Роман о двух мирах - Мария Корелли
– Освободить? – удивленно переспросила я.
– Да! – Глаза Зары сверкнули. – Брат проверит, достаточно ли ты сильна, чтобы путешествовать! – И, весело кивнув мне, она вышла из комнаты, чтобы подготовиться к приближающемуся обеду.
Я долго размышляла над ее словами и все же так и не пришла ни к какому удовлетворительному заключению относительно их смысла. Я больше не поднимала подобной темы при Заре и не осмелилась поговорить о таком с Гелиобасом. Дни шли своим чередом, плавно перетекая один в другой, и вот с тех пор, как я поселилась в отеле «Марс», прошла неделя. Теперь я чувствовала себя совершенно здоровой и сильной, хотя Гелиобас регулярно продолжал давать мне лекарства на ночь и утром. С новыми силами я приступила к занятиям музыкой: прекрасное фортепиано в гостиной с готовностью отзывалось на все прикосновения, – я провела за ним много чудесных минут, пробуя различные трудные комбинации или придумывая гармонические сочетания. Я любила бывать в маленькой часовне, за органом, меха которого приводились в действие электричеством, отчего он был совершенно прост в управлении и не требовал ни малейших усилий.
Звучание органа было на редкость приятным, особенно богатым и нежным звуком отличался регистр «vox humana». Тишина, тепло и красота часовни при зимнем солнечном свете, льющемся сквозь ее витражи, и никем не нарушаемое одиночество, которым я наслаждалась, – все это придавало фантазии новые силы, и под моими пальцами сама собой, как тканый ковер на станке, сплелась череда торжественных и нежных мелодий.
Однажды днем я, как обычно, сидела за инструментом, и мысли были заняты возвышенной трагедией Голгофы. Все время тихо себе наигрывая, я размышляла о чудесной, непорочной и славной жизни, жестоко и позорно прерванной на кресте, как вдруг, словно темная туча, заполонившая разум, в голове возник навязчивый вопрос: «А правда ли это? Был ли Христос действительно божественен или это все миф, басня, обман?» Я случайно взяла на органе нестройный аккорд – по телу пробежала легкая дрожь, и я прекратила играть. Меня охватило неприятное ощущение, как будто рядом со мной был кто-то невидимый: он приближался тихо, медленно, неотвратимо. Я поспешно встала, опустила крышку органа и кинулась вон из часовни, охваченная странным, необъяснимым ужасом. Благополучно очутившись за дверью, я вздохнула с облечением и тут же бросилась в зал, как будто за мною гнались, однако самым странным было то, что я точно знала: кто бы меня ни преследовал, он делал это из любви, а не из ненависти, и весь мой побег можно считать ошибкой. На мгновение я прислонилась к одной из колонн в зале, пытаясь унять неровное биение сердца, как неожиданно меня заставил вздрогнуть низкий голос:
– Так-так! Вы взволнованы и встревожены! Неверующих испугать несложно!
Я подняла голову и встретила спокойный взгляд Гелиобаса. Он казался выше, статнее и походил на халдейского пророка или царя больше, чем когда-либо раньше. Что-то в его пристальном взгляде заставило меня устыдиться, а когда он снова заговорил, в голосе слышался мягкий упрек.
– Дитя мое, вас сбили с пути противоречивые и суетные убеждения человечества. Вы, как и многие другие в этом мире, любите задавать вопросы, размышлять, взвешивать одно и измерять другое с небольшой пользой для себя и своих ближних или вовсе без нее. Вы только прибыли из страны, где в великом Сенат-Хаусе убогий и бренный комок глины, называющий себя человеком, осмелился встать и с дерзостью отрицать существование Бога, в то время как его не очень смелые товарищи изображают праведный гнев, однако тайно поддерживают его, – слепые черви, отрицающие существование солнца; из страны, где так называемая Религия расколота на сотни сект и собраний, практикующих лицемерие, пустые слова и ложь, где главным объектом поклонения является Я, а не Творец; из страны, что однажды была самой могучей среди наиболее могущественных, а теперь свободно висит на дереве, как переспелая груша в ожидании удара, который заставит ее упасть! В этой стране – не буду ее называть – богатые и сытые служители общества лениво спорят о жизнях лучших, чем они сами, людей ничего не значащими словами, более холодными и жестокими, чем копья невежественных дикарей! Что вам, страстной поклоннице музыки, делать в такой стране, где кумовство и закулисные интриги побеждают даже достоинства какого-нибудь Шуберта? Да будь вы вторым Бетховеном, что вы можете в этой стране без веры и надежды? В стране, подобной разочарованному в жизни скупому старику с дрожащими ногами и почти ослепшими глазами, давно исчерпавшему весь запас наслаждений и уверенному, что ничто не ново под луной. Мир велик – вера еще жива – и учения Христа истинны. «Верь и живи, сомневайся и умри!» Эта пословица тоже верна.
Я слушала его слова молча, но теперь заговорила – страстно и нетерпеливо, помня то, что сказала мне Зара:
– Раз современные убеждения ввели меня в заблуждение, раз я бессознательно усвоила доктрины современного модного атеизма, – приведите меня к истине. Научите тому, что знаете. Я готова учиться. Позвольте узнать смысл собственной жизни. Освободите меня!
Гелиобас смотрел на меня серьезно и торжественно.
– «Освободить»! – пробормотал он тихо. – Знаете ли вы, о чем просите?
– Нет, – ответила я безрассудно и пылко. – Я не догадываюсь, о чем прошу, и тем не менее чувствую, что в ваших силах показать мне незримый мир. Не вы ли в нашей первой беседе говорили, что позволили Рафаэлло Челлини «отправиться в путешествие, полное открытий, и что вернулся он совершенно довольным»? Кроме того, он рассказал мне свою историю. Все, что дает ему покой и утешение, художник получил от вас. Вы обладаете секретами электричества, о которых мир даже не мечтал. Докажите свои силы на мне, я не боюсь.
Гелиобас улыбнулся.
– «Не боюсь»! Вы только что выбежали из часовни, словно вас преследовал сам бес! Вы должны знать, что единственная женщина, над которой я проводил свой величайший эксперимент, – это моя сестра Зара. Она была обучена и подготовлена к нему самым тщательным образом, и все удалось. Теперь, – Гелиобас казался одновременно печальным и торжествующим, – она вышла из-под моей власти, ею повелевает тот, кто больше меня. Однако она не может использовать свою силу на других – только для самозащиты. Поэтому я готов испытать вас, если вы действительно желаете, – проверить, не произойдет ли с вами то же самое, что и с Зарой. А я твердо верю, что так и будет.
Меня охватила легкая дрожь, но я попыталась изобразить безразличие:
– Вы хотите сказать, что надо мной тоже будет властвовать какая-то великая сила?
