Музыка войны - Лазарева Ирина Александровна
Зачем она все это говорила мне, человеку, как она полагала, чуждому ей во всем по духу? Быть может, она все же еще верила, что мы были родные люди, ведь нас так многое связывало? И все же в конце ее пламенных слов я почувствовал, что она сейчас разрыдается, потому решительно схватил ее за локоть.
– Так, пойдем, пойдем…
– Куда? – Растерялась она.
– Да хоть сюда! – Я утянул ее в первый попавшийся ресторан.
Мы разместились в креслах за ширмой, подальше от людских глаз и суеты зала. Тогда-то Катерина, смирившись наконец с тем, что я не оставлю ее в покое, пока не узнаю истины, раскрыла мне все свои тайны, и я наконец узнал, чем она занималась и где жила все эти годы. Открывшаяся правда потрясла меня, она была хуже смерти, хуже пытки, и все же, спустя время я нашел в себе силы поведать обо всем, что узнал в тот день, потому я делюсь со своими читателями рассказом о любви и борьбе Катерины Воропаевой, девочки, рожденной посреди заснеженной сибирской тайги в увязшем в бескрайних сугробах тракторе.
Глава двадцать первая
После расставания со мной за Катериной стали ухаживать почти все мужчины из ее окружения: музыканты, бывшие однокурсники, свернувшие с эстрадного пути, и даже, сколь это ни странно звучит, ее ученик. Да, тот самый банкир, решивший в зрелом возрасте научиться играть на скрипке, к которому я некогда ревновал, лишь только узнал о том, что Катерина одинока, пригласил ее в театр, а затем в ресторан.
Будь это кто-то другой, она бы сразу отказала, потому как знала, что, будучи во власти разрушительных переживаний, она не была готова к новым отношениям, но ведь это был недосягаемый Александр, человек, смотревший даже на нее – красивую женщину – сверху вниз, как на человека второго сорта. Неужели пьедестал, на который он вознесся, был не столь высок, и с его вершины он все же был способен рассмотреть красоту, когда она представала перед ним? Неужели все эти месяцы он скрывал свое истинное отношение к Катерине?
Любопытство взяло вверх, ей захотелось понять и узнать поближе этого загадочного и скрытного человека, со стороны казавшегося лишенным мирских чувств и не способным на соблазны.
И все же после театра она наотрез отказалась проследовать с ним в ресторан, который он так советовал, но Александр не уступал. Незаметно начался теплый летний дождь, и его капли, как слезы, заблестели в свете вечерних фонарей и едва угасающего дня – как же поздно темнело в эти душные, знойные летние недели! Мостовые, казалось, кто-то припорошил мерцающей крошкой, и их лица заблестели от случайных капель.
– Пойдем скорее под козырек. – Сказал Александр и сильной рукой для столь утонченной внешности направил Катерину к дверям бутика. – Ну так что же? Боюсь долго мы здесь не простоим. Дождь может усилиться.
– Я вызову такси.
– Такси я и сам вызову. И довезу тебя до дома. Но… Зачем? Зачем портить вечер? Тебя ведь никто не ждет дома.
– Но вы…
– Я же просил, говори мне «ты».
– Хорошо. Ты… ведь женат.
Зачем она это сказала? Не затем ли, что Александр не снял с себя маску человека, отрешенного от земных обитателей планеты и живущего на небесных вершинах существа. Она не представляла, что он был за человек, был ли он честным или, наоборот, подлецом, был ли скользким или, наоборот, приятным. Словом, обладал ли он истинной нравственностью или только видимостью ее? Как можно было понять это все, когда его глаза едва блестели сквозь непроницаемую пелену, когда губы почти не улыбались, а если улыбались, то непременно делали это в полсилы, словно Александр слишком мало удовольствия получал от общения с Катериной, чтобы одарить ее полноценной улыбкой? Так что было для нее важнее: что он не женат или что он по-прежнему оставался для нее загадкой? Или последнее как раз-таки удерживало ее возле него? Она вконец запуталась в собственных мыслях, но голос Александра, вдруг изменившийся, ставший низким, хрипловатым, вернул ее к действительности:
– Женат. Но я, помнится, говорил, что моя семья давно живет во Флориде.
