Саттри - Кормак Маккарти
Я никогда не думала, что жизнь свою закончу в таком вот месте, сказала она. Будь Аллен жив, он бы такого нипочем не допустил. Он так хорошо всегда ко мне относился. Я почти как его маленькая девочка была. Я же была совсем маленькая, когда папа умер.
Как его звали? Вашего отца. Мне никогда его имени не говорили.
Джеффри его звали. Мой брат Джеффри был Джеффри-младшим. Папа старый был, когда я родилась. Я знаю, что он был слишком старый и на войне между штатами не служил. Он… Дикий он. Довольно дикий. Так про него, во всяком случае, говорили. В него стреляли в какой-то потасовке. Задолго до того, как женился. Чуть не умер. И вот мне всегда интересно про это было, умри он тогда, нас бы никого вообще не возникло, и я б никогда не смогла… Ну, вот смешно об этом думать. Может, мы просто оказались бы кем-то другими. Но говорили, что он – что у него были хлопоты, я не знаю. Похоже, так оно и было, и похоже, Джеффри за ним, должно быть, присматривал. Джеффри-то я так и не узнала. Совсем крошкой была, когда… Когда он умер.
Его повесили в округе Роккасл, Кентаки, 18 июля 1884 года.
Она не ответила. Сказала: Аллен всегда говорил, что Роберт держал его в любимцах. Но конечно, Роберт так с войны и не вернулся. Господи, ему же всего восемнадцать и сравнялось-то, бедному малышу. Аллен этого так и не пережил. Говорит, от рака умер, и оно, может, и так, но он же ни дня хорошего не видал после того, как Роберта домой принесли. Я уверена, это его и убило не меньше прочего. Нас было девятеро, знаешь. Мы с Элизабет пережили всех мальчиков, и ее теперь вот тоже уже нет, а я в сумасшедшем доме. Иногда прямо не знаю, зачем люди живут. Она посмотрела на Саттри. Глаза ее скользнули, и она улыбнулась.
Папа лавку держал, знаешь, и у нас жил тот конь, его звали Капитан, он, бывало, фургон вез, доставлял бакалею, и он у меня был любимец. За мною ходил повсюду, просто ходил, как собачка. Мы в Суитуотере тогда жили. И тогда настали трудные времена, поэтому нам лавку продать пришлось, а папе пришлось продать Капитана. А меня услали к няньке, потому что за ним человек должен был прийти, забрать его, понимаешь. Я тогда совсем крошка была. Много лет спустя, когда стала молоденькой девчонкой, как-то в субботу оказалась я в Ноксвилле и вижу, конь стоит, впряженный в тележку, перед магазином фуража, и то был Капитан. Я к нему побежала, и обняла его всего, и целовала его, и все небось решили, что я с ума сошла, вся ж взрослая из себя, стою там на улице да со старой лошадью обнимаюсь, а сама реву так, что оркестра не слышно.
Она сильно прижала ладонь к щеке. Подняла взгляд на Саттри и улыбнулась, и посмотрела на ту женщину, что рядом с нею сидела, та теперь плакала, и мощно пихнула ее локтем в бок. Боже милостивый, сказала она. Вот же ты у нас тут глупенькая.
Женщина покачала головой и шмыгнула носом, а тетушка Саттри ему улыбнулась. Погляди вот только на эту полоумную старуху, сказала она. Она же вообще даже не соображает, с какой стати ревет.
А вот и соображаю, сказала женщина.
То не было первым словом, что она сказала, но его первым Саттри услышал. Руку она поднесла ко лбу и терла его так, словно хотела стереть кожу. У нее слабо пробивались усики, а седые волосы стояли на голове дыбом, как наэлектризованные. Тетя Элис поглядывала на нее свысока с легким изумленьем. Она снова обмахнула себе щеки и повернулась к Саттри. Глаз ее был ярок, а в лице много нахальства. Симпатяга ты у нас, сказала она. Полагаю, ты Э-Ка благоволишь. А автомашины у тебя нету?
Саттри ответил, что нету. Он чувствовал, будто его втягивают в такие дебри, к которым у него никогда не было ни склонности, ни воли. Обе они за ним наблюдали. Слезы уже высохли. Глаза их, казалось, наполнились ожиданьем, а ему нечего было им дать. Он сам пришел брать. Он отстранился от них, а они потянулись к нему своими венозными старыми руками, нащупывая ими пустоту. Он встал. Окинул взором эти развалины. Что за извращенный инстинкт заставил публику собирать безумных вместе? Столько их тут. Он в комнате был единственным, кто стоял, и теперь все смотрели на него, глаза пусты или востры от подозрения или подспудной ненависти. Или глаза, лишенные какого бы то ни было пыла. Дух возможного неповиновения в комнате, хотелось лишь знака, чтоб эти несчастные кинулись на своих смотрителей. Он посмотрел на старушек у своих ног. Руки они поднесли ко ртам в одинаковом порыве. Мне пора идти, сказал он. Не могу остаться. Он оторвал взгляд от их взглядов и выкатился из комнаты. Старик в полосатом картузе машиниста держал в руке громадные часы и провожал Саттри глазами, как будто отмерял ему время. Взгляды их встретились через всю дневную комнату, и от лица Саттри отхлынула кровь, когда он увидел там старика, и он чуть было не назвал его по имени, но не назвал и вскоре уже был за дверью.
* * *
Он ходил от телефона к телефону в кабинках банка «Национальный парк» и насвистывал себе под нос, когда на плечо ему пала тяжелая рука. Он остановился и посмотрел вниз, определяя место ближайшего черного брога. Подпрыгнул и обрушился пяткой на ботинок, колено напряжено. Под кожей хрустнули мелкие косточки. Рука убралась. Человека Хэррогейт даже не увидел. Веселую улицу он преодолел в полуденном потоке по самым капотам и багажникам машин на холостом ходу, лица белые за стеклом, гремит прогибающийся листовой метал.
Саттри выискал его под виадуком среди обломков. Джин? позвал он. Костра не было, ни признака того, что его даже разводили. Вдали над головой урчали машины. Эй, Джин.
Хэррогейт выполз из бетонного дота и сел в грязи на корточках. Вид у него был оборванный, и его
