Саттри - Кормак Маккарти
Саттри присел с ним рядом. Ну, сказал он. Каковы твои планы?
Городской крыс нахохлился сильней. Выглядел он хрупким и измотанным неудачей.
Тебе тут нельзя оставаться, замерзнешь.
Он медленно покачал головой из стороны в сторону, вперившись в голую землю. Не знаю, ответил он. Я тут весь день уже. Прикидывал, законники б меня уже сцапали.
Саттри поворошил пыль указательным пальцем. И сцапают, сказал он. Тут не спрячешься.
Я знаю. Как ты меня нашел?
У меня других мест для поисков не было. Мне Руфус сказал, что ты там был.
Ага. На черномазого ни в чем нельзя положиться. Я не знал, куда еще пойти. Все они сучьи дети. Столько раз виски с ними пил. А меня и знать не знают.
Саттри улыбнулся. Жизнь у беглеца трудная, сказал он. Что стало с твоими усами?
Хэррогейт потер губу. Сбрил, ответил он. Может, меня без них не опознают. Не знаю. Жопа.
Ну и что собираешься делать дальше?
Фиг знает. К тебе идти мне было стыдно.
Может, стоит ненадолго из города уехать.
Куда?
Куда угодно. Из города.
Хэррогейт неопределенно посмотрел на него. Из города? переспросил он.
Если ты здесь останешься, тебя за жопу возьмут.
Черт, Сат. Я ж никогда не был за городом. Я даже не знаю, куда податься можно. Даже не знаю, с чего начать.
Просто садишься в автобус и поехал. Какая разница? Ты три года в этом городке прозябаешь, черт, мог бы и где-нибудь еще попробовать.
Где-нибудь еще у меня нет друзей.
У тебя и здесь их нет.
Хэррогейт покачал головой. Жопа, сказал он. Автобус? Я никогда не ездил проклятущим автобусом.
Тебе только нужно взять билет и сесть.
Ну да, ну да, конечно-конечно, я сяду не на тот чертов автобус или как-то.
Не тех автобусов не бывает. Для тебя, во всяком случае.
Ну а как мне, к черту, знать, где сходить? И где я окажусь, когда сойду?
Тебе скажут.
Он уставился в землю. Не, произнес он. У меня нипочем не получится. Потеряюсь и никогда больше не вернусь домой. Он потряс головой. Не знаю, Сат. Кажется, будто все, за что ни возьмусь. Чем бы ни занялся, без разницы. Просто все, к чему прикасаюсь, превращается в дерьмо.
У тебя какие-нибудь деньги есть?
Ни дайма ломаного.
Куда ж ты дел те, которые нагреб?
Потратил, само собой.
Можно на поезд сесть.
А они что, денег не берут?
Можно зайцем. Залезаешь в пустой вагон на сортировке. Могу тебе несколько долларов дать.
Поезд, сказал Хэррогейт, переводя взгляд вдаль на ручей.
Зимовать можно уехать на юг. Куда-нибудь, где не такой блядский холод. Черт, Джин. Надо же что-то делать. Нельзя тут просто сидеть.
Городской крыс чуть-чуть вздрогнул и поджал ноги, но не ответил.
Кто тебя сцапал?
Хуй его знает.
Детектив? В штатском?
Да фиг знает, Сат. Я ж у него только ноги и видел. Кажись, телефонная болонь это была. Мне говорили, когда эти сукины дети тебе на хвост садятся, тебе настает полный пиздец. Не остановятся, пока не сцапают.
Телефонная болонь?
Хэррогейт осторожно поднял взгляд. Блядь, еще б, сказал он. Сволочь эта на свой счет все принимает. Он опять уставился в землю. Я так и знал, сказал он. Так и знал, но все равно взялся.
На ручей опадала темнота, и в сухом бурьяне шевелился холодный ветер. На горке где-то среди хижин залаяла собака. Они сидели тихонько под виадуком в сгущавшемся ознобе. Немного погодя Хэррогейт сказал: Там же не будет ни одной знакомой души. На что спорим.
Где?
В работном доме.
В последний раз там у тебя тоже никаких знакомых не было.
Ага.
Ты все равно еще не там.
Мы со старым чокнутым Бодином, бывало, отлично развлекались, когда в кухне пускали наперегонки скорпионов. Это уж после того, как ты вышел.
Скорпионов?
Вы их, наверно, ящерками зовете.
Ящерками?
Ага. Мы рабочего склада просили их нам ловить. Гоняли их наперегонки по полу на кухне. Ставку делаешь. Обосраться. У меня один был по кличке Ногастый Даймонд[36], так этот сукин сын на этих своих ногах клятых вставал во весь рост и как давай месить, да так быстро, будто у него там сцепление, и нет его уже, как обезьяны с полосатой жопой. Передними ногами пола даже не касался.
Городской мыш покачал головой, погрузившись глубоко в нежность этих воспоминаний, будто странный старичок в тех синих зимних сумерках под мостом. Припоминая солнечный свет на глянцевом полу и выложенных ручках метел и меловые отметины. Лежали они, как дети, на прохладном полу с их хрупкими рептилиями, сердечки стучат в ладонях. Держали их за крохотные бьющиеся талии и по сигналу выпускали. Ящерки вставали на задние лапы, а ноги их скользили по гладкому навощенному бетону, странные маленькие звероящеры. Хэррогейт задние пальчики своей мазал сиропом, и она неслась сквозь полосчатый свет к беззвучной победе.
После этого в кухне работал старый чокнутый Лейтал Кинг. Он, по-моему, был самым большим опездалом во всем работном доме. Жопа. Я устал за него все делать, такой он был тупой. Я с ним, бывало, ящерок наперегонки пускал, давал ему выбирать, у нас в чайнике их с полдюжины было. У меня в руке немножко перца чили, так я, когда свою ящерку брал, втирал ей немножко в жопку. Она неслась поэтому, как подпаленная. Старина Лейтал их брал и не знал, как их держать, ничего не соображал, через раз хвосты им отрывал. Одну пустил разок, так тот сукин сын встал во весь рост да как завалится на спину, ноги так и месят.
Они сидели в черноте. За выемкой загорались огни, расцветали среди голых лоз, как зимние светляки.
Пошли, сказал Саттри. Можешь у меня пожить, пока не разберешься, что тебе делать.
Не хочу я никого стеснять.
Забей. Пойдем.
Он неохотно встал.
Что с твой кошкой случилось? спросил Саттри.
Хрен ее знает. Такое чувство, что, когда говно летит на лопасти, они линяют. Даже клятые кошки.
Саттри никогда не запирал дверь, и городской мыш приходил и уходил в любое время, когда ему с его непонятными целями было удобно. По пустошам он скитался, как шакал в темноте, в цитадели стен старого склада и тиши выпотрошенных зданий. Он был влюблен в ночь и те тихие исподы городских краев, на которых жить слишком гнусно. По переулкам дымоходно-черного кирпича. Сквозь какую-нибудь снятую с
