Под знаком незаконнорожденных - Владимир Владимирович Набоков
Теперь давайте обдумаем все это, давайте трезво посмотрим на вещи. Им удалось найти рукоятку. В ночь на двадцать первое Адама Круга арестовали. Этого он не ожидал, потому что не думал, что они найдут рукоятку. Собственно, он сам едва ли сознавал, что она существует. Давайте рассуждать логически. Они не станут причинять вред ребенку. Напротив, он их главная ценность. Давайте не будем фантазировать, давайте исходить из фактов.
«О, Мак, это божественно… Я бы хотела, чтобы здесь был биллион ступенек!»
Он может уснуть. Давайте помолимся, чтобы он уснул. Ольга как-то заметила, что биллион – это сильно простуженный миллион. Голень болит. Что угодно, что угодно, что угодно, что угодно. Твои сапоги, dragotzenny, на вкус отдают засахаренными сливами. И смотри, мои губы кровоточат от твоих шпор.
«Я ничего не вижу, – сказала Линда. – Перестань играть фонариком, Марихен».
«Держи его прямо, детка», – пробасил Мак, дыша несколько прерывисто, его громадная грубая лапа неуклонно слабела, несмотря на легкость его золотисто-каштановой ноши, – из-за ее разгоряченной розы.
Продолжай убеждать себя – что бы они ни делали, они не причинят ему вреда. Их ужасное зловоние и обкусанные ногти – запашок и грязца гимназистов. Они могут начать ломать его игрушки. Перебрасываться, бросать и ловить, фу-ты ну-ты, один из его любимых стеклянных шариков, тот, опаловый, единственный и неповторимый, священный, к которому даже я не смел прикоснуться. Он – между ними, стараясь остановить их, стараясь поймать его, стараясь спасти его от них. Или еще выкручиванье рук, или какая-нибудь мерзкая подростковая забава, или – нет, все это неверно, погоди, я не должен ничего придумывать. Они дадут ему уснуть. Они просто обчистят квартиру и нажрутся до отвала на кухне. И как только я доберусь до Шамма или до самой Жабы и скажу то, что должен сказать —
Штормовой ветер налетел на четверых наших друзей, выходящих из дома. Их поджидал элегантный автомобиль. За рулем сидел жених Линды, красивый блондин с белыми ресницами и —
«Ну, мы очень даже знакомы. Да, именно так. Собственно, я уже однажды имел честь услужить профессору в качестве шофера. А это, стало быть, младшая сестренка. Рад познакомиться, Марихен».
«Влезай давай, ты, толстый болван», – сказал Мак, и Круг тяжело опустился в кресло рядом с водителем.
«Вот твоя туфелька, а вот твои меха», – сказала Линда, передавая Маку обещанную шубку, чтобы он помог Мариетте ее надеть.
«Нет – просто накинь мне на плечи», – сказала дебютантка.
Она тряхнула гладкими русыми волосами, затем особым высвобождающим жестом (быстро проведя тыльной стороной ладони по шелковому затылку) с легким шорохом взметнула их, чтобы они не попали под воротник шубки.
«Здесь и трое сядут», – нежно пропела она из глубины салона своим лучшим иволговым голоском и, бочком придвинувшись к сестрице, похлопала по свободному месту с краю.
Но Мак разложил одно из дополнительных передних сидений, с тем чтобы оказаться прямо за спиной своего пленника; опершись локтями на край перегородки и жуя мятную резинку, он велел Кругу вести себя смирно.
«Ну что, все уселись?» – поинтересовался д-р Александер.
В эту минуту окно детской распахнулось (крайнее слева, четвертый этаж), и один из юнцов высунулся наружу, взывая о чем-то вопрошающим тоном. Порывистый ветер не давал разобрать искаженные слова, доносившиеся оттуда.
«Что?» – нетерпеливо сморщив носик, крикнула Линда.
«Углововглуву?» – спрашивал юнец из окна.
«Хорошо, – сказал Мак, ни к кому в частности не обращаясь. – Хорошо, – проворчал он. – Мы тебя слышим».
«Хорошо!» – сложив ладони рупором, крикнула Линда в сторону окна.
Второй юнец, порывисто двигаясь, промелькнул в пределах световой трапеции. Он шлепками останавливал Давида, который вскарабкался на стол в тщетной попытке добраться до окна. Светловолосая бледно-синяя фигурка исчезла. Круг, рыча и вырываясь, наполовину вывалился из автомобиля с повисшим на нем Маком, который обхватил его за бока. Машина тронулась с места. Бороться не имело смысла. По наклонной полосе обоев пробежала процессия маленьких разноцветных зверьков. Круг опустился обратно на свое место.
«Интересно, о чем он там спрашивал? – заметила Линда. – Ты уверен, Мак, что все в порядке? Я хочу сказать, что —»
«Но у них же свои инструкции, разве нет?»
«Думаю, да».
«Всех вас шестерых, – задыхаясь, сказал Круг, – всех шестерых сначала будут пытать, а потом пристрелят, если мой ребенок пострадает».
«Ну-ну, что за некрасивые слова», – сказал Мак и, не слишком церемонясь, стукнул Круга расслабленными костяшками четырех пальцев под ухо.
Именно д-р Александер разрядил несколько напряженную обстановку (ибо все на один миг почувствовали, что что-то пошло не так):
«Что ж, – сказал он с утонченной полуулыбкой, – некрасивые слухи и грубые факты не всегда так же верны, как некрасивые невесты и грубые жены».
Мак сочно прыснул от смеха – прямо в шею Круга.
«Должна сказать, у твоего нового жениха замечательное чувство юмора», – шепнула Мариетта сестре.
«Он по ученой части, – с широко раскрытыми глазами сказала Линда, благоговейно кивая и выпячивая нижнюю губу. – Знает просто все на свете. У меня от этого мурашки по коже. Видела бы ты его с предохранителем или гаечным ключом».
Две девушки устроились поуютнее, чтобы приятно поболтать, как обычно делают девицы в автомобилях на задних сиденьях.
«Расскажи мне еще о Густаве, – попросила Мариетта. – Как его удавили?»
«Ну, дело было так. Они пришли по черной лестнице, когда я готовила завтрак, и сказали, что им приказано от него избавиться. Я сказала “ага”, но не хочу, чтобы они перепачкали пол или подняли пальбу. Он заперся в платяном шкапу. Я слышала, как он дрожит там, как падает одежда и звякают плечики от каждого толчка. Просто омерзительно. Я им сказала: парни, у меня нет никакого желания смотреть, как вы это делаете, и я не хочу тратить весь день на уборку. Так что они затащили его в ванную и уже там принялись за него. И конечно, утро было испорчено. Мне назначено к дантисту на десять, а они торчат в ванной, откуда доносятся просто невозможные звуки, особенно от Густава. Они, должно быть, провозились минут двадцать, не меньше. Адамово яблоко у него, понимаешь, твердое, как пятка, – и, само собой, я опоздала».
«Как обычно», – прокомментировал д-р Александер.
Девушки рассмеялись. Мак повернулся к младшей из двух и, перестав жевать, спросил:
«Тебе правда не холодно, Син?»
Его баритон сочился любовью. Молоденькая девушка зарумянилась и украдкой сжала ему ладонь. Она сказала, что ей тепло, о да, очень тепло. Потрогай сам. А покраснела она оттого, что
