Речные заводи. Том 2 - Ши Найань
В ответ на это выступил У Юн и сказал:
– Дорогой брат, когда человек носит траур, он не может делать, что ему вздумается. Следует подождать сто дней, а потом уже повести наши отряды.
Сун Цзян согласился с этими доводами и пока остался в лагере. Каждый день они совершали поминовения в честь покойного Чао Гая.
Однажды они пригласили к себе одного монаха по имени Да- юань, который был настоятелем монастыря Лунхуасы в округе Даминфу Северной столицы. Этот монах все время путешествовал и только что прибыл в Цзинин. И вот, когда он проходил мимо Ляншаньбо, его пригласили совершить заупокойную службу.
Во время трапезы Сун Цзян стал расспрашивать монаха о нравах и обычаях, людях и событиях в Северной столице. Монах, в свою очередь, удивленно спросил:
– Как, начальник, вы разве не слышали имя хэбэйского «Нефритового цилиня»?16
Услышав это, Сун Цзян и У Юн вдруг что-то вспомнили и сказали:
– Подумать только! Ведь еще как будто и не состарились, а уже стали забывчивыми. В Северной столице действительно проживает один крупный богач. Фамилия его Лу, имя Цзюнь-и, а прозвище Нефритовый цилинь. Это один из трех самых выдающихся людей в Хэбэе. Его предки – жители Северной столицы. Всю свою жизнь он увлекался военным искусством и во владении палицей не имеет себе равных. Если бы нам удалось залучить этого человека сюда в Ляншаньбо, то мы могли бы не бояться никаких властей, никаких правительственных войск.
– А об этом вам особенно и беспокоиться нечего, дорогой брат! – сказал с улыбкой У Юн. – Если вы хотите, чтобы этот человек оказался в Ляншаньбо, то сделать это вовсе не так уж трудно.
– Но он один из самых именитых людей округа Даминфу в Северной столице, – сказал на это Сун Цзян. – Как же можно заманить его сюда в наш лагерь?!
– Я в свое время уже думал об этом человеке, – сказал У Юн, – но потом почему-то забыл о нем. Погодите, я что-нибудь придумаю, чтобы завлечь его сюда.
– Не зря народ прозвал вас мудрым человеком, – отвечал на это Сун Цзян. – Но все же каким образом хотите вы заманить его к нам? – спросил он.
Тогда У Юн не спеша изложил план, и словно самой судьбой было предназначено, чтобы Лу Цзюнь-и,
Живший пышно и достойно,
в шелк и бархат разодетый,
Должен был внезапно бросить
жемчуга и самоцветы
И изведать поневоле
горечь жизни беззаконной
В страшном логовище тигра,
в темном омуте дракона.
Вот уж поистине:
Лишь потому, что этот человек
В горах разбойникам попался в руки,
Десяткам тысяч вскоре довелось
Познать войны страдания и муки.
О том, как У Юн заманил в горы Лу Цзюнь-и, читатель узнает из следующей главы.
Глава шестьдесят первая
У Юн хитростью заманивает в лагерь Нефритового цилиня. Чжан Шунь ночью переворачивает лодку на переправе в Цзиньша
Итак, монах из монастыря Лунхуасы в разговоре с Сун Цзяном назвал имя одного из самых знаменитых людей в Хэбэе – Лу Цзюнь-и, известного под прозвищем Нефритовый цилинь. У Юн, услышав их разговор, сказал:
– Я отправлюсь прямо в Северную столицу и думаю, что сумею уговорить Лу Цзюнь-и прийти к нам так же легко, как достать что-нибудь из кармана. Я хотел бы только взять с собой одного помощника, смелого и обладающего необычной внешностью.
Не успел он договорить, как Черный вихрь Ли Куй вскочил и громко крикнул:
– Дорогой брат, господин советник! Я пойду с вами!
– Нет, приятель, обожди! – сказал на это Сун Цзян. – Самое большее, на что ты способен, это устроить пожар. На худой конец ты можешь убить, ограбить, ворваться в какой-нибудь город. А тут дело очень тонкое. Разве можно такому человеку, как ты, поручать подобное дело?
– Да ведь вы же сами говорили, что я безобразен, а сейчас опять из-за каких-то подозрений не желаете меня отпускать, – обиделся Ли Куй.
– Это вовсе не потому, что я сомневаюсь в тебе, – отвечал на это Сун Цзян. – Но в Даминфу сейчас находится очень много солдат и охраны, и если кто-нибудь из них распознает, что ты за человек, ты можешь зря погибнуть.
– Да что обо мне толковать, – сказал Ли Куй. – Нельзя, так не надо. Кажется мне только, что господин военный советник не найдет себе более подходящего помощника.
– Если ты согласен выполнить три условия, которые я поставлю тебе, – сказал тут У Юн, – тогда я возьму тебя с собой. Если же не сможешь выполнить, то оставайся в лагере.
– Не то что три, – воскликнул Ли Куй, – даже все тридцать условий я готов в точности выполнить.
– Первое условие, – начал У Юн, – касается твоего пристрастия к вину. С сегодняшнего дня ты не должен больше пить, забудь о вине до тех пор, пока мы не вернемся обратно. Во-вторых, ты пойдешь под видом послушника, будешь неотступно следовать за мной и выполнять все, что я тебе ни скажу. Ты не должен выказывать ни малейшего неповиновения или строптивости. Ну и третье мое условие – самое трудное. С завтрашнего дня ты будешь изображать из себя глухонемого. Так вот, если ты согласен принять эти три условия, то я беру тебя с собой.
– Не пить вина и изображать из себя послушника я еще могу, – отвечал Ли Куй. – Ну а насчет того, чтобы закрыть рот и не разговаривать, то боюсь, как бы я не задохнулся!
– Стоит тебе только открыть рот, как тут же случается беда, – сказал на это У Юн.
– Ладно, и это не так уж трудно сделать, – согласился тогда Ли Куй. – Я положу в рот медяк, и все будет в порядке.
Главари в ответ лишь рассмеялись. Разве могли они отговорить его? В тот же день в Зале верности и справедливости был устроен прощальный пир и к вечеру все разошлись по своим домам отдыхать.
На следующее утро У Юн увязал необходимые ему в дорогу вещи, а Ли Кую велел одеться послушником, взять коромысло с кладью и спускаться с горы. Сун Цзян и остальные главари собрались в Цзиньшатань проводить их. Сун Цзян несколько раз предупреждал У Юна, чтобы тот был осторожен и следил за Ли Куем.
Затем У Юн и Ли Куй
