Тайна леди Одли - Мэри Элизабет Брэддон
Изредка Роберт получал весточки от сэра Майкла или Алисии. Юная кузина, как правило, одаривала его лишь несколькими короткими строчками, сообщая, что с папочкой все в порядке, а леди Одли по-прежнему весела, беззаботна и живет в свое удовольствие, не считаясь с мнением окружающих.
Мистер Марчмонт, директор школы в Саутгемптоне, писал, что маленький Джорджи ведет себя хорошо, однако образование мальчика крайне запущено и он еще не перешел интеллектуальный рубикон слов, состоящих из двух слогов. Приезжал мистер Молдон; он хотел навестить внука, однако ему отказали согласно инструкциям мистера Одли. Через некоторое время дед прислал мальчику посылку со сладостями; дары отправили обратно, сославшись на вред сладкого для растущего организма.
В конце февраля Роберт получил письмо от кузины Алисии, побудившее его сделать новый шаг навстречу судьбе и вернуться в дом, из которого он был практически изгнан происками дядиной супруги.
Алисия писала:
«Папочка болен. Слава богу, не смертельно, однако он сильно простудился, сейчас у него жар и слабость. Приезжай, Роберт, если в тебе осталась хоть капля сочувствия к ближайшим родственникам. Папа заговаривал о тебе уже несколько раз, и я знаю, он будет очень рад тебя видеть. Приезжай поскорей, только прошу тебя, об этом письме – ни слова. Твоя любящая кузина Алисия».
Роберта охватил безотчетный страх, который он не осмеливался облечь в какую-либо определенную форму.
«Правильно ли я поступаю, играя в кошки-мышки с правосудием, скрывая свои сомнения в надежде, что таким образом ограждаю близких людей от горя и бесчестья? Что я стану делать, если увижу, что сэр Майкл болен, может быть, умирает – на ее груди? Что тогда?»
Пока ясно одно: нужно ехать в Одли-Корт не откладывая. Роберт упаковал вещи и вскочил в кэб. Не прошло и часа после того, как письмо Алисии попало к нему в руки – оно пришло с послеполуденной почтой, – а наш герой уже был на железнодорожном вокзале.
Тусклые огоньки мерцали в густеющей мгле, когда Роберт добрался до поместья. Оставив багаж у начальника станции, он двинулся пешком по тропинке, ведущей в поместье. Деревья простирали над ним голые узловатые ветви, а ветер, проносясь по равнине, раскачивал их с глухими стонами. В холодных зимних сумерках ветви напоминали ему призрачные руки, грозящие самыми страшными карами, если он будет медлить. Длинная аллея, такая светлая и приятная, когда благоухающие липы усыпали дорожку легким цветом и в летнем воздухе кружились лепестки шиповника, стояла мрачная и голая в безрадостном междуцарствии, которое отделяет тихие радости Рождества от легкого румянца наступающей весны; природа впала в спячку в ожидании чудесного сигнала к распусканию цветов.
Когда Роберт подошел к старинному особняку, его охватило тревожное предчувствие. Все тут было до боли знакомо, каждый изгиб живой изгороди из боярышника, карликовых каштанов, плакучих ив, кустов ежевики и орешника.
Несмотря на то что сэр Майкл стал для молодого человека вторым отцом, щедрым и благородным другом, строгим и мудрым советчиком, огромная благодарность и любовь Роберта к дядюшке редко находили выражение в словах, подобно могучему течению полноводной реки, скрытому от людских глаз мощной толщей льда. «Что станет с поместьем, если сэр Майкл умрет? – думал теперь Роберт, приближаясь к заросшей плющом арке над серым зеркалом пруда. – Неужели под низкими дубовыми потолками старинного дома будут жить чужие люди?»
У него сжалось сердце при мысли, что рано или поздно наступит день, когда дубовые ставни закроют, и солнечный свет не проникнет в теплые светлые комнаты. Страшно было даже подумать об этом; впрочем, всегда тягостно думать о том, как мало великие мира сего могут получить от своего величия. Стоит ли удивляться, что некоторые путники засыпают под забором, отказываясь продолжать путь, в котором не видят смысла? Удивительно ли, что одновременно с появлением христианства появились квиетисты?[5]
Странно ли, что существует терпение и спокойное, покорное ожидание того, что должно произойти на другом берегу темной текущей реки? Разве не удивляет стремление быть великим ради самого величия, по какой-либо другой причине, кроме чистой совести, простой верности слуги, который старается проявить себя, зная, что безразличие почти сродни нечестности? Живи Роберт Одли во времена Фомы Кемпийского, он, скорее всего, построил бы тесную хижину в лесу и провел жизнь в спокойном уединении подобно известному автору «О подражании Христу». Правда, Фигтри-Корт тоже представлял собой достаточно уединенное место, только требникам и часословам молодой адвокат предпочитал Поля де Кока и Дюма-сына. С другой стороны, и грехи его не стоили выеденного яйца.
Проходя под шелестящими на ветру ветвями плюща, Роберт заметил, что в длинном неровном ряду окон, выходящих на арку, светится только одно – большой эркер в комнате дяди. В прошлый визит мистера Одли старый дом был полон гостей, каждое окно сверкало, будто низкая звезда в ночном небе; теперь же темный и безмолвный особняк смотрел в зимнюю ночь, словно мрачный феодальный замок, затерявшийся в лесной глуши.
При виде Роберта слуга, открывший ему дверь, просиял.
– О, мистер Одли! Сэр Майкл непременно воспрянет духом, увидев вас, – радостно сказал он, ведя Роберта в библиотеку, где горел камин и стояло пустое хозяйское кресло.
– Подать вам обед сюда, прежде чем вы подниметесь, сэр? – спросил слуга. – Во время болезни хозяина миледи и мисс Алисия обедают рано, но я принесу вам все, что вы захотите.
– В рот ничего не возьму, пока не увижу дядюшку, – поспешно ответил Роберт и с тревогой в голосе добавил: – Конечно, если он не слишком тяжело болен, чтобы меня принять.
– Нет-нет, сэр. Ему гораздо лучше. Пойдемте.
Они поднялись по дубовой лестнице в ту самую восьмиугольную комнату, где пять долгих месяцев назад Джордж Талбойс увидел портрет миледи. Законченная картина теперь висела на почетном месте напротив окна, подавляя безумным многоцветьем красок всех Клодов, Пуссенов и Вауэрманов, вместе взятых. Роберт на мгновение застыл: ему почудилось, что на лице миледи, окруженном пышным ореолом блестящих золотистых волос, промелькнула насмешливая улыбка. Он прошел через будуар и гардеробную и остановился на пороге комнаты сэра Майкла. Дядюшка спал. Его сильная рука, лежавшая поверх одеяла, сжимала тоненькие пальчики жены. Алисия сидела в низком кресле рядом с камином, в котором пылали толстые поленья. Интерьер роскошной спальни представлял собой картину, достойную кисти художника. В нем преобладала темная массивная мебель, изысканно украшенная позолотой и инкрустацией: богатство подчинялось здесь чистоте вкуса, – а самую главную часть композиции составляли грациозные фигуры двух женщин и благородный образ старика.
Люси Одли,