– И вы… то есть ты летаешь к ним постоянно.
– Крайне редко. Мы созваниваемся, но это все не то… Дети выросли без меня. Жене, я так понимаю, гораздо удобнее жить с моими безлимитными карточками и при этом подальше от меня. Это… не настоящая семья.
От столь сокровенных признаний Катерина сама изменилась в лице, щеки ее запылали, ей стало совестно, что она заставила рассказать все эти болезненные для него вещи. В его голосе ощущался надрыв и искренность, которые она никак не ждала обнаружить в своем ученике. Неужели и высокомерный Александр был способен на чувство?
– Мы давно уже не пара, если ты об этом. – Продолжал он. – У нас обоих были связи.
– И вот, как ты считаешь, ты на пороге еще одной такой связи. – Сказала вдруг Катерина, а затем усмешка скользнула по ее губам. – Неужели твой ум, твоя проницательность не подсказывают тебе, что это невозможно?
– «Над их бровями надпись: оставь надежду навсегда»… Я не сомневался, что ты именно такая женщина.
– И тем слаще должна быть победа, правда? А ты удивительно образованный для банкира человек.
Александр рассмеялся. Однако мгновение еще было не упущено: та откровенность и искренность, с которой он вдруг показал себя, еще были сильны в нем, и Катерина против собственной воли попала под его обаяние.
– Я просто предлагаю поужинать, ничего больше. Мне очень приятно просто быть с тобой, разговаривать. Разве ты не знаешь, что ты слишком умна и совершенна, чтобы опасаться неискреннего отношения к себе со стороны мужчин?
– Ты был всегда так холоден и отстранен… Я просто не узнаю вас, то есть, тебя.
И все же Катя поддалась на уговоры банкира, и вскоре они оказались в очень дорогом и малолюдном ресторане с возвышенными, почти небесными интерьерами, расписанными выдающимися художниками. Там ее ждало множество открытий: скрытный, невзрачный, высокомерный Александр оказался остроумным собеседником, интересным человеком со взглядами на жизнь, которые так перекликались с мировоззрением самой Катерины.
И все же она не торопилась окончательно поддаться его чарам, не спешила соглашаться на что-то большее: слишком свежи и болезненны были раны после недавнего расставания, слишком двусмысленно было семейное положение новоиспеченного поклонника, да и сам он внушал ровно столько доверия, сколько хватало на одну неделю, а затем требовались новые и новые доказательства честности и искренности его намерений.
Испробовав многие способы по соблазнению женщин на Катерине, Александр решил прибегнуть к одному из самых неоднозначных и слишком очевидных методов. Он пригласил ее на тайную богемную вечеринку в закрытом клубе, где в полумраке приглушенных огней бродили официанты с удивительно высокомерными и наглыми лицами. Они разносили бесконечные закуски и спиртное, с большим удовольствием принимали огромные чаевые от знаменитых и состоятельных людей.
Меж тем Александр знакомил Катю со все новыми и новыми знаменитостями и богатеями. Она же чувствовала себя неловко в своем самом дорогом вечернем платье, казавшимся столь будничным по сравнению с нарядами светских львиц.
– Узнаешь эту женщину с короткой стрижкой? – Он указал на еще довольно привлекательную актрису лет тридцати восьми с большими выразительными оленьими глазами, жалостливый взгляд которых сразу приковывал внимание.
– Нет… Кто это?
– Хамоватая.
– А, вспомнила, да. – Без особенного любопытства ответила Катя.
– А рядом с ней, шепчет ей в ухо… Сам Кузнечиков.
– Сам Кузнечиков?! – С таким притворным изумлением воскликнула Катя, что Александр сразу раскусил ее.
– Неужто и его не знаешь?
– Увы, наслышана о нем.
– Ну а этого человека ты знаешь? Если не знаешь, то я перестану уважать тебя.
Рыжий мужчина пожал Хамоватой руку, а затем, вероятно, пошутил, потому что актриса захихикала, а на лице режиссера Кузнечикова растянулась довольно скользкая, если не сказать мерзкая улыбка.
