К востоку от Эдема - Джон Эрнст Стейнбек
1
Не могу понять, почему реальность жизни и смерти ранит одних людей больнее, а другие переживают ее легче. Смерть Уны выбила почву из-под ног Сэмюэла и открыла ворота неприступной крепости, впуская старость. Лайзу, которая, вне всякого сомнения, любила семью не меньше мужа, смерть дочери не сломила. Ее жизнь по-прежнему протекала ровно и спокойно. Она горевала, однако сумела преодолеть боль утраты.
По-моему, Лайза принимала окружающий мир, как и Библию, со всеми ее противоречиями и несоответствиями. Смерть и ей была не по нраву, но Лайза знала, что она существует, и ее приход не стал неожиданностью.
Сэмюэл мог размышлять и философствовать о смерти, порой заигрывая, но в ее существование не верил. В его мире смерти не было места. Он сам и все, что его окружает, считалось бессмертным, и встреча со смертью стала кощунственным оскорблением, разрушившим незыблемую веру в бессмертие. Одна трещина в воздвигнутой Сэмюэлом стене, привела к крушению всего сооружения. По-моему, он всегда надеялся переспорить смерть, воспринимая ее как личного врага, которого можно одолеть.
Для Лайзы смерть была событием предсказуемым и ожидаемым. Даже в горе она продолжала заниматься повседневными делами и ставила в печь горшок с фасолью, пекла шесть пирогов и скрупулезно подсчитывала, сколько еды потребуется для приличной трапезы после похорон. Невзирая на горе, она следила, чтобы у Сэмюэла была выстиранная белая рубашка, его костюм из черного сукна вычищен и без пятен, а башмаки сияли. Наверное, удачная семейная жизнь складывается именно у таких противоположных по характеру супругов, благодаря чему их брак скрепляется с удвоенной прочностью.
Уж если Сэмюэл что-то признавал, то мог зайти гораздо дальше Лайзы, но сам процесс признания разрывал ему душу на части. После решения ехать в Салинас Лайза не спускала глаз с мужа. Она не знала, что именно задумал Сэмюэл, но чутье, свойственное хорошей, бдительной матери, безошибочно подсказывало: дитя точно что-то затевает. Она была стопроцентной реалисткой и, несмотря на тревогу, радовалась случаю навестить детей. Ей были интересны и дети, и внуки. Лайза не испытывала любви и привязанности к определенному месту, и дом являлся для нее короткой остановкой на пути к небесам. Работа Лайзе не нравилась, но она ее выполняла, потому что так надо. И она безмерно устала. Все труднее становилось преодолевать боль и онемелость в руках и ногах, которые по утрам мешали встать с кровати. Правда, до сих пор Лайза неизменно выходила победителем в этой борьбе.
Она с радостью ждала встречи с небесами, местом, где одежда не пачкается, не нужно готовить еду и мыть посуду. В тайниках сознания жила крамольная мысль, что некоторые вещи на небесах все же не заслуживают одобрения. Слишком уж много песнопений, а еще непонятно, как избранные умудряются так долго пребывать в праздности, которую им дарует жизнь в раю. Уж Лайза и там найдет себе достойное занятие. Наверняка и на небесах случаются непорядки. Например, нужно заштопать прореху на облачке или растереть бальзамом уставшее крыло. Наверное, время от времени следует перешивать воротники на небесных одеяниях, и, положа руку на сердце, не слишком верится, что в дальнем углу не обнаружится паутина, которую надо немедленно убрать с помощью намотанной на швабру тряпки.
Грядущая поездка в Салинас и радовала, и пугала Лайзу. Ей так понравилась сама мысль об отпуске, что порой становилось страшно: а не является ли эта радость греховной? А тут еще чатокские чтения. Конечно, идти на них не обязательно, Лайза туда скорее всего и не пойдет. А вот Сэмюэл пустится во все тяжкие. За ним нужен глаз да глаз. Лайзу не покидало чувство, что муж так и остался беспомощным юнцом. К счастью, она пребывала в неведении относительно того, что творится в голове у Сэмюэла, оказывая разрушительное действие на тело.
В отличие от жены для Сэмюэла место имело очень большое значение. Ранчо стало для него родным существом, и, уезжая, он словно вонзал нож в сердце любимого родственника. Однако, приняв решение, Сэмюэл начал обстоятельно готовиться, чтобы обставить все как положено. Он нанес визиты всем соседям, старожилам, помнившим былые времена, от которых, считай, ничего не осталось. Когда он прощался со старыми друзьями, те понимали, что расстаются они навсегда, хотя Сэмюэл не обмолвился об этом ни словом. Теперь Сэмюэл смотрел на горы, деревья и даже лица, будто хотел навсегда запечатлеть их в памяти.
Визит к Траску он оставил напоследок. Сэмюэл уже много месяцев не заезжал к нему на ранчо. Адам постарел, а близнецам исполнилось по одиннадцать лет, и только Ли изменился мало. Он и проводил Сэмюэла до конюшни.
– Давно хотелось с вами поговорить, – признался китаец. – Но кругом столько дел. А еще я каждый месяц стараюсь съездить в Сан-Франциско.
– Да, так уж повелось, – вздохнул Сэмюэл. – Когда знаешь, что друг рядом, не спешишь его навестить, и вот его больше нет, и тогда начинаются угрызения совести, что не пользовался каждым удобным случаем пообщаться.
– Я слышал о смерти вашей дочери. Примите соболезнования.
– Я получил твое письмо, Ли. Ты подобрал хорошие слова.
– Так говорят в подобных случаях в Китае, – ответил Ли. – Похоже, с возрастом во мне все сильнее проявляется китаец.
– Что-то в тебе изменилось, Ли. Только не пойму, что именно.
– Коса, мистер Гамильтон. Я ее отрезал.
– Точно.
– Так поступили все китайцы. Вы не знали? Вдовствующая императрица умерла, и Китай обрел свободу. Маньчжуры нами больше не правят, и китайцы не носят кос. Так провозгласило новое правительство. В Китае больше никто не носит кос.
– Это что-нибудь меняет, Ли?
– Не слишком. Голове стало легче, но вроде как чего-то не хватает, и чувствуешь себя неловко. К удобству привыкнуть нелегко.
– А как Адам?
– Вроде ничего. Только, считай, совсем не изменился. Просто не верится, что раньше он был другим человеком.
– Да, и я часто об этом думал. Быстро
