешь ее исполнять.
– Это не так, поверь, милая, я сделаю все, чтобы
