К востоку от Эдема - Джон Эрнст Стейнбек
– Выросли. Я рад, что остался здесь. Многому научился, глядя, как растут дети, и помогая по мере сил.
– Учишь их китайскому языку?
– Нет, мистер Траск не позволил. Пожалуй, он прав. Ни к чему лишний раз осложнять жизнь. Но мальчишки считают меня своим другом. Да, я их друг. Отцом они восхищаются, а меня, думаю, любят. А еще они совсем разные, вы и не представляете насколько.
– В чем же они разные?
– Сами увидите, когда вернутся из школы. Мальчики похожи на две стороны медали. Кэл – смугл лицом, он хитрый и осторожный. А его брат… он вызывает симпатию с первого взгляда, и чем дальше, тем больше.
– Кэла ты недолюбливаешь, верно?
– Я часто ловлю себя на том, что пытаюсь его оправдать, защитить от своих же придирок. Он борется за свое место в жизни, а брату и бороться нет нужды.
– В моем семействе та же история, – вздохнул Сэмюэл. – Не пойму причины. Воспитание одинаковое, и кровь в их жилах одна, и по всему должны быть похожи, ан нет. Ни капельки.
Через некоторое время Сэмюэл с Адамом прогуливались по дубовой аллее, ведущей к подъездной дорожке, с которой открывался вид на Салинас-Вэлли.
– Останьтесь на ужин, – пригласил Адам.
– Не желаю брать на душу грех за убийство очередной курицы, – усмехнулся Сэмюэл.
– Ли приготовил тушеную говядину.
– Ну, раз так…
Старая рана сделала Адама кособоким на всю жизнь. Одно плечо было гораздо выше другого. Лицо суровое, отстраненное, глаза смотрят рассеянно и видят только общую картину, не замечая мелочей. Мужчины остановились, разглядывая долину, покрывшуюся зеленью после ранних дождей.
– А не мучит совесть, что такая земля заброшена и много лет не возделывается?
– Незачем мне ее возделывать, – буркнул Адам. – Мы уже это обсуждали. Думали, я изменился? Нет, все по-прежнему.
– Все упиваешься своим горем? Вообразил себя героем трагедии?
– Не знаю.
– А ты пораскинь мозгами. Может, и поймешь, что вышел на большую сцену, а играть приходится перед пустым залом. Из зрителей – только ты сам.
– Вы явились сюда меня поучать? – В голосе Адама слышалось раздражение, грозящее перерасти в гнев. – Мне приятно вас видеть, но к чему лезть в душу?
– Чтобы посмотреть, сумею ли я тебя хорошенько разозлить. Я привык во все совать нос. А тут пропадает невозделанная земля, а вместе с ней и человек, что стоит рядом со мной. Непростительная расточительность. А расточительность мне противна, так как я никогда в жизни не мог ее себе позволить. Неужели приятно смотреть, как жизнь пропадает зря?
– А что мне делать?
– Попробуй начать все заново.
– Боюсь я, Сэмюэл. – Адам повернулся лицом к собеседнику. – Пусть уж все останется по-старому. Видно, нет у меня ни сил, ни мужества.
– А сыновья? Любишь их?
– Конечно, люблю.
– Но одного любишь больше, так?
– Почему вы спрашиваете?
– Сам не знаю. Уловил какие-то нотки в твоем голосе.
– Вернемся в дом, – предложил Адам. Они повернули назад и двинулись к усадьбе под сенью деревьев. Неожиданно Адам прервал молчание: – А вы слышали, что Кэти будто бы в Салинасе? Доходили до вас такие слухи?
– А до тебя?
– Да, но я не верю. Не могу поверить.
Сэмюэл молча шагал по песчаной колее, с неохотой вникая в мысли Адама, и постепенно приходил к выводу, что его надежды не оправдались и Адам так и не сумел распрощаться с прошлым. Это открытие вызвало приступ усталости.
– Никак не можешь ее забыть? – спросил он наконец.
– Похоже, нет. А вот про то, что она в меня стреляла, забыл и никогда не вспоминаю.
– Я не могу научить тебя, как надо жить. Хотя сейчас именно этим и занимаюсь. И понимаю, что тебе пора расстаться с несбывшимися мечтами и вдохнуть вольного воздуха окружающего нас мира. Но вот я тебя убеждаю, а сам просеиваю через сито прошлое, как промывают мусор, что выгребли из-под питейного заведения в надежде отыскать крупицы золота, провалившиеся в щели между досками пола. Жалкая попытка добыть золото. Да, жалкая. Ты, Адам, слишком молод, чтобы копаться в воспоминаниях. Нужно жить, и тогда появятся новые воспоминания, и к старости добытого золота окажется куда больше.
Адам слушал, потупившись, а на его скулах играли желваки.
– Вот и хорошо, – заметил Сэмюэл. – Стисни покрепче зубы. Как же мы оберегаем собственную неправоту, как цепляемся за нее! Хочешь, расскажу о твоих грезах? И не думай, что ты первый и единственный в мире, кому они не дают покоя. Ты ложишься спать и гасишь лампу – и вот тогда в дверях появляется она. За спиной слабое свечение, и видно, как колышутся складки ночной сорочки. Она тихо подходит к кровати, а ты, затаив дыхание, откидываешь одеяло, чтобы пустить ее в постель, и отодвигаешь голову, освобождая место на подушке. Ощущаешь сладкий аромат ее кожи, единственный, неповторимый…
– Хватит! – с болью в голосе крикнул Адам. – Будь ты проклят! Замолчи! Прекрати встревать в мою жизнь! Словно койот, обнюхивающий дохлую корову!
– И мне это хорошо знакомо, – словно не замечая его гнева, тихо продолжил Сэмюэл. – Потому что и ко мне приходила ночная гостья. Месяц за месяцем, долгие годы. Да и сейчас приходит. И знаю, что должен запереть на двойной засов разум и замуровать сердце, чтобы закрыть ей дорогу, но не делаю этого. Все эти годы я обманывал Лайзу, предлагая ей ложь, фальшивку, а самое лучшее берег для той, из сладких ночных грез. И мне было бы легче, будь у Лайзы такой же
