Финеас Финн - Энтони Троллоп
Миновало около получаса, прежде чем наш герой вернулся к дамам с известием, что экипаж будет ждать их внизу, когда они спустятся.
– Он видел вас? – спросила леди Лора.
– Да, он пошел за мной намеренно.
– И говорил с вами?
– Да.
– Что же он сказал?
Финеас изложил сообщение – в присутствии Вайолет, сочтя, что так будет лучше: если не передать его сейчас, другой случай может не представиться.
– Есть ли в стране закон, который меня защитит, или нет, жить с ним я не буду никогда, – отрезала леди Лора. – Разве женщина – домашний скот, чтобы силком запирать ее в стойле? Я ни за что к нему не вернусь, пусть хоть все судьи страны решат единогласно, что я обязана это сделать.
Возвращаясь в свое одинокое жилище, Финеас много думал о случившемся. Похоже, ему в конечном счете повезло больше, чем этим двум несчастным, связанным брачными узами. И отчего? Оттого, что он ни разу не пошел ради денег или положения в обществе на что-либо, противное своей природе. Он бывал легкомыслен, тщеславен, ветрен, быть может, алчен, но по крайней мере никогда не притворялся тем, кем не является.
Наш герой достал последнее письмо от Мэри и перечитал его.
Глава 71
Дамы делятся секретами
Трудно сказать, кто был неправ – или же кто был неправ чуть менее – в обстоятельствах, что привели к разрыву лорда Чилтерна и мисс Эффингем. Старый граф, желая убедить сына заняться чем-нибудь полезным и чувствуя, что собственные усилия в этом направлении совершенно тщетны, если не хуже, имел с будущей невесткой тайное совещание и убедил ее постараться повлиять на возлюбленного.
– Разумеется, я согласна, что ему следует чем-нибудь заняться, – сказала Вайолет.
– И он займется, если ты ему велишь, – отвечал граф.
Вайолет выразила сильное сомнение по поводу готовности Чилтерна повиноваться, однако пообещала сделать все возможное, и обещание свое исполнила. Лорд Чилтерн, когда она завела этот разговор, нахмурился и выглядел взбешенным. Подобное, однако, случалось нередко и вовсе не означало, что он и впрямь в ярости. Он был раздосадован, но не имел намерения обходиться с Вайолет грубо. Тем не менее вид у него был поистине свирепый.
– Чего ты от меня хочешь? – вопросил он.
– Чтобы ты выбрал для себя занятие, Освальд.
– Какое занятие? О чем ты? Мне стать сапожником?
– Не могу сказать, что я предпочла бы именно это, но если тебе угодно…
Когда жених потемнел лицом, Вайолет решила про себя, что не испугается, и была тверда, уверенная, что действует в своем праве.
– Ты городишь вздор, Вайолет. Я не могу тачать сапоги.
– Ты мог бы пойти в парламент.
– Не могу – и не пожелал бы, даже если б мог. Мне не нравится такая жизнь.
– Ты мог бы заняться фермерством.
– Мне это не по средствам.
– Ты мог бы… мог бы заняться чем-нибудь еще. Ты должен что-то делать. Ты и сам это знаешь – знаешь, что твой отец прав.
– Это легко сказать, Вайолет. Но если уж ты намерена стать моей женой, думаю, тебе лучше быть на моей стороне, а не на стороне моего отца.
– Да, я намерена стать твоей женой, но неужели ты не хотел бы, чтобы я уважала своего мужа?
– А разве ты не будешь меня уважать, выйдя замуж?
Вайолет взглянула ему в лицо и увидела, что глаза его мечут молнии. Большой шрам на лбу словно бы углубился и куда больше прежнего походил на уродливую рану, брови сошлись у переносицы, лицо побагровело, словно от ярости. Если он таков сейчас, в период помолвки, что же будет, когда они станут мужем и женой? В любом случае она не станет его бояться, по крайней мере не сейчас.
– Нет, Освальд, – сказала она, – если ты решишь жить в праздности, уважать тебя я не буду. Думаю, лучше мне сказать об этом начистоту.
– Куда лучше.
– Как я могу уважать того, чья жизнь будет… будет…
– Будет какой? – оглушительно рявкнул он.
– Освальд, ты очень груб со мной.
– Что ты хотела сказать про мою жизнь?
Вайолет снова решила не поддаваться страху.
– Такая жизнь будет постыдной, – проговорила она.
– Стыдиться тебе не придется. Я не желаю навлекать позор на ту, кого так сильно любил. После того, что ты сказала, Вайолет, нам лучше расстаться.
Она была горда и настроена по-прежнему решительно – и они расстались. Вайолет сама велела жениху уходить, хотя сердце ее едва не разрывалось. Она казнила себя за жестокость и все-таки не желала взять свои слова обратно: по ее мнению, он ошибался, и она полагала своим долгом и своим правом сообщить ему об этом. Тем не менее терять возлюбленного Вайолет не хотела и по-прежнему намеревалась за него выйти, даже если он будет предаваться безделью. Такова была ее природа: она никого не впускала в свое сердце, пока не решилась наконец подарить его избраннику целиком и полностью. Полагаю, еще за день до этого она могла предпочесть ему другого. Вайолет не позволила любви себя поработить – но взяла ее в услужение. Теперь, однако, становилось ясно, что избавиться от такой служанки непросто, даже если потребности в ней больше нет. Вайолет с видом весьма самоуверенным согласилась разойтись с лордом Чилтерном и величаво удалилась прочь, но стоило ей остаться одной, как ее обуяло отчаяние. Ведь она заявила жениху, что его жизнь постыдна! Разумеется, ни один мужчина таких слов не потерпит; если бы лорд Чилтерн снес это молча, он не был бы достоин ее любви.
Вайолет сама поведала о случившемся леди Лоре и лорду Брентфорду, а также леди Болдок. Последняя, конечно, торжествовала – и Вайолет мстила ей, уверяя, что до конца своих дней будет сожалеть о разрыве со столь достойным джентльменом.
– Тогда зачем ты с ним рассталась, милочка? – вопрошала тетка.
– Потому что поняла: я для него недостаточно хороша, – заявляла Вайолет.
Быть может, леди Болдок была не слишком далека от истины, когда уверяла, что таких страданий не претерпевала от племянницы ни одна тетушка на свете.
Лорд Брентфорд хлопотал, кипятился и, как водится, делал только хуже. Он поссорился с сыном, затем помирился, затем поссорился вновь, клянясь и божась, что во всем виноваты упрямство и дурной характер лорда Чилтерна. В последнее время, однако, благодаря влиянию леди Лоры, отец и сын опять наладили отношения, и граф мужественно старался в присутствии отпрыска удерживаться от резких слов и косых взглядов. «Они помирятся, – сказала леди Лора, – если мы с вами не будем пытаться их к этому подтолкнуть. Если станем вмешиваться, они не сойдутся никогда». Граф признал ее правоту