Роман о двух мирах - Мария Корелли
Некоторое время я молча размышляла над ее словами.
– При всей порочности и варварстве человечества, – сказала я, – чудо, что на земле вообще осталось хоть какое-то духовное присутствие. Почему Бог должен заботиться о тех немногих душах, которые верят в Него и любят? Должно быть, их всего лишь горстка.
– И все же она для него дороже всего мира, – серьезно ответила Зара. – О, моя дорогая, не говори, что Бог не должен ни о ком заботиться. Тогда зачем ты заботишься о безопасности и счастье тех, кого любишь?
Ее взгляд стал ласковым и нежным, а драгоценный камень на груди замерцал, словно лунный свет на морской глади. Я слегка смутилась и, чтобы сменить тему, сказала:
– Скажи мне, Зара, что за камень ты всегда носишь? Это твой талисман?
– Раньше им владел сам король, по крайней мере, его нашли в королевском гробу. Он принадлежит нашей семье уже несколько поколений. Казимир говорит, что камень электрический – такие и по сей день встречаются в отдаленных уголках моря. Нравится?
– Очень яркий и красивый, – заметила я.
– Когда я умру, – медленно продолжила Зара, – оставлю его тебе.
– Надеюсь, мне придется долго ждать этого момента! – воскликнула я, нежно обнимая ее. – Воистину, буду молиться о том, чтобы никогда его не получить.
– Это неправильная молитва, – сказала Зара, улыбаясь. – Но ты хорошо поняла из моего объяснения, что Казимир проделает с тобой?
– Думаю, поняла.
– И ты не боишься?
– Нисколько. Я почувствую боль?
– Никакой боли. На мгновение закружится голова, и твое тело лишится чувств. Вот и все.
Я ненадолго задумалась, а затем, подняв глаза, заметила на себе рассеянный и нежный взгляд Зары. Я ответила на него с улыбкой и произнесла почти весело:
– L’audace, l’audace, et toujours l’audace!22 Пусть это будет моим девизом, Зара. Теперь у меня есть шанс доказать, как далеко может завести женщину храбрость, и, уверяю тебя, горжусь этой возможностью. Когда я только познакомилась с твоим братом, он произнес несколько весьма резких замечаний по поводу общей несостоятельности женского пола. Защищая нашу честь, я должна следовать по пути, на который вступила. Погружение в мир незримого – безусловно, смелый шаг для женщины, и я полна решимости сделать его со всей своей мужественностью.
– Это хорошо, – сказала Зара. – Не думаю, что ты когда-нибудь пожалеешь о сделанном. Однако поздно. Будем готовиться к ужину?
Я согласилась, и мы разошлись по комнатам. Прежде чем начать одеваться, я открыла рояль, стоявший у моего окна, и попыталась наиграть услышанную в часовне мелодию. К моей радости, пальцы тут же ее нащупали, и я смогла запомнить каждую ноту. Я даже не думала их записать – почему-то во мне была уверенность, что теперь они от меня не ускользнут. Сердце наполнилось чувством глубокой признательности, и, помня совет, данный Гелиобасом, я с трепетом преклонила колени и воздала хвалу Богу за радость и благодать, что дарит музыка. Как только я это сделала, слабое дыхание звука, похожее на отдаленный шепот играющих в унисон арф, пронеслось мимо ушей, а затем словно завертелось все расширяющимися кругами, пока постепенно не стихло. Случившееся привело меня в такой восторг, что я поняла, какой прекрасной и восхитительной должна была быть звездная симфония, сыгранная в ту зимнюю ночь, когда ангелы пели: «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение!»
Глава IX
Электрический удар
Князь Иван Петровский был в отеле «Марс» постоянным гостем, и я начала проявлять к нему определенный интерес, однако не лишенный жалости, ибо видела, что он безнадежно влюблен в мою прекрасную подругу Зару. Она же всегда принимала его со всей учтивостью и любезностью. Ее обращение с ним отличалось холодным достоинством, которое, словно ледяная преграда, отталкивало теплоту его восхищения и внимания. Раз или два, помня о просьбе князя, я пыталась поговорить с ней о его преданности, впрочем, она так быстро и решительно меняла тему, что стало ясно: своей настойчивостью я вызову у нее только недовольство. Гелиобас, видимо, был действительно привязан к Ивану, чему я втайне удивлялась: искушенный жизнью легкомысленный молодой дворянин был совершенно иным по темпераменту, чем вдумчивый и мудрый халдейский философ. И все же между ними, очевидно, происходило какое-то таинственное притяжение: князь, казалось, непрестанно интересовался электрическими теориями и опытами, а Гелиобас никогда не уставал излагать их столь внимательному слушателю. Чудесные способности пса Лео также постоянно использовались на радость князю Ивану и, без сомнения, были подобны чуду. Этот зверь под управлением Гелиобаса, или лучше сказать наэлектризованный его мозгом, с помощью способностей хозяина приносил все, что бы ему ни называли, при одном условии: предмет должен быть для него достаточно легким. Он шел в оранжерею и срывал зубами любой редкий или же самый обычный цветок в пределах своей досягаемости, описанный ему силой мысли. Играя с другими или выполняя чужие приказы, он был просто добродушным и умным ньюфаундлендом, но под властью Гелиобаса становился сообразительнее и послушнее человека и мог бы принести целое состояние любому большому цирку или зверинцу.
Лео не переставал интересовать и удивлять меня, а князя особенно: тот сделал его предметом многих запутанных и непростых дискуссий со своим другом Казимиром. Я заметила, что Зара словно сожалела о постоянном общении Ивана Петровского и брата. Тень печали или досады часто пробегала по ее прекрасному лицу, когда она видела их вместе, увлеченных разговором или очередным спором.
Однажды вечером произошло странное событие, поразившее меня до глубины души. Князь Иван ужинал с нами и был в необыкновенно приподнятом настроении – его веселье было почти буйным, лицо сильно раскраснелось, а когда смех становился до неприличного раскатистым, Зара не раз смотрела на гостя с возмущением. Я заметила, что и Гелиобас следил за ним внимательно и даже удивленно, как будто подозревая что-то неладное.
Князь, однако, не обращая внимания на настороженный взгляд хозяина, опустошал бокал за бокалом и без умолку говорил. После ужина, когда мы все собрались в гостиной, он без приглашения сел за рояль и спел несколько песен. Находился ли он под влиянием вина или сильного волнения – на голосе это никак не отразилось. Я никогда не слышала, чтобы он пел так изумительно. Князь казался одержимым не ангелом, но демоном песни. Не слушать было невозможно, а слушая, невозможно было не восхищаться. Даже Зара, обычно равнодушная к музыке Ивана Петровского, в этот вечер казалась очарована. Он заметил это и вдруг обратился к ней с
